Правда или долг
Шрифт:
Боаз взял Константина под руку.
— Пойдем, навестим Гилада, — сказал он. — Но сначала сделаем кофе. Я сплю на ходу.
— Думаю, излишне об этом говорить, но господину Гордону после того, как он проснется, не стоит пить кофе, — обратился к Константину врач.
— Не волнуйтесь, доктор. Я всегда строго придерживаюсь рекомендаций врачей. Надеюсь, доктор Ля Пьер сказала вам то же самое?
Глава 16
Первые несколько секунд Гилад не открывал глаза, стараясь прогнать
— Надо же, еще никогда не лежал в одноместной палате, — заговорил Гилад. — Почти отпуск. Всего и делов — попасть в аварию и удариться головой.
Говорил он негромко, почти шепотом, но Константин открыл глаза и сменил расслабленную позу на более напряженную.
— Похоже, я тебя разбудил, — виновато проговорил Гилад.
— Тебе никто не говорил, что у тебя ужасный вкус в литературе? Десять страниц Сидни Шелдона действуют в сто раз лучше снотворного. Как ты себя чувствуешь?
Гилад помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям.
— У меня болит голова, — начал он, — и тошнит. И еще я вижу все так, будто мне завязали глаза полупрозрачной повязкой.
— Это действие лекарства, через пару часов ты будешь видеть еще лучше, чем раньше. Правда, тебе придется заказать новые очки, потому что старым повезло еще меньше, чем твоей машине. Расскажи мне, что произошло. В историю о том, что ты превысил скорость, я не поверил.
— Превысил скорость? Да я ехал как черепаха! — возмутился Гилад. — Хорошо, может, в какой-то момент я ехал быстро, но дорога была абсолютно свободной. Этот сукин сын ехал с выключенными фарами, а когда оказался прямо за мной, включил дальний свет. На долю секунды я зажмурился, потому что свет отразился в зеркале заднего вида и лишил меня возможности что-либо видеть. А потом этот идиот попытался меня обогнать. Я сдал вправо и съехал на обочину, чтобы дать ему проехать — там узкая дорога, но он и не думал проезжать, а тоже сдал вправо. Я не успел понять, что произошло, почувствовал, что теряю контакт с дорогой… а потом очнулся в приемном покое больницы.
Константин закрыл книгу и вернул ее в сумку Гилада, которая висела на спинке кресла. После этого он поднялся, взял стул и поставил его рядом с кроватью.
— Признаться, ты меня напугал.
— Что ты говоришь! А я вот вообще не испугался — я каждый день попадаю в аварии! — Гилад вздохнул и поправил подушку. — Я за рулем уже десять лет, и это моя первая серьезная авария. Послушай… — Он в очередной раз оглядел палату. — Где Кристина?
— Думаю, она еще спит. Ей сделали операцию, потом — переливание крови. Она поправится. Как и ты, впрочем.
— Операцию? Какую?
Константин молчал, изучая желтоватую жидкость в пакете капельницы.
— Кесарево сечение. Доктор сказал мне, что ты…
— Да, я понял. — Гилад сделал паузу. — У меня такое чувство, что я сплю и вижу сон. И я хочу, чтобы этот сон закончился. Потому что интуиция подсказывает
— Ты, конечно же, не запомнил водителя. Может, ты помнишь, как выглядела машина?
Гилад пожал плечами.
— Если честно, в тот момент мне было не до машины. По-моему, это был джип. И, как мне показалось, у него были не израильские номера. Белые. Палестинские. Но это на самом деле могло мне показаться.
— Кристина должна была ехать с тобой? Ведь вам не по пути, и у нее есть своя машина.
Гилад посмотрел на Константина.
— Ее машина в ремонте. Она должна была забрать ее вчера, но не успела, позвонила мне вечером и попросила ее забрать. Помню, мы еще хотели поехать в какой-нибудь ресторан, но потом решили, что поедем домой.
— То есть, ты должен был ехать один?
— Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Надеюсь, это временное отсутствие аналитических способностей, вызванное действием лекарства.
Гилад сел на кровати.
— Нет, — сказал он, покачав головой. — Нет-нет. У меня пока что нет паранойи, и я не думаю, что кто-то хочет меня убить.
— Вас не за что убивать, капитан?
— Конечно, нет!
— Судя по всему, и скрывать вам тоже нечего. Я знаю вас уже не первый год, но вы и словом не обмолвились о вашем отце.
Константин принял выжидательную позу и посмотрел на бывшего консультанта. В глазах Гилада мелькнула нерешительность.
— Что ты знаешь про папу? — спросил он.
— Владимир Гордон, уроженец Советского Союза. Оставив семью, репатриировался в Израиль. Служил в армии, генерал-майор, стратег, специалист по террору, подразделение «Кидон». Погиб во время операции «Защитная стена» при невыясненных обстоятельствах. По крайней мере, так написано в отчетах. Я располагаю более подробной информацией.
— Какой?
— Тебе будет спокойнее, если ты этого не узнаешь.
Гилад сцепил пальцы, но ничего не ответил, и Константин расценил это как приглашение к продолжению диалога.
— В то время его сын Гилад — такое имя он взял незадолго после того, как приехал в страну — должен был поступать в университет. Он был официально признан непригодным к армейской службе, так как страдает редкой формой серповидно-клеточной анемии. После известия о гибели отца Гилад решил изменить свои планы. Он воспользовался услугами Итая Бен Ари, военного врача — кстати, моего бывшего армейского коллеги и хорошего друга — для того, чтобы подделать документы. Он получил академическую отсрочку, потом — степень бакалавра стратегии и аналитики, а после этого начал служить. Проблема возникла тогда, когда лейтенанту Гордону отказали в его просьбе и не приняли его в подразделение «Кидон», куда он хотел попасть. Поэтому лейтенант Гордон отслужил указанный в контракте срок и демобилизовался из армии. После этого он написал резюме и послал его, в том числе, на электронный адрес капитана Землянских, и таким образом добился своего — посвятил свою жизнь борьбе с террором, так, как в свое время сделал его отец. «Армия не позволила мне в полной мере раскрыть свой потенциал», — процитировал строчку из резюме Константин. — Хорошо звучит.