Правда о Великой Отечественной войне (сборник статей)
Шрифт:
Но еще тяжелее были людские потери. Финская армия потеряла 23,5 тыс. убитыми и умершими от ран, более 1 тыс. пленными, 43,5 тыс. ранеными, из которых примерно 10 тыс. остались инвалидами. Советские потери финнами были оценены примерно в 200 тыс. убитыми и умершими от ран. Потери гражданского населения Финляндии, в основном в результате бомбардировок, составили 646 убитых (так как финская авиация не совершала налетов на советскую территорию, среди гражданского населения СССР потерь не было).[41]
Командование ЛВО дало иные сведения о советских потерях: 48 745 убитых и умерших от ран, 68 863 раненых.[42] Штаб ЛВО также поставил под сомнение официальные данные финской стороны о потерях армии Финляндии, утверждая, что финны потеряли убитыми более 70 тыс. человек, умершими от ран 15 тыс. и ранеными более 250 тыс. человек.[43] Фантастичность этой оценки очевидна. Если бы потери финской армии действительно достигали 85 тыс. убитых и умерших от ран, а с учетом инвалидов значительно превышали 100 тыс., это не могло бы ни сказаться на мобилизационной способности страны в 1941 г. (вспомним, что тогда в армии уже не было 11,5 тыс. иностранных добровольцев). Однако Финляндия
Сложнее обстоит дело с советскими потерями. Если верны официальные советские данные, то на одного убитого финского солдата приходится двое советских; если верна финская оценка советских потерь, то на одного финна приходится восемь погибших наших сограждан. В Великой Отечественной войне исчислено соотношение военных потерь 3,7:1, т. е. почти четверо погибших красноармейцев на одного убитого солдата противника.[45] А ведь тогда немецкие войска не только оборонялись, но и наступали, не раз попадали в окружение, неся большие потери. В финскую же войну финны ни разу не попали в окружение, за редчайшим исключением не наступали и не контратаковали, в то время как советские войска предпринимали зачастую недостаточно подготовленные штурмы долговременных укреплений и также несли большие потери в окружении севернее Ладожского озера. Поэтому представляется вполне вероятным, что соотношение потерь в финскую войну было еще менее благоприятным для Красной Армии, чем в Великую Отечественную, и поэтому мы склонны считать, что финская оценка советских потерь близка к действительности. Это подтверждается и свидетельствами участников финской кампании. Приведем лишь один пример. Поэт Сергей Наровчатов вспоминал в 1979 г., как вернулся с финской: "Я понял, что такое взрослость, какая это страшная вещь... Из батальона в 970 человек осталось нас 100 с чем-то, из них 40 человек невредимыми".[46]
Финская оценка советских военных потерь совпадает с оценкой немецкой военной разведки, которая в 1942 г. оценивала советские потери в "зимней войне" в 430 тыс. убитых и инвалидов (на убитых здесь приходится примерно половина общего числа).[47] Отметим также, что, по всей видимости, сохранившиеся в советских архивах данные по личному составу частей, участвовавших в финской кампании, страдают неполнотой. Так, по утверждению директора ЦГАСА М. Стеганцева, в архиве не сохранилось документов за 1940 г. по личному составу 13-го, 45-го и 69-го отдельных лыжных батальонов [48] (в одном из них воевал и С. Наровчатов, чьи воспоминания процитированы выше). Поэтому советские, данные о потерях могли оказаться заниженными (Сталин и его окружение, несомненно, стремились скрыть от народа истинный размер потерь).
Из приведенных Маннергеймом в мемуарах данных о числе военнопленных, взятых при окружении советских войск севернее Ладожского озера, явствует, что в финском плену оказалось по меньшей мере 5 с лишним тысяч красноармейцев. Их судьба была ужасна. Продолжим здесь цитату из письма Тягунова: "В мае 1940 г. (скорее всего ошибка, должно быть: в марте.
– Б. С.), когда было подписано перемирие, финны передали наших военнопленных - изможденных, обмороженных, инвалидов... Их везли в санитарных поездах, к которым никого не подпускали. Домой они не вернулись. Их семьи тоже были высланы, видимо, как семьи предателей. Так как теперь быть - продолжать их тоже считать предателями?".[49] Трагедия советских солдат и командиров, попавших сначала в финский плен, а йотом в сталинские лагеря, еще ждет своего исследователя.
Уже после публикации нашей статьи были обнародованы данные о потерях Красной Армии в советско-финляндской войне, значительно превышающие прежние официальные цифры. П. А. Аптекарь подсчитал потери погибших по хранящимся в Российском государственном военном архиве книгам учета безвозвратных потерь РККА в войне с белофиннами и составил именные алфавитные списки убитых, умерших от ран (кроме тех, кто Скончался в тыловых госпиталях) и пропавших без вести. Число погибших он определил в 131 476 человек, а число пленных примерно в 6000, из которых около 200 человек отказались вернуться на родину. Число раненых и обмороженных исследователь оценивает в 325-330 тыс. человек, потери авиации - в 640-650 самолетов, а потери танков - более чем в 2,5 тыс. машин, из которых более 650 было потеряно безвозвратно.[49а] Следует учесть, что в приведенную П. А. Аптекарем цифру погибших не вошли также потери флота и войск НКВД и что вряд ли именные списки потерь, составлявшиеся через 10 лет после окончания войны, были исчерпывающими и полными. Вероятно, истинное число погибших советских военнослужащих исчисляется в пределах от 131,5 тыс. до 200 тыс. человек.
Так справедливой или несправедливой была эта война для Советского Союза, справедливой или несправедливой была она для Финляндии? Все сказанное выше однозначно обязывает к выводу: справедливой - для Финляндии, несправедливой для СССР. В ходе конфликта мировое общественное мнение было на стороне Финляндии. Престиж СССР в мире резко упал. В феврале 1940 г. президент США Ф. Д. Рузвельт, выступая перед конгрессом американской молодежи, сказал: "Более двадцати лет назад... я решительно симпатизировал русскому народу... надеялся, что Россия решит свои собственные проблемы и что ее правительство в конечном счете сделается миролюбивым правительством, избранным свободным голосованием, которое не будет покушаться на целостность своих соседей. Сегодня же надежда или исчезла, или отложена до лучшего дня. Советский Союз, как сознает всякий, у кого хватает мужества посмотреть в лицо фактам, управляется диктатурой столь абсолютной, что подобную трудно найти в мире. Она вступила в союз с другой диктатурой и вторглась на территорию соседа, столь бесконечно малого, что он не мог представлять никакой угрозы, не мог нанести никакого ущерба Советскому Союзу, соседа, который желал одного - жить в мире как демократическая страна, свободная и смотрящая вперед демократическая страна".[50] Здесь сталинскому режиму дана точная оценка, режиму, разрушившему надежды, возникшие после 1917 г. у части демократической общественности мира.
Маннергейм в приказе по армии 13 марта 1940 г. в связи с завершением военных действий писал: "Более 15 тыс. из вас, кто вышел на поле боя, никогда не увидят снова своих очагов, а сколь многие из вас навсегда потеряли способность к труду! Но вы также нанесли врагам тяжелые удары, и, если 200 тыс. из них лежат в снежных сугробах и смотрят невидящими глазами в наше хмурое небо, в том нет вашей вины".[51] Главнокомандующий финской армией также вспоминает, как военный атташе Финляндии в Москве передал сказанные ему слова Нового наркома обороны маршала Советского Союза С. К. Тимошенко о том, что "русские многому научились в этой тяжелой войне, в которой финны сражались героически".[52] Что касается уроков войны, то, к сожалению, усвоены они были Далеко не достаточно, что подтвердили тяжелые потери Красной Армии в Великой Отечественной войне, крупные поражения 1941-1942 гг. Но характерно в этой фразе другое (если, конечно, атташе, а вслед за ним Маннергейм передали ее точно): Тимошенко, сам возглавлявший войска на Карельском перешейке, говорит, что финская армия сражалась героически. А ведь, скажем, по отношению к гитлеровской армии ни у кого из ее противников язык не повернется сказать, что она сражалась героически, хотя немецкие солдаты действительно в ряде случаев, например под Сталинградом, проявляли мужество. Дело в том, что героической мы называем лишь справедливую борьбу. Быть может, и Тимошенко, и многие другие бойцы и командиры в глубине души смутно догадывались, что воевать на этот раз приходится за неправое дело, что справедливость на стороне финнов, отстаивающих свою свободу и независимость. Оттого и в народной памяти финская война осталась "незнаменитой", и дело тут вовсе не только в военных неудачах (вспомним не менее тяжелые неудачи 1941 г., которые тем не менее иначе отразились и в фольклоре, и в художественной литературе). Нет, народное сознание чувствовало несправедливость войны и не оставило ее в памяти.
Доказательство, что определенное сочувствие делу финнов не было чуждо хотя бы части советской интеллигенции, можно найти и в романе Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", где главный герой, физик Штрум, замечает, что "изжившая себя буржуазная демократия в Финляндии столкнулась в сороковом году с нашим централизмом, и мы попали в сильную конфузию. Я не поклонник буржуазной демократии, но факты есть факты".[53]
И совсем недавний пример - оценка советско-финляндской войны советским социологом: "Или вот советско-финляндская война. Она, мне кажется, была органическим следствием сталинского режима, без ее анализа и оценки нельзя составить полного представления о том периоде, тем более проанализировать такой неотъемлемый социально-политический элемент сталинизма, как экспансионизм. Не буду говорить о моральной и международно-правовой стороне дела, хотя война гиганта с маленьким соседом, которому незадолго перед этим была предоставлена независимость, дает для этого богатый материал. Возьмем чисто утилитарный аспект: позиция Финляндии могла быть совершенно иной в 1941 г. Возможно, даже нейтральной".[54] Действительно, усилила ли победа в финской кампании безопасность СССР в целом и Ленинграда в частности? Ответ один: нет, не усилила, а, наоборот, ослабила. В июне 1941 г. финские войска вместе с гитлеровцами напали на Советский Союз и уже 31 августа захватили печально знаменитый поселок Майнила. В какие-нибудь два-три месяца финны достигли прежней границы на Карельском перешейке и даже пересекли ее, что, правда, не вызвало падения Ленинграда. Американский историк Ч. Лундин по этому поводу справедливо заключает: "Даже в терминах самой прагматичной реальности политики теперь очевидно, что все советское предприятие было хуже чем преступлением, оно было ошибкой. Благодаря московской политике, толкнувшей Финляндию к сотрудничеству с Германией, русские оказались скучены в опасно ограниченном оборонительном периметре Ленинграда в условиях несравненно менее благоприятных, чем в 1939 г. В то время как германские армии наступали на город с юго-запада, финны, вооруженные лучше, чем когда-либо, нависали буквально на расстоянии пушечного выстрела с севера".[55] Но теперь война была для Финляндии несправедливой. Она воспользовалась тяжелым положением вчерашнего противника и напала на него, рассчитывая на скорую германскую победу. Перефразируя высказывание бургомистра Штутгарта М. Роммеля: "Для Германии было лучше проиграть войну при Гитлере, чем выиграть ее с ним", можно сказать, что "для Финляндии было лучше проиграть войну при Гитлере, чем выиграть ее с ним". Но несправедливость для финнов той второй войны 1939-1944 гг. не должна заслонять от нас совершенно иной характер первой, "зимней войны".
Дальнейшее, всестороннее и глубокое, осмысление итогов и уроков "зимней войны" поможет нам лучше понять себя, свое общество тогда и теперь.
Примечания:
[1] См.: История дипломатии. М., 1975. Т. 4. С. 25-26.
[2] Мерецков К.А. На службе народу. М., 1971. С. 177-178.
[3] См.: Первый съезд народных депутатов СССР. Стенографический отчет. М., 1989. Т. 2. С. 196; Советская Эстония. 1988. 17-18 августа. Впервые немецкие оригиналы секретных протоколов к советско-германским договорам 1939 г. были опубликованы в 1948 г. на английском языке, а в 1949 г.
– на немецком. См. Nazi-Soviet Relations. 1939-1941. Documents from the German Foreign Office. Washington, 1948; Die Beziehungen zwischen Deutschland und der Sowjetunion. 1939-1941. Dokumente des Auswartigen Amtes. Tubingen, 1949.