Практика частных явлений
Шрифт:
Второй воет во сне, вскакивает и тут же падает.
Старая женщина брезгливо косится на него.
Болб! (перемещается по авансцене, частые остановки) Посидеть на скамейке, подышать гарью и пыльной зеленью. Не бросай пробку в траву! Запах чужих сигарет. Запах гудков и тормозов. Фу, какая вонь! (снова садится на ящик). Нет, я не буду здесь сидеть. (пауза) Толпа вокруг памятника. Калче клаб. (пауза) Хорошо бы сейчас выкурить сигаретку, хорошо бы сейчас выпить немножко коньяку. Какой-нибудь смешной джаз... (пощёлкивает пальцами в ритме легкого свинга) Там и сям гонят ливер из Изи. (встаёт, пощёлкивает пальцами, пританцовывает) Милые глупости бытия. (снова садится) В середине информационной программы я засну в своём кресле. Рефлекс. Релакс. (горячо) Выбросить бы телевизор в окно! Бумс! Разлетелся бы он на куски – или нет? Они сбежались бы, стали бы махать руками, охать, орать, верещать. Нет, дорогие мои, я не смогу вас развлечь, мне не дотащить его до окна. (пауза, потом презрительно) Они всегда там. Морщинистые лица, дрожащие головы, высохшие тела. Остатки глаз, расслабленная напряжённость потухших взглядов. Бумс! Мимо них, сквозь них! Если вглядеться то можно увидеть... услышать, как они говорят только одно – «Я – уже не совсем я. Извини. Так получилось». Хлоп! (встаёт, медленно подходит к спящему Второму, наклоняется, рассматривает его) Да, так получилось. Кто бы мог подумать? (смеётся) Как тяжело отлучаться от жизни! Как тяжело выпадать из неё! Дудто! Болб! Бумс! (берёт одну из валяющихся возле Второго пустых бутылок, нюхает её) Я – иду. Я – иду. (швыряет бутылку в сторону)
(тихо) Весь день выносили вещи. (встаёт, подходит к ящику, на который садилась раньше, наклоняется за своей сумкой) Кресла, стулья, стол. Она была балериной. (роется в сумке) Ширмы. Диван. Зеркало. (зевает) Нихт родственников. Нет естакана. (хохочет) Вещи – в музей! Для улучшения интерьера служебных помещений! Голб! (пауза) Я тоже зашла в квартиру. (достаёт из сумки термос и пакет с бутербродами, ставит термос на ящик, разворачивает пакет) Запах прожитой жизни. (наливает себе чай). Засохшие цветы. Книги. (откусывает кусок бутерброда) Фотографии. Альбомы. (Жуёт, потом пьёт чай) Она отлучилась полностью. (жуёт, потом пьёт) Сухари в вазочке, половина луковицы... заварка в чайнике. (пьёт) Я тоже взяла кое-что. Извини... (жуёт, пьёт) так получилось... Немного кофе в жестянке, кружевную салфетку и одну фотографию. (завинчивает термос, убирает в сумку) Она и молодой мужчина. Набережная, пальмы. Двести лет назад. (достаёт платок, сморкается) Полмира здесь фотографировалось. (хихикает) Потом пойдут на пляж, потом – ресторан, потом – опять пляж. Набережная. Танцплощадка. Беззаботная южная любовь. (залезает на ящик с ногами, застывает в нелепой позе) Ночь. Молодые, загорелые, жадные тела. Иди ко мне! Тише! (спрыгивает с ящика, на цыпочках ходит вокруг него) Тише... Соседи ещё не спят... тоненькая фанерная стенка... Слышен каждый шорох... Плачет ребёнок – объелся персиками... лучше на пляж! Там – темно. (крадётся на самый край авансцены) Можно купаться голыми. (подпрыгивает) Можно обвить его ногами в воде! Можно любить в песке! Песок на губах! Солб! (ложится на спину, некрасиво растопырив ноги) Кажется, он был военным. Часто встречала его на лестнице. В руках – цветы. Однажды её срочно вызвали в театр. Он уныло спускался вниз. Пригласила его к себе. (ухмыляется) Он часто приходил потом, пока его не перевели на Дальний Восток. (торжествующе) Она так ничего и не узнала! Бумс! Молб! (пауза) Кефир в сумке – день прожит. (лежа на спине, плюёт вверх) Половина четвёртого. (плюёт) Девять утра. (плюёт) Семь вечера. (плюёт) Чего семь? Чего девять? (плюёт) Вот такой блюз! (вскакивает, оглядывается) Какая духота! Ветер усиливается. Похоже, будет дождь. Я просто проваливаюсь куда-то!
Первый: (встрепенулся) Элен...
Старая женщина: Что он сказал, этот застрявший? Элен? Нет, я не Элен. Нет. (рассматривает Первого). Да, он – застрял. И он. Как много их, застрявших. Везде они. Озабоченные своими бесконечными проблемами, беспомощные, как малые дети. Нет, я не Элен. А они всё застревают и застревают. Фонды, комиссии, комитеты. Муниципальные услуги. (подходит к Первому, тот бессмысленно таращится на неё) Что же будет... что же будет, если застрянут все? (гладит его по голове) Кто же поможет всем? (Первый икает). Сначала ещё пытались разобраться, вели разные исследования (Первый икает). Нет, этому нет конца (щёлкает Первогопо носу, смеётся, встает) А я – иду! (марширует на месте) Я знаю, что я не иду, но я – иду! (говорит в ритме марша) Как пройти на набережную? Набережная на берегу. А у него, может, и усов-то нет. Работать надо – и деньги будут! Накатывает! (пауза) Я приносила ему молоко. (пауза) Хлеб. (пауза) Масло. (пауза) И солб. (пауза) Тридцать лет. (садится на «корточки» рядом с Первым) Вечно голоден – как кот. Всё никак не мог наесться. Ел, ел, ел. (начинает кружить вокруг Первого) Не могу сказать, что я мечтала именно о такой жизни, но и это было неплохо. Зудто! Он рассказывал мне разное – жизнь после смерти, светящийся вокзал, край света. Мне очень нравилась его дурацкая, в общем-то присказка: «Не знаю даже, что и сказать, вам на это». (смеётся) Странно – взрослый мужчина и не знает, что сказать. (смеётся) Вам на это. (пауза. Старая женщина останавливается за Первым, у него за спиной) Первый раз я подкралась к нему ночью. До этого он ещё колебался, раздумывал, но когда он увидел искажённое страстью лицо самки, то уже ничего не смог возразить. (громко) Я чуть ли не силой взяла его тогда! (отбегает в сторону, садится верхом на какое-то бревно и начинает на нём ездить вверх-вниз) Я делала, что хотела! Он был покорным, ведомым, весь в моей власти! Бумс! Бумс! Бумс! (сидя на бревне, ложится на спину и разбрасывает руки). Эта схватка напоминала одну сцену из модного тогда фильма... (лежа на бревне, покачивается) там играла популярная секс-бомба с лёгким налетом интеллектуальности. (протяжно) Интеллектуальная такая блядь... (энергично) Толб! Толб! Толб! (пауза) Я... (тихо) я всегда любила кино. (совсем тихо). Я смотрела всё подряд, а по вечерам рассказывала ему. Всё подряд, нон-стоп. (Первый шарит вокруг себя, находит хабарик, раскуривает) Сначала он раздражался, а потом привык, как миленький. Ждал, когда я приду. (Старая женщинавстаёт, подходит к Первому, забирает у него окурок. Тот не сопротивляется, сразу валится набок) Ждал моих рассказов. (затягивается) Мне очень нравился крутой боевик, в котором банда диких черногорцев охотилась за белой лошадью. Лошадь скакала верхом на обнажённой героине. (отбрасывает окурок, смеётся) Хлоп! Хлоп! Хлоп! (отходит вглубь сцены) Он считал меня ограниченной, чрезмерно похотливой и гиперсексуальной. (делает «по-маленькому») Да, я нравилась ему. «Ты думаешь только об этом», – говорил он мне. (встаёт) «Тебя ничего не интересует, кроме этого». (стоит со спущенными трусами) Да, меня всегда интересовало только это. Все мои благие порывы... (одевается, поправляет юбку) Нет, я ни о чём не жалею. Болб. (переходит авансцену) Моя подруга Марта упрекала меня за то, что я разбрасываюсь. (резко) Я не хотела ждать! (пауза) Я знаю, чего я хотела и чего я не хотела. (достаёт из сумки зонтик) Ветер усиливается? Тает снег? (раскрывает зонтик) Надо торопиться, надо купить хлеб. Надо куда-то спешить! Зудто! После того, как я поверну за угол, до булочной будет рукой подать. (небольшой прыжок) Я возьму большую дурацкую вилку и буду тыкать ею в буханки. (прыжок) Хлоп. (прыжок) Хлоп. (прыжок) Многие будут делать то же самое. (прыжок) А те, у кого нет вилок, будут спрашивать, не слишком ли чёрств хлеб. (прыжок) Вот и поговорили. (прыжок)
Второй просыпается и, пошатываясь, встаёт. Делает шаг в сторону Старой женщины и, споткнувшись, падает. Старая женщина смеётся.
Они вдвоем ухаживали за мной – Кирилл и его суетливый приятель с немецкой фамилией. (Второй стонет) Как-то решили поехать ночью за город, искупаться в заливе. (Второй стонет) Где-нибудь в районе острова Сент-Джорджа. (Второйкое-как встаёт и снова падает) Немец почему-то не смог... (складывает зонтик, убирает его в сумку) поехали вдвоём. Вышли из электрички. (поднимает окурок, закуривает) Покурили на платформе. Всё вокруг напоминало театральную декорацию. (оглядывается по сторонам) Тропинка, сосны, редкие огоньки дач. (прислушивается) Где-то негры пели рэп. (значительно) Бескровная победа чёрных! (Второй ползёт к ней) Бледный свет ночного залива. (Второй смеётся) Комары. (Второй ползёт к ней) Рыбаки-полуночники на гряде. (Второй подполз совсем близко, но Старая женщина отбегает в сторону) Когда мы выходили из воды, он взял меня за руку. (Второй, смеясь, ползёт к ней, она, смеясь, отбегает в сторону). Долго мы брели по отмели. (та же игра) Он так держал меня за руку... (смеётся) уже потом, через семьдесят лет, я поняла, что это было острее сотни иных слияний. (Второй ползёт – она отскакивает) Тем более, что итог один – воспоминания. (та же игра) Среди деревьев он обнял меня и посмотрел мне в глаза. (Второйпрыгает на неё, но не дотягивается. Она отскакивает и, поскользнувшись, падает.) Мы упали на песок. (оба смеются) Начало июня – песок на губах! (пауза. Первыйзаворочался) Как-то я дважды ходила за хлебом. Будто. (пауза) Видимо, я сильно провалилась в тот день.
Первый: (скулит) Элен. Элен. Где ты, Элен?
Старая женщина: Он всё твердит это имя. Он ждёт какую-то Элен. Нет, я – не Элен. (приподнимается на локтях) Они все со странностями, эти несчастные застрявшие. Может быть, я напоминаю ему кого-то? Ту, которую зовут Элен? (пауза) Тридцать лет. (пауза) Они капризничают, ворчат, они категорично судят обо всём. (встаёт) Быстро или медленно пролетели тридцать лет? Сорок лет? Сто лет? (отряхивается) Нон-стоп. Когда мне 64. Я не знаю, с чем сравнивать. Я и не сравниваю. Я – иду.
Второй швыряет в неё смятую газету, она увертывается. Берёт что-то из кучи мусора и швыряет во Второго . Попадает.
Булочная на берегу! (снова швыряет) Как надоела эта зависимость от бессмысленных потребностей высыхающего тела! (смеётся, швыряет чем-то в Первого) Король Хлеб! (швыряет во Второго) Герцогиня Булка! (то же действие, швыряет поочередно, то в Первого, то во Второго) Герцог Кефир! Синьор Помидор! Ролб! Ролб! Ролб! (Первый снова заваливается набок. Второйкуда-то уползает) (переводит дух) Ключ в замок – вперед, направо, на себя. Ритуалы! Рефлексы! Релаксы! Ежедневный осмотр пустого почтового ящика! (бьёт ногой по мусорной куче, разбрасывает хлам в разныестороны) Позвонить на почту и спросить: «Почему же вы не приносите мне уведомление с того света? Вы что, потеряли его?» Ах, суки! Я буду жаловаться, я буду писать, вызывать, звонить, орать, тошнить, блевать, срать, бить стёкла, сжигать дома, вычерпывать реки, опрокидывать машины, рвать траву, ломать деревья! Долб! (вне себя отгнева) Ещё его раздражало, что я проваливаюсь! (чужим голосом) «Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?» (Зло) А как объяснить? Я и сама не знаю. Это происходит – и всё! Просто происходит. Странное чувство. (пауза) Липкая пустота... будто бы земля раздвигается и ты повисаешь в бездонной пропасти. Ау-у-у! (пауза) Ни хрена не даёт ответа. Только не знал он, лапочка, что после того, как я провалилась в первый раз, я уже никогда не возвращалась назад до конца. Ни-ког-да. Нельзя вернуться. Им только кажется, что ты возвращаешься. И ему казалось. А я всё больше оставалась там, в липкой пропасти. Я проваливалась всё глубже и глубже. Я и сейчас проваливаюсь. Просто проваливаюсь куда-то!
Первый: Элен? Где ты была? Где ты была, Элен?
Старая женщина: Шлепс!
Первый: Элен... Ты не Элен, да?
Старая женщина: Нет никакой Элен. И не было никогда. Болб, молб. Даже сейчас я думаю об этом. Я продолжаю думать об этом. И морщинистые головы – они тоже думают об этом. (злобно хохочет) Взять и спросить у кого-нибудь из них: «Уважаемая морщинистая голова, уважаемое высохшее тело, не будете ли вы так любезны, ответить на один крохотулечный вопросик? Нашим читателям было бы очень интересно узнать – думаете ли вы об этом?» Джух! Вспышка в остатках глаз! (пауза, потом тихо) Все думают об этом... Старик, который прихватил меня возле бани... Ему сильно мешал живот, никак не мог дотянуться до меня, как следует. Оттолкнула его, ушла. До сих пор не пойму, зачем этот тип, с которым я познакомилась в универсаме, в самый последний, в самый кайфовый момент, подсовывал мне курицу под попочку? Холодный, мокрый, шершавый цыплёнок... Шуба-дуба-блюз!
Первый вновь сел. Трёт лицо руками, пытается привести себя в порядок, причёсывается. Старая женщина находит метлу и начинает уборку возле его ящика.
Это ещё в школе началось. Сладкая дрожь. Загадочные риффы секса. Мощный драйв желаний. Я не могла справиться с собой. (усмехается, Первый тоже) Он учил меня играть на гитаре. Держи ритм! Уан, ту, три! Ходили на концерты. Муви! Улица Рубинштейна, 13. Толпа у входа. Тупорылые дружинники. Озверевшая старуха-билетёрша. Наверх! (Первый усмехается) Вперед! Голб! Молб! Долб! Возбуждённые лица счастливых заговорщиков. Солб! Настройка инструментов. Толб! Пьянство на каждом углу. Бумс! Бородатый ведущий с бабочкой. Рёв зала. Хоп! По фойе бегает хорошенькая маленькая брюнетка с большой косой. Песня о чужестранце. В городе чужом, незнакомом...
Первый усмехается, она тоже.
Он собирал пластинки и всё хвастался одной, на которой Джон Майл играет карандашом на бубне. Его убили потом. Или в армии – или в тюрьме. Или не его. А, не помню я...
Появляется Второй , он тащит огромный пустой мешок.
Где-то я работала, по выходным всей компанией часто ездили за город, куда-нибудь поближе к воде. Забудь своё имя и стань рекой. Шашлыки, гитары, палатки и прочая ерунда. Воскресным вечером – назад, в душной, вонючей электричке. Толкотня. Здравствуйте, товарищ понедельник!
Второй начинает складывать в пустой мешок разбросанные вещи, Старая женщина подметает и кое-что относит в мешок. Первый выскребает из корзины остатки еды.
Однажды на соседнем озере произошел странный случай – из воды вынырнуло чудовище доисторического типа и стало громко, тоскливо выть. Ву-у-у! (Первый смеётся, Второй тоже) Да, жизнь не сахар. Вызвали солдат, пожарных, омоновцев. Приехало несколько «Скорых». Кто-то сошёл с ума. Прощелыга-репортёр с лицом честного негодяя, сказал потом по ящику, что это была обычная массовая галлюцинация, вызванная большой концентрацией нитратов, соцнеравенством и софистикой демократов. Смотри, не сдохни, как собака!