Правда на крови
Шрифт:
Старый журналист хотел сказать, что будет, куда он денется, не таких жизнь обламывала, но посмотрел в горящие синим пламенем глаза Ильи и поежился. А черт его знает, может, и не будет, фанатики во все времена водились, за правду страдали, на кострах горели, а народишко возле тех костров грелся, особенно в суровые зимы. С другой стороны, на костры их отправляли такие же фанатики, так что неизвестно, каким боком жизнь повернется, какой стороной монетка упадет. Время покажет.
Не отвернулась в эти дни от Ильи только Рита, которая защищала своего друга, как могла. Но ее – не без оснований –
Сама, видать, нацелилась на молодого перспективного холостяка, хотя с ее внешностью об этом и говорить смешно. Рита колкие намеки пропускала мимо ушей, потому что ее приводило в отчаяние другое: Илья теперь уедет, и ее робкие мечты о совместном счастье будут похоронены навсегда. Поехать вместе с ним? В качестве кого? Впрочем, Илья ей этого не предлагал, а сама она скорее умерла бы, чем намекнула ему на свои чувства.
В итоге, через два дня после получения диплома Илья собрал свои нехитрые пожитки, попрощался с Ритой, которая не скрывала своего огорчения и нежелания расставаться с другом, господи, именно с другом, только с другом! – и сел в поезд, направлявшийся на восток.
Настроение у молодого журналиста было, вопреки предсказаниям и ожиданиям, не просто приподнятое – великолепное. Он без сожаления оглядывался назад и думал о том, как на новом месте начнет жизнь заново, пробьет себе дорогу, сделает настоящую карьеру благодаря своему таланту, а не родственным или иным связям. Главное – не отступать от своих основных принципов: все своими руками и все честно. И тогда, как поется в песенке из некогда популярного телефильма, «посмотрим, кто у чьих ботфорт в конце концов согнет свои колени».
В мечтах Илья уносился в неопределенные дали, где он, уже признанный, прославленный и – правда, так правда – высокооплачиваемый журналист живет и работает в Москве или Санкт-Петербурге, еженедельно публикует острые материалы, о которых потом повсюду говорят, ведет передачу на телевидении… Он берет интервью у самых известных людей, бесстрашно разоблачает преступления и нечистоплотность, заступается за несправедливо обиженных… Его узнают на улице… Его уважают все, даже те, кого он безжалостно обличает… В общем, стандартный набор грез молодого журналиста любого пола.
Общему подъему настроения и полету фантазии несколько мешали мысли о Рите. Илья, в общем-то, не отдавал себе отчета, до какой степени успел привязаться к этой девушке, видя в ней «своего парня», доброго, отзывчивого друга, строгого, но справедливого критика, который первым читал все, что выходило из-под пера Ильи. Возможно, Рита была не так талантлива, как Илья, но редактор, что называется, – от Бога. Вспомнив об этой стороне их отношений, Илья ощутил легкую тревогу: а не слишком ли он привык к помощи Риты, не стал ли «слепым» к своим текстам, справится ли самостоятельно?
Вслед за мыслями о Рите, пришло воспоминание о Виктории, которая, похоже, так и не успокоилась. Во всяком случае, Илье показалось, что он видел ее на вокзале: девушка старалась быть как можно более незаметной, но не спускала глаз с Ильи. Спасибо, конечно, что удержалась от публичного скандала, только такого завершения проводов ему и не хватало! И не только от скандала: теоретически Илья допускал возможность того, что Виктория и из пистолета пальнет, не задумываясь, и кислотой в лицо плеснет с диким воплем: «Так не доставайся же ты никому!», и очередную попытку самоубийства предпримет прямо тут же, на вокзале, что называется – не отходя от кассы… Слава Богу, обошлось.
«Из-за этой романтической дуры приходится начинать все сначала. Из-за нее и Риты не будет рядом. Кому нужна эта сама любовь, хотел бы я знать? Да и есть ли она на самом деле? Нет, все это – блажь, прихоть капризной девчонки. Привыкла, что поклонники вокруг нее увиваются, кукла избалованная. И не жалко ее мне совсем. Нет, хорошо, что я уехал… А с Ритой можно будет переписываться и встречаться. А может быть, она тоже приедет в Волжск? Хотя бы в гости… Впрочем, поживем – увидим…
Ночь, которую Илья провел в поезде, была одной из самых спокойных в его жизни. И уж точно – самой счастливой… пока. Очень разумно устроено, что человек может только мечтать о своем будущем, но не в состоянии его предвидеть. Иначе половина из нас сошла бы с ума от ужаса, а второй половине было бы решительно скучно жить. Несмотря на вспыхнувший в обществе жгучий интерес к гадалкам и прорицателям всех видов, нам по-прежнему «не дано предугадать». И слава Богу!
В эту ночь Илья даже вывел некую закономерность в своей жизни, где каждый новый этап начинался с… поезда. В поезде его нашли и дали затем возможность выжить, теперь он начинает новую страницу жизни – тоже в вагоне пассажирского поезда. Он даже провел некую параллель между своим жизненным путем и железнодорожной колеей, которая, как известно, резких поворотов никогда не делает по причине своей несгибаемости. Конечно, Илья страшно обиделся бы, если бы кто-нибудь, прочитав его мысли, от души бы посмеялся над таким культом прямолинейности. Но смеяться было некому, так что Илья благополучно заснул под все эти умные размышления.
Не говоря уже про стук колес, под который вообще спится совершенно прекрасно.
Глава вторая. Звезда местного значения
Город Волжск встретил Илью почти приветливо. Тот самый ростовский журналист, который единственный открыто выразил недоумение по поводу слишком уж бескомпромиссного поведения молодого дарования, оказался единственным же, который помог: позвонил своему старинному приятелю – главному редактору чуть ли не самой авторитетной газеты Волжска и попросил помочь начинающему коллеге. А самому начинающему коллеге дал точный адрес того, к кому следовало обратиться по прибытии.
Оставив чемодан с нехитрыми пожитками в привокзальной камере хранения, Илья пешком отправился в редакцию, до которой, как, впрочем, почти до всего в городе было по меркам Ростова – рукой подать, и был почти тут же введен в кабинет, где в густых клубах табачного дыма восседал массивный человек в старомодных роговых очках – главный редактор, Владилен Сергеевич.
– Так вот ты, значит, какой – Астраханский. Ну, проходи, садись, знакомиться будем. Куришь? Нет? И правильно делаешь, я вот скоро помру, а без соски не обхожусь. А с другой вредной привычкой у тебя как?