Правда о деле Гарри Квеберта
Шрифт:
— Это была невероятно грустная сцена. Он произнес что-то вроде: «Значит, она умерла… Я все это время копил деньги, чтобы она могла поступить в университет». И представь, на следующий день у его дверей выстроилось пять фальшивых Нол. За баблом. У бедняги от этого совсем крыша съехала. В дикие времена мы живем, Маркус, честное слово: столько дерьма у людей в душах. Я так думаю.
— А отец часто так делал, музыку ставил на полную мощность? — спросил я.
— Да, все время. Кстати, о Гарри… Знаешь, я тут вчера встретил в городе мамашу Куинн…
— Мамашу Куинн?
— Ну да, это прежняя владелица «Кларкса». Она тут всем направо и налево говорит, что всегда знала, что Гарри имел виды на Нолу… Якобы у нее тогда было неопровержимое
— Что за доказательство?
— Понятия не имею. От Гарри есть какие-нибудь новости?
— Я к нему завтра поеду.
— Передавай от меня привет.
— Навести его, если хочешь… Ему будет приятно.
— Не уверен, что мне сильно хочется.
Я знал, что семидесятипятилетний пенсионер Пинкас, который всю жизнь работал на текстильной фабрике в Конкорде, нигде не учился и очень жалел, что может утолить свою страсть к книгам не иначе как в должности библиотекаря на общественных началах, был навеки благодарен Гарри за то, что тот разрешил ему посещать вольнослушателем лекции по литературе в Университете Берроуза. Поэтому я всегда считал его одним из самых верных друзей Гарри; и вот теперь даже он предпочитает держаться от него подальше.
— Знаешь, — сказал он, — Нола была такая необыкновенная девочка, кроткая, всегда приветливая. Ее здесь все любили! Она нам всем была как дочка. Так как же Гарри мог… Я хочу сказать, даже если он ее не убивал, он написал ей эту книгу! Блин, ей пятнадцать лет было! Девочка совсем! И так ее любить, чтобы книгу ей написать? Я со своей женой пятьдесят лет прожил, и мне ни разу не захотелось написать ей книгу.
— Но эта книга — шедевр.
— Эта книга — дьявол! Извращение! Кстати, я выбросил все экземпляры, какие тут были. Люди слишком потрясены.
Я вздохнул, но промолчал. Не хотелось с ним спорить. Только спросил:
— Эрни, можно мне пришлют посылку сюда, на адрес библиотеки?
— Посылку? Конечно. А почему?
— Я попросил домработницу взять у меня дома одну важную вещь и послать мне через FedEx. Но пусть лучше ее доставят сюда: я не так часто бываю в Гусиной бухте, и там почтовый ящик забит всякой дрянью, я в него даже не заглядываю… Здесь я, по крайней мере, буду уверен, что она дойдет.
Почтовый ящик в Гусиной бухте весьма точно отражал нынешнюю репутацию Гарри: вся Америка, прежде преклонявшаяся перед ним, теперь его освистывала и заваливала оскорбительными письмами. Разгорался крупнейший скандал в истории книгоиздания: «Истоки зла» отныне были изъяты из книжных магазинов и из школьной программы, Boston Globe в одностороннем порядке прекратила сотрудничество с ним, а что до административного совета Университета Берроуза, то он решил немедленно уволить Гарри с должности. Все газеты без стеснения изображали его сексуальным маньяком; все споры, все разговоры вертелись вокруг него. Рой Барнаски, учуяв, что дело пахнет колоссальной выгодой, и не желая ее упустить, непременно хотел выпустить об этом книгу. И поскольку Дуглас убедить меня так и не смог, он в конце концов позвонил мне лично, дабы прочесть небольшую лекцию о рыночной экономике.
— Публика жаждет, требует такую книгу, — заявил он. — Вот послушайте, у нашей высотки внизу даже собрались фанаты и скандируют ваше имя.
Он включил громкую связь, сделал знак ассистенткам, и те заорали что было мочи: «Гольд-ман! Гольд-ман! Гольд-ман!»
— Это не фанаты, Рой, это ваши ассистентки. Добрый день, Мариза.
— Здравствуйте, Маркус, — ответила Мариза.
Барнаски снова взял трубку:
— В общем, только подумайте, Гольдман: к осени выпускаем книгу. Верный успех! Полтора месяца, чтобы написать книжку — как вам, нормально?
— Полтора месяца? У меня на первую книгу ушло два года. Да и не понимаю, о чем тут рассказывать, никто пока не знает, что произошло.
— Слушайте, я могу вам для скорости выделить писателей-призраков. [2]
— Секса?
— Да прекратите вы, Гольдман, не мне вас учить ремеслу: кто станет покупать книгу без непристойных сцен между стариком и семилетней девочкой? Люди же этого хотят. Даже если книжка плохая, она будет продаваться тоннами. Важно-то это, разве нет?
2
Термин «писатель-призрак» (от англ. ghost writer) обозначает то, что в литературе называется «негр», то есть писатель, пишущий под чужим именем. Англосаксы, придумав выражение ghost writer, сумели передать, насколько бесчеловечна эта роль. (Прим. автора.)
— Гарри было тридцать четыре, а Ноле пятнадцать!
— Не цепляйтесь к мелочам… Сделаете книгу — я аннулирую предыдущий договор и в придачу выдам вам аванс в полмиллиона долларов в благодарность за сотрудничество.
Я наотрез отказался, и Барнаски вышел из себя:
— Что ж, раз вам угодно поиграть в плохих парней, пожалуйста: рукопись должна быть у меня на столе ровно через одиннадцать дней, иначе я вас засужу и разорю!
Он швырнул трубку. Чуть позже, когда я зашел в супермаркет на главной улице, мне позвонил Дуглас, явно с подачи самого Барнаски, и опять попытался меня уговорить:
— Марк, сейчас не время капризничать. Ты забыл, что Барнаски держит тебя за яйца? Твой предыдущий договор пока в силе, и единственный способ его аннулировать — принять предложение. И потом, эта книжка прославит тебя до небес. Ты еще скажи, что аванс в полмиллиона — худшее, что может случиться в жизни!
— Барнаски хочет, чтобы я сочинил какой-то памфлет! Это не обсуждается. Мне не нужна такая книга, я не хочу писать халтуру за несколько недель. Хорошая книга требует времени.
— Но сейчас все так делают, чтобы нагнать тираж! Писатели-мечтатели, которые ждут у моря погоды, чтобы их осенило, никому не нужны! С ними покончено! От твоей книги еще нет ни строчки, а ее уже рвут из рук, потому все хотят всё знать. И немедленно. Просвет на рынке скоро кончится: осенью президентские выборы, кандидаты точно выпустят по книжке, и они займут все медийное пространство. Ты не поверишь, все уже говорят о книге Барака Обамы!
Я и так уже ничему не верил. Оплатил покупки и вернулся к припаркованной на улице машине. А на ней обнаружил подсунутый под «дворник» листок бумаги. Опять то же самое послание:
Возвращайся домой, Гольдман.
Я огляделся: никого. Только несколько человек за столиками на соседней террасе да покупатели, выходящие из супермаркета. Кто-то меня преследовал. Кто-то очень не хотел, чтобы я расследовал смерть Нолы Келлерган.
На следующий день после этого нового происшествия, в пятницу 20 июня, я снова отправился к Гарри в тюрьму. Но сначала заехал в библиотеку, куда только что доставили мою посылку.
— Что там такое? — полюбопытствовал Пинкас в надежде, что я открою ее при нем.
— Нужный мне инструмент.
— Инструмент для чего?
— Для работы. Спасибо, что получил, Эрни.
— Погоди, хочешь кофе? Я как раз сварил. Хочешь ножницы, вскрыть посылку?
— Спасибо, Эрни. Кофе с удовольствием выпью, но в следующий раз. Мне пора.
Добравшись до Конкорда, я решил завернуть в Главное управление полиции штата — повидать сержанта Гэхаловуда и поделиться с ним теми гипотезами, которые возникли у меня после нашей короткой встречи.