Практическая психология личности. Драматические и игровые техники в работе психолога
Шрифт:
Последняя в нашем списке, но не последняя по своему вкладу в развитие психодрамы – это Анн Анселин Шутценбергер, ученица Я. Морено, французский психолог, доктор психологических наук, почетный профессор Университета Ниццы, где она более двадцати лет руководила лабораторией клинической и социальной психологии, автор более десятка книг по психотерапии. В настоящее время живет в Париже. Интересны факты биографии, повлиявшие на ее профессиональное становление. В 1950 г. А. А. Шутценбергер получила стипендию Фулбрайта и переехала в Америку, чтобы изучать процессы взаимодействия и групповой динамики у Курта Левина. Тогда же она познакомилась с Я. Л. Морено. Основатель социометрии Морено был впечатлен личностью и работой Анн настолько, что называл ее своей приемной дочерью, она была близка с ним до последних дней
Вклад Шутценбергер в групповую психотерапию и психодраму признан во всем мире: она была организатором Первого международного конгресса психодрамы в Париже в 1964 г., является сооснователем, экс-вице-президентом и с 2003 г. почетным архивариусом Международной ассоциации групповой психотерапии.
В 1970 г. Анн ввела практику дополнительных мер лечения больных раком и работы с их семьями, в 1985 г. начала работать с раковыми пациентами с последней стадией болезни (некоторые из ее пациентов прожили после терапии еще 15–20 лет).
В 1998 г. она опубликовала книгу «Aie, mes aieux», выдержавшую более 15 изданий только на французском языке. Эта книга переведена на многие языки, на русском она впервые выпущена в 2001 г. под названием «Синдром предков» и с тех пор несколько раз переиздавалась [72].
Основные понятия ее теории Шутценбергер:
– геносоциограмма – это классическое генеалогическое дерево, дополненное перечнем важных жизненных событий с использованием концепции, на которой основана социометрия Я. Морено. Геносоциограмма помогает каждому человеку лучше понять свою жизнь и свой «жизненный сценарий», свой профессиональный и личный выбор, принять во внимание семейные черты и особенности (сознательные и подсознательные), унаследованные через несколько поколений. Это способ показать некоторые подсознательные тенденции и повторы среди близких и дальних родственников, обнаружить их разнообразные роли, динамику создания мифов и легенд, скрытые семейные секреты и повторы (выбор супруга/супруги, болезни и смерти, профессии, образ жизни, взгляды);
– замещающие дети (несовершенный траур) – отличаются от «детей-восстановителей», которых принимают очень хорошо и в семье им отводится почетное место. Дети-восстановители – чаще всего это дети, которые помогли сплочению семьи, получению материальной выгоды от своего рождения, являющиеся донором для другого ребенка;
– состояния клиента «склеп» и «призрак» – часто связаны с семейными тайнами, которые рассматриваются как постыдные (убийство, инцест, тюрьма, помещение в психиатрическую клинику, разорение, внебрачные дети, туберкулез, рак или СПИД, проигрыш в карты, потеря семейного состояния и др.).
Некоторые семейные или исторические совпадения можно лучше понять как реакцию на годовщину, как синдром годовщины – выражение семейного и социального трансгенерационного бессознательного. Некоторые люди каждый год в одно и то же время испытывают чувство тревоги и подавленности – отчего, и сами не знают. Они не помнят, что это период годовщины смерти близкого человека – родственника или друга, и не могут установить сознательное соотношение между этими повторяющимися фактами. Многие люди перенесли операцию именно в день годовщины смерти или несчастного случая с отцом, братом, родственником. Это как бы случайное совпадение обнаруживается, например, после постоперационных осложнений. Геносоциограмма помогает обнаружить и понять «невидимые семейные узы» и идентификацию пациента с умершим членом семьи. Ребенок, родившийся после смерти в семье, не всегда оказывается заменой и не всегда имеет трагическую судьбу. Это зависит от того, перестала ли мать оплакивать свою утрату или она все еще тоскует о своем дорогом умершем ребенке и видит его, когда смотрит на своего нового малыша. Французский психоаналитик А. Грин употребляет образ «мертвая мать», в отношении матери, которая после смерти ребенка пребывает в таком глубоком горе, что она как бы умирает для всего мира. Она не может жить нормальной жизнью, ее мучают депрессии и психозы, и это пагубно сказывается на жизни и судьбе ее нового ребенка. У ребенка такой «мертвой матери» скорее всего, будет трудная жизнь. Не исключено, что у него будут наблюдаться суицидальные наклонности, шизофрения и другого рода психические отклонения. В качестве примеров можно привести истории жизни известных людей [72].
Винсент Ван Гог родился через год после смерти своего старшего брата, Винсента, и был назван тем же именем. В семье Ван Гога было запрещено говорить о смерти первого Винсента. Как известно, у второго Винсента была тяжелая жизнь. Он не мог жениться, часто болел, его неоднократно помещали в психиатрическую лечебницу. Когда его брат Тео женился и у него родился сын, он назвал своего малыша Винсентом. Несколько месяцев спустя Тео написал письмо своему брату Винсенту, который находился в психиатрической больнице в Арле, во Франции. Он писал: «Я надеюсь, что этот Винсент будет счастлив и сможет прожить такую жизнь, какую захочет». Когда Винсент получил это письмо, он покончил с собой, словно не допускал возможности, что два Винсента Ван Гога могут жить одновременно и быть счастливы. Тео умер вскоре после того, как получил сообщение о смерти брата.
Точно так же Сальвадор Дали всегда знал, кто был настоящий Сальватор Дали. Настоящий Сальвадор Дали был похоронен на кладбище. Это был его старший брат, в честь которого он был назван и который умер до его рождения. Каждую неделю он ходил вместе с матерью на могилу брата. В дальнейшем он объяснял свои эксцентрические выходки тем, что хотел создать дистанцию между собой и тем дорогим умершим мальчиком, чтобы их не путали.
Геносоциограмму можно использовать как метод и индивидуальной, и групповой терапии. Сферы применения ее также разнообразны. Это семейное консультирование, консультирование по вопросам профориентации, построения карьеры, выстраивания жизненных траекторий, консультирование онкологических и психически больных, а также использование в тренировочном и учебном процессе при подготовке студентов – психологов, медиков, социальных работников.
На большом клиническом опыте Шутценбергер показала, как «невидимая лояльность семье» заставляет многих из нас проживать жизнь, оставленную в наследство предками. В каждой семье есть традиции, пусть и негласные. В каждой семье есть ролевые ожидания. Положим, в одной семье принято всю финансовую ответственность за младших детей и родителей возлагать на старшего ребенка. В другой хоть один отпрыск должен получить медицинское образование, потому что в роду «все» были врачами. «Многие отцы или авторитарные матери удерживают при себе сыновей или дочерей, говоря: «Я столько жертвовал ради тебя, поэтому ты у меня в долгу». К сожалению, многие молодые люди включаются в эту игру и не “обособляются” от семьи (согласно выражению Мюррея Боуэна), не устанавливают дистанцию между собой и своей семьей. Они не становятся взрослыми, потому что чувствуют себя связанными обязанностями…» [72].
Ребенок либо принимает навязанную роль, либо становится изгоем в собственной семье. Взбунтоваться, пойти против предков могут немногие. На них вешают ярлык «неблагодарных» или «непутевых». Им говорят: «В нашей семье так не принято». Часто взрослые говорят ребенку: «Ты так похожа на маму!», «Он очень похож на дедушку Петю» или «легкомысленного дядю Сашу»… Страх, что ребенок повторит судьбу не самого популярного семейного персонажа, часто оправдывается. Вырастая, он играет навязанную роль.
Еще одна удивительная закономерность, которая наблюдается в семье, – синдром годовщины. «Некоторые люди переживают “юбилейные реакции”, когда их дети достигают возраста, в котором они сами пережили утрату. Например, мужчина, мать которого умерла, когда ему было пятнадцать лет, обнаружил, что печаль вернулась, когда его дочери исполнилось пятнадцать» [72].
А. А. Шутценбергер описывает случаи из клинической практики, когда внук заболевал раком в том же возрасте, что и его дед. Дочь попадала в аварию в том же месте и месяце, что и ее отец. Дети людей, переживших газовую атаку при Вердене или Хиросиму, геноцид, концлагеря и репрессии, начинали страдать от панических атак, кошмарных сновидений, квазиастмы в годовщины памятных дат. К ним словно возвращалась память предков, прошедших ужасы войны. «Мы объясняем подобное явление как нежелаемое и неосознанное наследие травм от ужасных событий, о которых нельзя говорить (настолько они пугающи). Это травмы невысказанные, приводящие в смятение… проявляются в виде психосоматических расстройств, воспоминаний о травмах, перенесенных другими людьми» [72].