Практическая фейрилогия
Шрифт:
Решившись, я открыла калитку и сказала:
— Конечно, заходите.
На слово «заходите» сработала магическая охрана, и чары пропустили гостью. Я провела женщину в дом, помогла снять пальто и пригласила в гостиную. Шапка заливалась лаем из-за закрытой двери на кухне, ба не могла ее утихомирить.
Я извинительно улыбнулась:
— Простите, моя собачка гостей не любит.
— Ничего.
— Хотите чаю или кофе? Или, можем, какао? На улице так холодно…
— Спасибо, нет.
Рини села на самый краешек дивана и разгладила юбки
Я даже не могла завидовать, только восхищалась. Вот кто бы смог заставить померкнуть красавиц-сидхе… Наверняка благие с большой неохотой отпустили Вайолет домой.
— Знаю, о чем вы думаете, — горько сказала красавица. — Как такая женщина, как я, могла вернуться в этот заурядный мир?
Весьма нескромная фраза, даже тщеславная, но ей позволительно говорить такое.
— Вы не могли не вернуться.
— Рини Кинберг… Магари — могу я называть вас так?
— Да.
— И вы называйте меня Вайолет, ведь мы с вами сестры — потому что поставлены в одинаковое положение. Нам обеим пришлось вернуться. Мы обе этого не хотели. Нет, не спорьте! Невозможно побывать в холмах и не заболеть. Я больна, Магари. Я всего неделю дома, и уже чахну, усыхаю, мне тошно…
— Мне тоже. Это пройдет. Так бывает со всеми вернувшимися. Это тоска по холмам.
— Я тоже фейриолог, — грустно улыбнулась Вайолет, — и знаю, что такое тоска по холмам, не тратьте на меня слова утешения, не отправляйте к врачам. Давайте говорить начистоту: тоска по холмам это нормальное явление. Любой адекватный человек, побывавший в холмах, будет страдать, оказавшись в нашем мире. Вы были у неблагих, но даже у неблагих лучше, чем в нашем мире, не так ли?
— Это дело вкуса.
— Вы хорошо спите, Магари? — протянула Вайолет, присматриваясь к моему лицу, ища на нем признаки болезни.
— Нормально.
— Как ваш аппетит?
Я непроизвольно коснулась своего живота. С момента возвращения из волшебной страны меня постоянно тошнит, голова побаливает, нервы шалят. Мне бы наведаться к врачу и заняться этим, только не хочется лишний раз отвечать на вопросы. Эдак я договорюсь до того, что расскажу им правду о том, что бог смерти выпил из меня пять лет жизни.
— Я, конечно, чувствую себя не очень хорошо, но эти симптомы вполне можно перетерпеть. Они пропадут через неделю-другую.
— А я не могу терпеть, — призналась Вайолет, и тоскливо обвела взглядом нашу гостиную. — Мир поблек. Еда не имеет вкуса. Люди кажутся куклами. Я представляю свое будущее в Кэнтоне, и содрогаюсь от ужаса.
— Вам ли содрогаться? Вы прекрасны, молоды, влиятельны, богаты, известны, счастливы в браке. Вы побывали у благих и вернулись. Вегрия вас обожает.
— Мне ничего этого
Я вздохнула. Вайолет гостила у благих, а это совсем не то же самое, что побывать у неблагих. Холмы благих, а особенно холм Кинни, это сосредоточие красоты и гармонии. Сидхе, живущие там, прекраснее всех прочих сидхе, и сам холм необыкновенный. Радужный свет, золотые деревья, изумрудные травы, единороги, яблони Богини — самые известные чудеса Кинни.
Глядя на гостью, я не могла не пожалеть ее. После холма Кинни оказаться в Кэнтоне… ужасно. Желая утешить ее, я сказала:
— Несмотря на всю красоту благих холмов, здесь, в нашем грязном скучном мире, у вас есть то, чего никогда не будет в холмах. Ваш муж, ваши дети, ваша…
— Муж? — прервала меня красавица. — Я терпеть не могу этого ублюдка. Он купил меня в девятнадцать лет и с ума сводил все эти годы. Ему важны моя красота и происхождение, но саму меня он презирает, как презирает всех женщин. Он богат, но его богатство и его объятия меня душат.
— А ваши дети?
— Дети… — Вайолет печально улыбнулась. — Мне мало их любви. Вы так молоды, Магари, вы не понимаете, что дети вовсе не залог счастья.
— Я практически ваша ровесница.
Вайолет пронзительно на меня взглянула.
— Сколько мне лет, по-вашему?
— Лет тридцать или около того.
— Тридцать восемь, — ответила она. — Да, мне тридцать восемь, почти тридцать девять. Вас удивляет, что у меня маленькие дети? Мне удалость забеременеть только в тридцать три, и за все годы бесплодных попыток я настрадалась столько, что возненавидела мужа, его мать-чудовище и все свое окружение. Да, я выгляжу моложе и не постарею, если не захочу, ведь я нашла секрет молодости и красоты.
— Ваша косметика, — кивнула я. — Все о ней слышали.
— Да, моя косметика творит чудеса, но красивое отражение в зеркале меня уже не радует, как не радует ничего в Вегрии. Я хочу жить иначе, хочу любить достойного мужчину, хочу развиваться в своем ремесле. Все это я могу найти в волшебной стране. Я всегда мечтала попасть в холмы, понимаете? Это была не блажь, а необходимость. Мое место там, в холмах, там я буду счастлива. И я имею права добиваться своего счастья, — решительно заявила она.
Я внимательнее посмотрела на женщину. Ее яркая красота отвлекала, слепила, так что не сразу становилось заметно, что уголки ее губ скорбно опущены, а под глазами тени. Даже чудодейственная косметика не скрывает бледности переживаний…
Какой уверенной в себе она была в Самайн, как высокомерно поглядывала на нас с Льютом, даже тот друид Максимус Ренг был с ней особо учтив. Но вот она у меня дома, без утайки и опасений рассказывает о своей тоске, и ничего в ней нет высокомерного…
Если верить ей, она всегда была несчастлива, несмотря на все свое богатство и красоту, и даже в детях не видит отдушины. Но раз дома ей так плохо, то почему она не осталась в Кинни? Об этом я и спросила.