Правда о Бэби Донж
Шрифт:
— Откуда вам все это известно? — набравшись смелости, спросил Франсуа.
Рука адвоката легла на папку, словно лаская ее.
— Все вот тут, в этой папке. У нас есть официальные показания моей клиентки. Нам также известно, что в то утро до завтрака она вас даже не видела. Из этого я заключаю, что у нее не было особой причины отравлять вас именно в то воскресенье, а не в любой другой день. Продолжим.
Франсуа, не в силах больше сдерживаться, вскочил, но мэтр Бонифас безапелляционным жестом усадил его на место.
— Ваши возражения я выслушаю потом. Итак, продолжаю. В то воскресенье имелись, самое меньшее, три свидетеля. Среди них тот, кого ваша жена должна особенно опасаться, — ваш брат: все знают, как он к вам привязан.
Вашей жене известно, что вы химик, господин Донж. Ваш брат, не имея диплома, тоже привык
Следовательно, невозможно дать сразу смертельную дозу мышьяка, не вызвав симптомов, которые большинство людей, тем более химики, способны распознать.
Мэтр Бонифас не улыбался, но смотрел на Франсуа с довольным видом, поглаживая бороду.
— Почему же ваша жена, умная женщина, дает вам подобную дозу именно в тот день, именно в воскресенье? Сейчас объясню. Если не возражаете, допустим, что это говорит прокурор. В то воскресенье ваша жена совершает ошибку. До тех пор она клала в кофе только слабые дозы, понемногу подрывавшие ваше здоровье, готовившие, так сказать, почву… В освещенном солнцем саду, где она окружена людьми, ее рука не столь тверда…
— Но клянусь, все это…
Мэтр Бонифас сокрушенно вздыхает.
— Прошу вас, господин Донж!.. Мы изучаем факты, только факты, и я ничего не могу поделать, если из этих фактов логически вытекают различные гипотезы. Судить буду не я. Судить будут простые в большинстве своем люди, которые будут знать о вас и о моей клиентке только то, что скажут в зале суда.
Вот тут Франсуа поступил, как мошка в ледяной воде. Он замер. У него больше не было сил бороться. Продолжал ли он слушать? Слова мэтра Бонифаса доносились к нему издалека, но с отчетливостью, в которой было нечто резкое и беспощадное.
— Вчера следствие закончилось. Утром дело будет отправлено в Следственную палату. Это досье, увы, — произведение не мое, а вашей жены. Она ни в чем не хотела руководствоваться моими советами.
Может быть, мне удалось бы отстоять версию о преступлении на почве ревности, не вмешивая третьих лиц. В вашей жизни имеют место увлечения, достаточно широко известные, чтобы о них с надлежащим тактом можно было упомянуть перед судом.
Мэтр Бонифас проговорил эти слова очень быстро. Он явно осуждал всякое посягательство на мораль. Дочь-горбунья, невыносимая служанка, грязные ногти. И кабинет, не менее мрачный, чем лавчонка аптекаря, только вместо склянок с лекарствами — разрозненные потрепанные тома на черных этажерках…
— Следователь господин Жифр — это его первое значительное дело в наших краях — вел допросы с осторожностью и проницательностью, которым приятно воздать должное. Если позволите, я сейчас зачитаю вам некоторые ответы моей клиентки.
Неужели наконец появится Беби? Пусть даже окарикатуренная ужасным адвокатом и этим следователем-велосипедистом. Розовая папка приоткрылась, мэтр Бонифас вынул из нее отпечатанные на машинке страницы.
Вопрос: Вы показали вчера, что не ревновали мужа и несколько недель спустя после свадьбы предоставили ему полную свободу в отношении женщин.
Ответ: При условии, что он не будет ничего от меня скрывать».
Франсуа на секунду прикрыл глаза. Он представил, как Беби, напряженная, с заострившимися чертами лица, четким голосом отвечает на этот вопрос. Адвокат бросил на него быстрый взгляд и продолжал.
Вопрос: С тех пор соглашение всегда выполнялось той и другой стороной?
Ответ: Всегда.
Вопрос: Вы любили мужа?
Ответ: Не знаю.
Вопрос: Иначе говоря, жили вы как жена с мужем или, как явствует из ваших предшествующих показаний, как два товарища?
Ответ: Как жена с мужем.
Еще один, на этот раз более любопытный, взгляд мэтра Бонифаса, сохраняющего полную неподвижность. Мэтр Бонифас явно не может взять в толк, что можно жить вместе как…
Вопрос: Эти позиции не представлялись вам несовместимыми?
Ответ: Я так не считала.
Вопрос: А теперь?
Ответ: Не знаю.
Вопрос: Итак, вы настаиваете, что покушались на жизнь мужа не под влиянием ревности?
Ответ: Да.
— Но
Мэтр Бонифас, как пораженный громом, воззрился на Франсуа с почти комическим ужасом. Донж не повел бровью, поэтому адвокат, поспешив набить нос табаком, продолжал.
Вопрос: Тогда поставлю вопрос более точно: если побудительный мотив преступления — не ревность, то вправе ли я заключить, что таким мотивом явилась ненависть или любовь?
Ответ: Ненависть.
Вопрос: Но ранее вы показали, что любили мужа. В какой момент любовь сменилась ненавистью?
Ответ: Не могу уточнить.
Вопрос: Несколько лет назад?
Ответ: Не думаю.
Вопрос: Год?
Допрос напомнил Франсуа исповедь в детстве, когда священник выпытывал у него, не согрешил ли он намеренно помышлением, делом или взглядом.
Ответ: Не знаю.
Вопрос: Полгода?
Ответ: Наверно, раньше.
Вопрос: Но мысль устранить мужа возникла у вас лишь после того, как вы похитили яд из лаборатории?
Ответ: У меня еще не было намерения устранить его.
Вопрос: Какую же цель вы преследовали?
Ответ: Не знаю. Так дальше продолжаться не могло. Нужно было выбирать: он или я. У меня не хватило мужества покончить с собой — наверно, из-за Жака. Ребенок нуждается в матери больше, чем в отце.
Вопрос: Итак, вы размышляли, кого же из вас двоих предпочтительней устранить?
Ответ: Да.
Вопрос: Как долго вы размышляли?
Ответ: Несколько месяцев.
Вопрос: Где в это время хранился мышьяк?
Ответ: В моем туалетном столике, в коробочке из-под рисовой пудры.
Вопрос: И каждый раз, когда ваш муж приезжал в Каштановую рощу, вы смотрели на него, ели за одним столом, спали в одной комнате, зная, что со дня на день посягнете на его жизнь?
Ответ: Окончательно это не было еще решено, но я об этом думала.
Вопрос: Значит, ваша обида была очень велика?
Ответ: Я не могла больше жить рядом с ним.
Вопрос: Можете вы подробно изложить свои претензии к нему?
Ответ: Нет.
Вопрос: Он отказывал вам в необходимом? Был груб с вами? Чем-либо попрекал? Бил? Проявлял ревность, подозрительность?
Ответ: Он не замечал меня.
Вопрос: Третьи лица не подстрекали вас избрать путь, которым вы пошли?
Ответ: Нет, никто.
Вопрос: Какие отношения были между вашей матерью и мужем?
Ответ: Нормальные отношения зятя с тещей. Думаю, Франсуа спокойно терпел ее и давал ей деньги.
Вопрос: Всегда без возражений?
Ответ: Почти.
Вопрос: Давали бы вы матери больше денег, если бы сами имели состояние?
Ответ: Возможно.
Вопрос: Значит, вы признаете, что из ненависти покушались на жизнь мужа, но не способны изложить причины этой ненависти?
Ответ: Я слишком страдала.
Вопрос: Американские судьи считают основанием для развода мотив, которого наши законы не признают. Он называется у них «нравственная жестокость». Не обвиняете ли вы мужа в нравственной жестокости?
Ответ: Без ответа.
Вопрос: В воскресенье двадцатого августа вы хладнокровно подготовили его смерть. Спустились из своей спальни с пакетиком, содержащим мышьяк. Знали вы точно, как действует мышьяк?
Ответ: Я знала, что от него умирают.
Вопрос: И вас не страшили последствия, которые этот поступок повлечет для вас?
Ответ: Нет. С этим надо было кончать.
Вопрос: С чем кончать?
Ответ: Не знаю. Было бы слишком долго…
Вопрос: Попытайтесь.
Ответ: Вы не поймете.
Вопрос: Пакетик был у вас в руке, когда вы клали сахар в кофе?
Ответ: Он был у меня с той минуты, как я вышла на террасу. Я завернула его в носовой платок.
Вопрос: И у вас не возникло ни колебаний, ни сомнений?
Ответ: Нет.
Вопрос: Когда вы приняли окончательное решение?
Ответ: Утром, когда встала. Муж укатывал теннисный корт. Он был в пижаме и домашних туфлях.
Вопрос: И этого оказалось достаточно, чтобы решиться убить его?
Ответ: Да.
Вопрос: Вы не испытывали угрызений совести, глядя, как он пьет отравленный кофе?
Ответ: Нет. Я думала, заметил ли он отраву.
Вопрос: Но он ничего не заметил?
Ответ: Кажется, обнаружил, что у кофе неприятный привкус. Франсуа был слишком далек от…