Правда о Ванге
Шрифт:
Наши братья тоже ходили оборванные, в залатанной одежде, так что трудно было сказать, где заплатка, а где основа. Зато они были очень красивыми мальчиками, румяные, словно жизнь у них была, как у людей.
Суббота в Струмице была базарным днем. Наши соседи регулярно ходили на рынок, мы — редко. Время от времени сестра посылала меня купить немного соли, которой уже солили мясо. Когда мясо просаливалось, хозяйки стряхивали лишнюю соль, собирали и продавали ее преимущественно таким беднякам, как мы, но уже за двойную цену, так как соль впитала запах мяса.
По нашей улице ходил какой-то человек с глиняным кувшином на плече и с половником. Продавал молоко, наполовину разбавленное водой. За два динара наливал один половник. Дома мы еще разбавляли молоко водой, крошили в миски сухой кукурузный хлеб и заливали молоком, еда пахла очень вкусно.
У нас была одна курица и один петух. Курица неслась каждый день, и за несколько штук яиц мы иногда покупали перец, а если яиц набиралось больше, покупали и немножко сахару, но это бывало очень редко.
Когда Ванга начала гадать на сахаре, я очень радовалась, так как очень любила сладкое. Хотя Ванга не одобряла мои затеи, мне все же удавалось приготовить нечто похожее на десерт. Но в 1942 году Ванга вышла замуж в Петриче и на этом наша «кулинарная идиллия» закончилась.
Брат Васил пошел солдатом в Дупницу, его зачислили в 7-ю интендантскую бригаду. Младший брат Тома поехал в Германию, точнее его увезли принудительно вместе со многими другими парнями. Ему исполнилось всего 17 лет. Когда через два года он вернулся, стал неузнаваем. Настолько похудел, что одежда еле на нем держалась. Но мы были рады, что он вернулся живой. Потом ушел солдатом в Суходол, недалеко от Софии. Вернувшись из армии в Струмицу, он женился и жил с семьей в Сербии. В 1981 году он умер.
В 1947 году вышла замуж и я. Все трое моих детей были очень привязаны к своей тете Ванге, потому что они росли рядом с ней. И эта привязанность длится до сих пор. Но за последние годы в нашу семью начали проникать чужие, морально не слишком чистоплотные люди, которые пытаются рассорить нас с Вангой. Можно сказать, что мы стали жертвой интриг и клеветы. Мои дети сильно переживают из-за такой ненормальной ситуации. Разве можно зачеркнуть столько прожитых совместно с Вангой лет? И ради чего? Мне бывает очень грустно, но дети упрекают меня и не разрешают ни малейшей критики в адрес Ванги. И это естественно: ведь их самые лучшие воспоминания — детские — связаны с Вангой.
«Скоро увидишь, что произойдет, — говорит Ванга. — Это время на подходе!» Вероятно, будет так, что все станет на свои места и станет ясно, какую роль играет в ее жизни каждый из ее окружения.
О ней пишут книги, но мало кто стремится добраться до ее сущности. Чаше всего автор старается показать какой он интеллигентный, как хорошо во всем разбирается и насколько близок он с Вангой. А в действительности никто не знает ее — ни о ее душевном мире, ни о ее настоящей жизни. Сколько она еще будет жить, одному Богу известно, но ее загадка останется.
Некоторые пытаются найти тропинку к ее дарованию, листают книги ее жизни, но находят лишь белые страницы. Приходили и приходят ученые и псевдоученые, экстрасенсы, предсказатели, но ничегошеньки не понимают из того, о чем Ванга говорит. Она злится: «Знали бы вы, что топчете ногами и чего не слышите ушами, — ни минуты бы здесь не стояли». Приходил к ней один ученый, принес с собой магнитофон. Задавал Ванге вопросы, делал записи. Хотел, чтобы она приоткрыла ему небо, а он бы взглянул туда и описал все в своей книге. И что же, книга вышла, да только нет там ничего существенного.
Часто приезжала одна женщина, которая считала, что с Вангой ей все ясно и что она сможет объяснить что к чему. Но Ванга говорила ей, что не каждому дано право узнать небесные тайны, и кому не дано свыше, то что бы он ни делал, что бы ни слушал и ни записывал, останется там, внизу, где и был.
Впрочем, такие охотники до сенсаций и псевдоученые приходят и теперь, но Ванга уже не может, не может и не хочет их принимать. Ухудшающееся состояние здоровья заставляет ее лежать, углубляясь в себя, она молчит и уносится в мыслях далеко от нас.
Ванге и раньше случалось тяжело болеть. Спустя некоторое время, после переезда в Петрич Ванга тяжело заболела (осложнение на ноги). Не могла шага ступить. Мы поехали на минеральные ванны в Марикостиново. Но процедуры не помогли. Ванге стало еще хуже. Тогда она попросила, чтобы я отвезла ее на пасеку поближе к пчелам. Она села рядом с ульем, и пчелы облепили ее ноги. Начали жалить. Предполагаю, что она испытывала сильную боль, но даже не охнула. То ли от этой терапии, то ли время пришло, но через неделю ноги выздоровели.
В Струмице у нее было еще одно заболевание. Люди называют его «краснухой», а врач сказал, что это герпес. Приблизительно раз в пятнадцать дней ее лицо опухало и горело, и Ванга становилась неузнаваемой. В Струмице был знахарь, и Ванга обратилась к нему за помощью. Он стал лечить ее, надрезая лицо опасной бритвой, потом чем-то присыпал и заклеивал тонкой папиросной бумагой. Эта процедура повторялась два раза в месяц. Когда уехали в Петрич, герпес исчез и больше не повторялся.
У Ванги действительно очень близкие контакты с природой. Ранней весной, когда гугутки (дикие голуби) начинают гугукать, мы уже на дворе. Ванга слушает их и говорит: «Вот опять придут холода». Спрашиваю, откуда ей это известно, она отвечает, что только что гугутка ей сказала. И действительно, всего через несколько часов погода меняется.
В Рулите были три собаки. Каждая из них играла собственную роль. Песик издалека встречал машину, на которой Ванга ехала из Петрича. Каждый день он ждал на определенном месте, далеко от ее домика и как завидит машину, бежит перед ней до тех пор, пока машина не остановится во дворе. Там он ждал выхода хозяйки из машины и, как только та входила в дом, снова убегал на поляну. Вечером, когда уезжали обратно в Петрич, собачка опять бежала перед машиной и провожала до того места, где встречала утром.