Правда Виктора Суворова(Сборник)

Хмельницкий Дмитрий Сергеевич

Весьма примечательно, что к выводу о подготовке в 1939 — 1941 гг. активного вступления СССР в мировой конфликт пришли и другие историки. Прежде всего, следует назвать имена Я. Замойски (Польша) и И. Хоффмана (Германия). Статья Я. Замойски «Черная дыра», сентябрь 1939 — июнь 1941 г. (К вопросу о политике СССР в начальный период конфликта)» опубликована в 1994 г., но подготовлена намного раньше, к международной конференции историков в апреле 1990 г. в Москве [349] . Убедившись в том, что действия Советского Союза в тот период «не укладываются в какое-то логическое целое», не зная еще многих документов, в последующие годы опубликованных в России, автор пришел к выводу, что нижеперечисленные решения свидетельствуют о подготовке СССР к наступлению.

349

Россия в XX веке. Историки мира спорят. М.,1994.

Это: 1. Назначение Г.К. Жукова на пост начальника Генерального штаба как победителя на Халхин-Голе, отлично показавшего себя (хотя не без критики) во время январской штабной игры. 2. Нарастающие пополнения частей в западных округах, но еще не в мобилизационном порядке. 3. Огромная программа военного производства и перевооружения РККА, результаты которой были реализованы только в 1942 г. (с учетом достижений немецкой авиации). 4. Передвижение пяти

армий (16, 19, 21, 22, 25-й) из глубины страны на запад, но не в пограничные зоны, что важно с оперативной точки зрения. 5. Создание на Украине сильного оперативного кулака из 60 дивизий с тенденцией дальнейшего его укрепления. 6. Реорганизация четырех стрелковых дивизий Киевского округа в горные (Украина в основном равнинная, а перед ней — горное направление на стыке Чехословакии, Австрии с выходом к центральным, жизненно важным регионам Германии — направление, известное из Первой мировой войны). В Киевском округе формировался также воздушно-десантный корпус, инструмент необоронительного применения. 7. Разоружение укрепленных районов на старой границе. 8. Широкое строительство аэродромов вблизи западной границы и массовый подвоз туда авиабомб, что могло означать их подготовку для наступления. 9. Передвижение военных складов по личному решению Сталина на запад, что впоследствии оказалось крупной ошибкой, но что вполне понятно и правильно при наступательном варианте планируемых операций. 10. Выступление Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г. (в тексте статьи 5 января 1941 г. — И.П.) о том, что война с Германией неминуема и надо быть к ней готовым в 1942 г. и что возможен не только защитный, но и предупредительный удар. 11.6 мая Сталин становится главой правительства, что могло означать многое, в том числе и резкий поворот в сторону уступок перед Германией, но прежде всего означало, что СССР входит в период крупных и опасных решений — решений, рассчитанных на успех.

Я. Замойски сделано также важное замечание о «молчащих источниках», в которых отсутствует какая-либо информация о стратегических замыслах Сталина. В частности, акцентировано внимание на прозрачности и многозначительности многоточий в воспоминаниях Г.К. Жукова — «Гитлер... торопился, и не без причин...». В результате у Замойски сложилось убеждение в том, что «Сталин еще в период Мюнхена предпринял огромную, опасную, «с дальним прицелом» игру, рассчитанную на то, что СССР, т.е. он скажет в этом конфликте решающее слово...» [350] .

350

Там же. С.425, 427.

В этом же направлении в своих исследованиях двигался и историк И. Хоффман, долгие годы проработавший в Институте военной истории во Фрайбурге, который пришел к выводу о том, что «Сталин заключил пакт 23 августа 1939 г., чтобы развязать войну в Европе, в которой он сам с 17 сентября 1939 г. принимал участие как агрессор... Военные и политические приготовления Красной Армии к нападению на Германию достигли кульминации весной 1941 г.» [351] .

В статье Хоффмана, опубликованной в журнале «Отечественная история», содержатся дополнительные доказательства агрессивности намерений СССР. Во-первых, он приводит два очень важных факта: «Заключение нами соглашения с Германией, — сообщал Наркоминдел 1 июля 1940 г. послу в Японии, — было продиктовано желанием развязать войну в Европе». А в телеграмме советским послам в Японии и Китае 14 июня 1940 г, говорилось: «Мы бы пошли на любое соглашение, чтобы обеспечить столкновение между Японией и Соединенными Штатами».

351

Отечественная история. 1993. №4. С.29. Положения статьи развиты в его книге: Hoffmann J. Stalins Vernichtungskrieg 1941 – 1945. Planung, Ausfuhrung und Dokumentation. Munchen, 1999. Первое издание этой книги было осуществлено там же в 1995 г.

Во-вторых, в допросах военнопленных советских офицеров, хранящихся в немецких архивах, он нашел подтверждения тому факту, что действия Красной Армии на границе с Германией перед 22 июня 1941 г. действительно были окутаны тайной, смысл которой понимали далеко не все.

В-третьих, имеются дополнительные вещественные доказательства существования наступательных планов с советской стороны, захваченные немцами. Так, бывший заведующий кафедрой восточноевропейской истории Майнцского университета, профессор доктор Готтхольд Роде, в свое время переводчик и зондерфюрер в штабе 3-й немецкой пехотной дивизии, нашел 23 июня 1941 г. в здании штаба советской 3-й армии в Гродно, как он отметил в своем дневнике, «кипу карт Восточной Пруссии, отлично напечатанных в масштабе 1:50 000... Вся Восточная Пруссия как на ладони. Зачем же, — задавался он вопросом, — Красной Армии нужны были целые сотни карт?» Далее, в здании штаба советской 5-й армии в Луцке 4 июля 1941 г. были обнаружены документы, среди которых — «План политического обеспечения военных операций при наступлении». Кроме того, немцам были известны листовки, адресованные немецким солдатам, найденные, в частности, войсками 16-й немецкой армии в первый день войны, 22 июня 1941 г., у местечка Шакяй в Литве. Таким образом, по мнению И. Хоффмана, хотя «Гитлер не имел ясного представления о том, что действительно готовилось с советской стороны... он своим нападением 22 июня 1941 г. предвосхитил нападение Сталина» [352] .

352

Там же. С.19, 26, 27, 29.

Надо сказать, что и на Западе точка зрения о «превентивном» нападении Германии на СССР в 1941 г. подавляющим большинством историков отвергается без обсуждения. Еженедельник «Die Zeit» (7 июня 1991 г.) прямо назвал сторонников этой версии «запоздалыми жертвами нацистской пропаганды» [353] . Складывается впечатление, что западные историки, в особенности немецкие, больше всего боятся обвинения в симпатиях к фашизму, в неонацистских устремлениях. Эти опасения столь велики, что перевешивают стремление к истине, которым в своей работе должен руководствоваться историк. Поэтому они так агрессивны в своей критике историков так называемой ревизионистской школы, к которой относят прежде всего Суворова и Хоффмана. Недавно в этом ряду прибавилось еще одно имя — немецкий историк В. Мазер выпустил книгу «Нарушенное слово. Гитлер, Сталин и Вторая мировая война» (в другом переводе «Вероломство...»), которая подверглась сокрушительной критике со стороны другого немецкого историка — Г.А. Якобсена вплоть до заявления, что «Мазер показал себя в этой книге несостоятельным как историк». Аргументами в его критике служат такие же категоричные утверждения, как и у наших противников этой концепции: «Нет никаких указаний, документов, которые свидетельствовали бы о том, что у Сталина были политические намерения напасть в какой-то определенный день на Германию», и вообще «нет никаких доказательств, что Сталин собирался напасть на Германию в 1941 году». К тому же, по мнению Г.А. Якобсена, «Красная Армия еще только собиралась модернизировать

свои танковые войска и авиацию» [354] .

353

Цит. по: Борозняк А.И., Буханов В.А. Рец. на кн.: Два пути на Москву. От пакта Гитлера – Сталина к операции «Барбаросса» (на нем. яз.), 1991 // Вопр. истории. 1993. №8. С.176. См. также: Якобсен Г.-А. Противоречивые оценки 22 июня 1941 года // Война и политика, 1939–1941. М, 1999. С.253-269 и др.

354

Лит. газ. 1994. 21 сентября; Якобсен Г.-А. Вторая мировая война. Хроника и документы // Вторая мировая война: два взгляда. М., 1995. С.84.

К сожалению, в этом вопросе не только российские, но и западные историки руководствуются прежде всего идеологическими мотивами. Так, израильский историк Г. Городецкий, автор книг, изданных в 1995 и 1999 гг. на русском языке — «Миф «Ледокола» и «Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз», — провозглашая своей целью «перевод дискуссии с дороги идеологии на рельсы науки», видит в концепции В. Суворова только «грандиозную мистификацию», которая выгодна «для тех, кто хотел ослабить потепление политического климата, а в Германии — реабилитировать нацистский режим» [355] . В этом заявлении наиболее откровенно раскрывается идеологизированность трудов самого Г. Городецкого. Было бы честнее признать, что и многие западные историки пока не готовы к серьезной научной дискуссии по этим вопросам так, как это сделал, к примеру, американский историк Р.Ч. Раак в рецензии на книгу И. Хоффмана «Сталинская всесокрушающая война 1941—1945» [356] .

355

Книжное обозрение. 1995. 21 февраля; Городецкий Г. «Ледокол»? Сталини путь к войне // Война и политика... С.244–252.

356

Raak R.C. Рец. на кн.: Stalins Vernichtungskrieg 1941 – 1945. By Joachim Hoffmann. Munich, 1995 // Slavic Review. 1996. Vol. 55. N 2. P. 493 - 494.

Попытки оправдать действия Сталина в 1939—1941 гг. беспомощны, наивны, а главное, идут вразрез с логикой. Пожалуй, Сталин не желал бы себе лучшего защитника, чем, к примеру, И. Фляйшхауэр. Приведя факт более чем полуметровой (58 см) подписи Сталина на карте — приложении к советско-германскому договору о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г., она стремится убедить читателя в том, что это не «империалистический триумф в связи с подписанием секретного протокола к пакту от 23 августа, а скорее своего рода разрядка в связи с тем фактом, что пакт о ненападении принес свои плоды». Хотя не было бы триумфа, то и не было бы и психологической разрядки. Более того, по мнению И. Фляйшхауэр, «карта закрепляет не разделение Польши пополам, а скорее советский отказ от большей части Восточной Польши в качестве компенсации за Литву. Сталин тогда явно предпочитал военную безопасность территориальной экспансии на Западе» [357] . В последующем И. Фляйшхауэр и Г. Городецкий пытались даже доказывать, что существительное «наступление» в русском языке означает... «оборона» [358] .

357

Накануне... С. 242-243.

358

Невежин В.А. Синдром наступательной войны... С.155.

Весьма примечательно, что публикации, которые появились в России в те годы на эту тему, — документальные материалы или статьи историков, руководствовавшихся стремлением установить истину, — в целом подтверждали концепцию «Ледокола». «Военно-исторический журнал» (1991, № 12; 1992, № 1,2) осуществил частичную публикацию вариантов планов стратегического развертывания советских Вооруженных Сил, которые разрабатывались перед войной Генеральным штабом и Наркоматом обороны СССР (план 1940 г. — основа для подготовки плана от 18 сентября 1940 г., план от 11 марта 1941 г. и частично план от 15 мая 1941 г.). Предваряя эту публикацию под названием «Готовил ли СССР превентивный удар?», редакция журнала сформулировала свою точку зрения: «В целом они (материалы. — И.П.) подтверждают, что Советский Союз, делая, по словам Молотова (выделено мною. — И.П.), выбор в пользу «наступательной политики», не ставил перед собой агрессивных целей, не провоцировал Германию на «превентивную войну» [359] . Однако историки Б.Н. Петров [360] и особенно В.Н. Киселев, от которого редакция даже предпочла отмежеваться примечанием («Мы не считаем точку зрения автора бесспорной»), пришли к иным выводам. По мнению Киселева, «и вермахт, и Красная Армия готовились к наступлению. Стратегическая оборона нами не планировалась, и это общепризнанно. Обороняться должны были только войска прикрытия, чтобы обеспечить развертывание главных сил для наступления. Судя по срокам сосредоточения резервов приграничных военных округов, армий резерва Главного Командования и развертывания фронтовых пунктов управления, наступление советских войск по разгрому готовящего вторжение агрессора могло начаться не ранее июля 1941 года...» [361] .

359

Военно-исторический журнал. 1992. №1. С.7.

360

Петров В.Н. О стратегическом развертывании Красной Армии накануне войны // Военно-исторический журнал. 1991. №12.

361

Киселев В.Н. Упрямые факты начала войны // Военно-исторический журнал. 1992. №2. С.15-16.

Генерал-полковник Ю.А. Горьков одним из первых в России опубликовал «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» по состоянию на 15 мая 1941 г., что нанесло еще один удар по предшествующей советской историографии войны, категорически отрицавшей факт возможной проработки Генштабом Красной Армии плана нападения на Германию. Но сам Горьков не согласен с выводом о подготовке Красной Армии к наступлению. Более того, в усилении Юго-Западного направления он видит не стратегический замысел, а просчет. По его мнению, «замысел оперативного плана войны отражал не наступательную, а скорее зонтичную доктрину. Войскам прикрытия согласно смыслу зонтичной доктрины должна ставиться задача прикрыть прочной обороной развертывание своих войск, выявить состав наступающих войск противника, определить направление главных и других ударов для уточнения задач главным силам своих войск» [362] .

362

Горьков Ю.А. Готовил ли Сталин упреждающий удар против Гитлера... С.37.