Правда и вымысел о второй мировой войне
Шрифт:
Большинство буржуазных историков Англии предпочитают не вспоминать об этих и других фактах поддержки и поощрения фашистского режима. Документы из архива МИД Германии за 1933-1935 годы, убедительно подтверждающие прогитлеровскую позицию Уайтхолла, старательно замалчиваются. Остаются в тени и английские дипломатические документы, свидетельствующие об активной деятельности Форин оффиса в 1933-1935 годах по "легализации" вооружения Германии.
Англо-германское морское соглашение 1935 года стало не только первым явным актом политики "умиротворения" германского фашизма, но и важным шагом в ревизии версальской системы. Некоторые английские историки реалистически оценивают характер соглашения. Так Р. Сетон-Уотсон еще в 1938 году отмечал, что англо-германское соглашение противоречило принципам коллективного отпора агрессору. Англия пошла на нарушение версальской системы; ее действия опрокинули "общий дипломатический фронт, согласованный в Стрезе", подчеркивал Геторн-Харди, имея в виду, что соглашение было подписано без консультаций с Францией и Италией. Англия "простила все германские преступления", писал Р. Рейнер. "Вопиющей ошибкой" называет соглашение Г. Макмиллан [2].
Однако буржуазные историки не идут дальше. Они не видят или не хотят видеть, что переговоры с Германией, заключенное соглашение противопоставлялись правящими кругами Англии другой линии в международных отношениях - системе коллективной безопасности, которая как раз в то время начала складываться в Европе. Умалчивают они и о том, что соглашение создавало благоприятные условия для создания военного флота Германии на Балтике, что угрожало в первую очередь СССР [Советские историки справедливо отмечают антисоветскую направленность английской политики в вопросе о перевооружения гитлеровской Германии. [3]].
Английская буржуазная историография старается представить дело таким образом, будто у Англии в те годы не было свободы выбора: помешать перевооружению Германии она, мол, не могла, и, следовательно, ей приходилось спасать то, что еще было можно, то есть, легализуя, ограничить по возможности этот процесс [4].
С такой постановкой вопроса согласиться, конечно, никак нельзя. Остановить вооружение Германии Англия могла как через Лигу наций, так и по линии договоренности с Францией и СССР. Но почему же это не было сделано? Решительное выступление против перевооружения могло привести к падению Гитлера и "хаосу, который последовал бы в Германии", отвечает Тейлор [5].
Важным этапом политики "умиротворения" стал эфиопский кризис. Действия Лондона в 1934-1935 годах определялись задачей "приобщения" режима Муссолини к англо-французскому согласию в Европе. Считалось, что союз с Италией предупредит сближение двух диктаторов - Муссолини и Гитлера - и обеспечит безопасность колониальных владении Англии и Франции в Северной и Восточной Африке. Этой программой Лондон руководствовался как в период созыва конференции трех держав (Англия, Франция, Италия) в Стрезе (апрель 1935г.), так и в последующем.
Из мемуаров Идена и работы Колвина "Винситтарт в министерстве" видно, что еще до начала итальянской агрессии Англия начала разрабатывать план раздела Эфиопии. Итогом явилось известное соглашение Хора-Лаваля, подписанное в Париже 9 октября 1935г. Отметим подробность, на которую советскими историками не было обращено должного внимания: Муссолини извещался о каждом шаге секретных англо-французских переговоров. Хор и Иден не скрывают этого. Министр иностранных дел Франции, подчеркивает Иден, несколько раз информировал Муссолини по телефону о ходе переговоров [6].
Однако соглашение не удалось провести в жизнь. Его содержание стало известно и было опубликовано французской прессой. Разразился политический скандал, который смел как само соглашение, так и Хора, на место которого был назначен Иден. Эти обстоятельства, безусловно, повлияли на оценки, которые дает соглашению английская буржуазная историография. Ее мнение почти единодушно, что бывает довольно редко. Разглашение плана Хора-Лаваля, отмечает Черчилль, вызвало в парламенте страшное потрясение. "Этот кризис чуть не стоил Болдуину его политической карьеры. Он потряс и парламент и всю страну до самого основания". Это была попытка "раздела Абиссинии", подчеркивает Рейнер. Общественное мнение расценивало соглашение как "по мощь агрессору", справедливо пишет Карр. К такому же выводу приходит и Иден [7].
В этой связи неуклюже выглядят попытки Хора оправдать несостоявшуюся сделку. В своих мемуарах он уделяет этому особое внимание, называя план Хора-Лаваля "лучшим из возможных" и даже единственной "основой для компромисса с целью окончания разгоревшейся войны и восстановления фронта Стрезы". Поддерживает в этом Хора и Л. Эмери [8].
Буржуазные авторы вынуждены признать, что провал англо-французского плана и отставка Хора ничего не изменили в английской политике. "Иден,- замечает Тейлор,- занял место Хора как министр иностранных дел. План Хора-Лаваля исчез, но в остальном ничего не изменилось...". Англия продолжала бесчестную игру вокруг жертвы агрессии. И хотя Лига наций приняла решение о торговых санкциях против Италии, это не остановило агрессора, так как эмбарго на поставки нефти наложено не было, а военные санкции даже не рассматривались. Между тем именно эти меры, а также закрытие Суэцкого канала, как признают некоторые английские историки, могли остановить агрессора. "Англия убедила Францию отказаться от нефтяного эмбарго, единственной меры, которая могла остановить вторжение",- писал в 1941 году публицист Г. Армстронг. "Если бы нефть была включена (в санкции.
– Г. Р.),- подчеркивал К. Инграм,- то нетрудно предвидеть, что итальянские военные усилия оказались бы бесполезными". "Одна из двух мер могла сразу прекратить войну: закрытие Суэцкого канала или эмбарго на поставки горючего Италии...",- отмечал лейборист М. Фут. А. Иден расценивал нефтяные санкции как оружие, "которое могло заставить Муссолини прийти к разумным условиям" [9].
Справедливы ли эти мнения? Вполне. Достаточно сослаться на свидетельство самого Муссолини. Как сообщает переводчик Гитлера П. Шмидт, Муссолини сказал фюреру перед подписанием мюнхенского соглашения, что нефтяные санкции заставили бы его уйти из Эфиопии "в течение недели" [10].
Почему же Англия отказалась от них? В воспоминаниях бывших государственных деятелей Англии развивается следующая версия: закрытие Суэцкого канала и нефтяные санкции могли привести Англию к войне с Италией. Результатом явился бы неизбежный развал "фронта Стрезы" и сближение Муссолини с Гитлером. В этом единодушно убеждают читателя Хор и Эмери, Черчилль и Иден [11].
Английская буржуазная историография замалчивает тот факт, что позиция Англии в отношении нефтяных санкций была вызвана отнюдь не страхом войны, а боязнью краха фашистского режима в Италии. Как сообщает английский историк-марксист Э. Ротштейн, в дни эфиопского кризиса Н. Чемберлен откровенно заявил одному иностранному дипломату, аккредитованному в Лондоне, что военное поражение Муссолини неизбежно "привело бы к хаосу в Италии". Ф. Уолтерс, являвшийся в 1935 году помощником Генерального секретаря Лиги наций, впоследствии пояснял: в ответственных кругах Лондона, и в частности в Форин оффисе, боялись, что поражение Муссолини "приведет к победе коммунизма в Италии" [12]. Таким образом, позиция Лондона в эфиопском кризисе во многом определялась классовыми интересами английской буржуазии. Чтобы не допустить краха фашистского режима в Италии и возникновения там революционной обстановки, Даунинг-стрит был готов пожертвовать Эфиопией.
Торжество итальянского агрессора многие буржуазные историки и публицисты Англии оценивают как сильный удар по системе коллективной безопасности и Лиге наций, как важную веху на пути к войне. "С момента абиссинского эпизода,- писал лейборист Г. Батлер,- было ясно, что Лига умирает...". "Победа Италии,- признает Карр,- была тяжелым ударом для Лиги...". "Это был смертельный удар, нанесенный как Лиге, так и Абиссинии",- вторит ему представитель объективистско-критического направления Тейлор и замечает, что Лигу наций "убила" публикация плана Хора-Лаваля [13].