Права и обязанности
Шрифт:
Они остались в подвале на ночь. Они спрятались и сидели тихо, как крысы, прижавшись друг к другу для тепла. То проваливаясь в липкую, как подвальные стены, дрему, то снова пробуждаясь, они дотянули до рассвета. О том, что это рассвет, они узнали по полному ненависти голосу, спускавшемуся сверху – тот ворчал что-то про «треклятые четыре утра». Человек был не один – они, давно привыкшие к здешнему мраку, различили четыре силуэта. Двое встали по бокам двери, один держал миску, второй возился с ключами. Едва дверь распахнулась, как они ввалились внутрь, и несколько минут было слышно
– Что они там держат?!
– Думаю, его и держат.
– А как он выбрался в тот раз?
«Двадцать второй» закусил губу.
– Нам нужен ключ, – тем временем постановил его товарищ. – И мы добудем его!
***
О последствиях никто не думал. Точнее, думала ровно половина от отряда, то есть один человек. Но думал как-то вяло, без особенного интереса: наказание будет не первым. Эти стены и эти люди, заправляющие здесь всем, лично ему ничего не должны, и он им не должен ничего. В отличие от «тридцать пятого».
Они стянули ключ – когда вся бригада шла к лестнице после очередного кормления, им под ноги втихую подпихнули коробки, об которые те и споткнулись. В образовавшейся свалке не так уж сложно было обшарить карманы отчаянно барахтающегося человека. Они подождали у стеночки, пока лишние окончательно выберутся из коробочной западни, и исчезнут по одному в дверном проеме выхода. И только после этого решились высунуться.
«Тридцать пятый» орудовал ключом так же яростно, как делал почти все на свете. Он даже ложку всегда сжимал так, словно намеревался ею врезать кому-то - и хорошо, если только по лбу. Замок долго не поддавался, а когда, щелкнул, то «двадцать второй» сделал жест не открывать дверь сразу же. Перед этим он наклонился к скважине – иногда быть высоким очень неудобно – и произнес:
– Это мы. Кроме нас тут никого.
Ему казалось, это очень важно: чтобы тот, кто прячется по ту сторону, понял, что его надзиратели к происходящему не имеют отношения.
Тем не менее, все оказалось зря: едва дверь распахнулась, их обоих смело в стороны. Стало понятно, зачем были нужны охрана по бокам. «Тридцать пятый» рванул наперерез, прыгнул вырвавшемуся на волю маленькому торнадо на спину, сваливая на пол и придавливая собственным весом. Ему пришлось постараться, чтобы не быть немедленно сброшенным.
– Да тихо ты!.. – зашипел он злобно. – Хочешь, чтобы сюда пришли?!
Однако даже эти здравые слова не возымели эффекта – а быть может, хрипящее, рвущееся на волю существо их и вовсе не поняло. Едва обретя свободу, оно рвалось прочь, не желая оставаться на одном месте. «Двадцать второй» подошел к куче-мале, где внизу брыкался пленник комнаты за железной дверью, а сверху пытался его урезонить «тридцать пятый», и коротко, без замаха, пнул лохматого дикаря в челюсть. Не до крови, но вполне ощутимо. В ответ на это самоуправство последовал недовольный сип, и новый знакомый попытался убрать голову из опасной зоны.
– Я же сказал, – раздраженно заметил «двадцать второй», и повторил, выговаривая едва ли не по
Выпущенный на волю не обратил на сказанное никакого внимания: все так же вертелся, выискивая безопасное место. Однако внезапно замер. Не успели оба заговорщика этому порадоваться, как он подтянулся на локтях, и ткнулся требовательно в колено стоящего поблизости «двадцать второго» носом. Принюхался и внезапно довольно заворчал, будто обнаружил что-то для себя приятное. «Двадцать второй» поспешно отпрянул. Его подельник между делом перестал изображать ковбоя. Спрыгнул с чужой спины – дикарь тут же сел ровнее – и ухватив за плечо, развернул к себе.
– Уймись уже давай!.. – велел он нетерпеливо. – И что ты такого нашел в его коленках?
Но как оказалось коленки были ни при чем – все еще не уделяя словам внимания, новый знакомый обнюхал «двадцать второго» и выше, пока не добрался до кармана, куда без стеснения запустил пятерню. Пошарив немного, выудил спичечный коробок. Ткнулся в него носом и с явным наслаждением вдохнул.
– Кхм, – произнес хозяин коробка. Он все еще не совершал резких движений.
– Погоди-ка, – «тридцать пятый» нахмурился. У него было лицо Коперника, готового впервые чертыхнуться, едва оторвав взгляд от последней модели телескопа. – Погоди… ведь… ты помнишь тот обгоревший коридор, а?
«Двадцать второй» кивнул – он помнил.
– А ведь ты уронил внутрь его камеры спичку, – продолжал «тридцать пятый» непривычно для себя медленно. – Уже частично обгоревшую, к слову сказать
– Видимо, она затухла в полете и часть серной головки сохранилась, – подсказал «двадцать второй». Он все так же стоял столбом, явственно опасаясь совершать какие либо телодвижения. Пока на спине этой ходячей катастрофы сидел его товарищ, еще было ничего, но сейчас здравый смысл не рекомендовал привлекать к себе внимание лишним шевелением. Слабо похожий на нормального, выпущенный ими на волю пленник его настораживал.
– Он получил в руки половину спички, – еще раз повторил, то ли сам не веря, то ли желая донести мысль до сотоварища «тридцать пятый». – Половину! Спички! И выбрался из-за железной двери, спалил полкоридора, а потом…
«Двадцать второй» кивнул. Он все это прекрасно понял и без лишних слов.
– Эй, парень! – «тридцать пятый» присел на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. – Ну, давай смотри на меня, я тут! Черт да что ж ты прямо зверь какой-то… Последи-ка за ним, я посмотрю, не найдется ли в его дыре каких-никаких штанов… – И с этими словами он скрылся за железной дверью. Почти сразу же оттуда донеслось присвист и сдавленное ругательство.
– Иди сюда, – позвал он. – Ты должен это видеть.
«Двадцать второй» осторожно пошевелился. Новый знакомый не выразил желания немедленно наброситься, поэтому он обошел замершую фигуру, и сунулся в комнату, сам благоразумно порога пока не переступая.
Окон не было. Помещение четыре на четыре метра с высоким потолком и голыми стенами, с дырой в полу у дальнего угла – и все. Ни тюфяка, ни посуды, ни объедков – ничего. Ни единого предмета. Только стены и дыра.