Правда Виктора Суворова(Сборник)
Шрифт:
Советская история переполнена тайными преступлениями власти, но из всех ее тайн особо мрачной и хранимой была подготовка военного наступления на Европу в 1941 г. Эту правду приняла пока небольшая часть российских историков.
В качестве примера столкновения прямо противоположных точек зрения может служить опубликованная незапланированная дискуссия «Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера?» (М.: АИРО — XX, 1995). Наряду со статьями А.В. Афанасьева, С. Григорьева, М.Г. Николаева, С.П. Исайкина, А.Н. и Л.А. Мерцаловых в сборнике представлен альтернативный взгляд на события кануна войны — Б.Н. Петрова, В.Н. Киселева, В.Д. Данилова, М.И. Мельтюхова, В.А. Невежина. Вместе с тем поставленные перед целым рядом очевидных фактов сторонники просталинской концепции были вынуждены, по крайней мере, признать, что «проблема взаимосвязи военной доктрины с технической политикой в СССР всегда была белым пятном для общества...», что «по сравнению с Западом у нас выпущено ничтожно малое число книг, посвященных этой теме» [379] .
379
Готовил ли Сталин
Наиболее радикальные выводы содержались в статье М. Никитина, который не случайно скрылся под псевдонимом (правда, весьма прозрачным). На основании идеологических документов мая—июня 1941 г. автор пришел к выводу о том, что «основной целью СССР являлось расширение «фронта социализма» на максимально возможную территорию, в идеале на всю Европу. По мнению Москвы, обстановка благоприятствовала осуществлению этой задачи. Оккупация Германией большей части континента, затяжная, бесперспективная война, рост недовольства населения оккупированных стран, распыление сил вермахта на разных фронтах, близкий японо-американский конфликт — все это давало советскому руководству уникальный шанс внезапным ударом разгромить Германию и «освободить» Европу от «загнивающего капитализма». Этой цели и была посвящена вся деятельность советского руководства в 1939—1941 гг.
Таким образом, — считает автор, — намерения советского руководства в мае-июне 1941 г., устанавливаемые на основе исторических документов, значительно отличаются от тех, которые нам преподносит отечественная историография. Следовательно, неверна вся и так не очень стройная концепция предыстории Великой Отечественной войны, поскольку она не соответствует известным фактам и документам. Поэтому уже сейчас основной задачей отечественной науки является создание новой концепции истории советского периода вообще и событий 1939—1941 гг. в частности» [380] .
380
Там же. С.146.
Однако последующее развитие историографической ситуации показало, как далека российская историческая наука от того, чтобы признать этот вывод. В 1995 г. в России прошли конференции, в том числе специально посвященные кануну войны. На международной конференции в Москве, организованной Институтом всеобщей истории РАН совместно с Институтом Каммингса по исследованию России и стран Восточной Европы при Тель-Авивском университете, «подавляющее большинство — практически все — выступавших опровергло версию Суворова и других авторов, поставив под сомнение сам их метод подхода к анализу событий» [381] . Участники научного семинара в Новосибирске, организованного местным обществом «Мемориал», наоборот, высказались за очищение истории от идеологического камуфляжа. Одним из участников семинара — В.Л. Дорошенко был сделан анализ речи Сталина 19 августа 1939 г., которым убедительно доказано, что текст этой речи, «при всех возможных искажениях, восходит к Сталину и должен быть принят в качестве одного из основополагающих документов по истории Второй мировой войны» [382] .
381
Чубарьяна. Война и судьбы мира. Проблемы исторических исследований // Свободная мысль. 1995. №2. С.52.
382
Дорошенко В.Л. Сталинская провокация Второй мировой войны // 1939-1945.
1 сентября – 9 мая. Пятидесятилетие разгрома фашистской Германии в контексте начала Второй мировой войны. Материалы научного семинара (16 апреля 1995 г. – Новосибирск). Новосибирск, 1995. С.17.
Из иностранных авторов в юбилейном году российские исторические журналы отдавали предпочтение тем, кто выступал с просталинской концепцией [383] .
Особого внимания в рассматриваемом контексте заслуживают две установочные статьи — директора Института всеобщей истории РАН А.О. Чубарьяна и директора Института российской истории РАН А.Н. Сахарова, которые по традиции, идущей с советских времен, определяли возможные пределы исторического поиска, а объективно обозначили те трудности, которые еще необходимо преодолевать на пути к истине. Основной вывод статьи Чубарьяна сводился к тому, что «Сталин в те тревожные месяцы боялся даже думать о нападении Германии и о начале войны» [384] . Однако уже введенный в научный оборот новый фактический материал о кануне войны не мог не обусловить противоречивый характер статьи. С одной стороны, отметив отсутствие в протоколах Политбюро обсуждения важнейших вопросов внешней и внутренней политики, автор соглашается с тем, что «многие вопросы и не проходили обсуждения на Политбюро: решения по ним, видимо, принимались на совещаниях в узком составе или единолично Сталиным», а с другой — непосредственно коснувшись «Соображений по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» по состоянию на 15 мая 1941 г., вновь утверждает, что «нет никаких свидетельств, что этот документ где-либо обсуждался, так же как нет определенных данных о реакции на него Сталина». Кроме того, повторяется одно из основных положений советской историографии, уже не раз опровергнутое в последнее время. По его мнению, «СССР не располагал силами и возможностями для начала войны с Германией» [385] . Однако в том же номере журнала ГА. Куманев признал, что «к началу войны оборонная индустрия СССР в целом впервые стала превосходить по количеству, а в отдельных областях военного производства и по качеству показатели фашистской Германии» [386] .
383
Пиетров-Эннкер
384
Чубарьяна. Война и судьбы мира... // Свободная мысль. 1995. №2. С.52.
385
Там же. С.48, 52.
386
Куманев Г., Шкляр Э. До и после пакта. Советско-германские отношения в преддверии войны // Свободная мысль. 1995. №2. С.9–10.
Статья А.Н. Сахарова «Война и советская дипломатия: 1939—1945 гг.» в большей степени отвечала требованиям времени и учитывала результаты историографии, достигнутые за последние годы. Сахаров официально признал существующее до сих пор стремление «создать и укрепить государственно-идеологические мифы, предать анафеме тех, кто пытается проникнуть или хотя бы приблизительно выяснить истинный смысл происходивших в конце 30-х — первой половине 40-х годов событий, сохранить над ними завесу государственной тайны, что совершенно неприемлемо с точки зрения историка» [387] . Далее Сахаров признал факт выступления Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., процитировав отрывок из него и сославшись при этом (правда, глухо!) на декабрьский номер журнала «Новый мир» за 1994 г. Важнейшим фактом было также подтверждение АН. Сахаровым, в отличие от А.О. Чубарьяна, тезиса о том, что «по всем объективным данным, к середине 1941 г. перевес сил почти по всем параметрам был на стороне Советского Союза» [388] .
387
Сахаров А.Н. Война и советская дипломатия: 1939–1945 гг. // Вопр. истории. 1995. №7. С.26.
388
Там же. С.29, 37.
Однако серьезные возражения вызывает общий объективистский подход Сахарова к оценке советской дипломатии в 1939—1941 гг.: «Это была прагматическая, глобалистская дипломатия, покоившаяся на принципах преемственности с политикой старой России и сопровождавшаяся к тому же определенными революционно-идеологическими расчетами большевистского руководства. Защищать и оправдывать ее, как это делала в течение долгих лет советская историография, или порицать и обличать ее, как, скажем, это предпринимает в своих книгах В. Суворов, совершенно бессмысленно. Мораль здесь ни при чем. В политике есть лишь результаты — победы или поражения. Такой была и советская политика, и дипломатия тех лет» [389] .
389
Там же. С.36-37.
Избежать нравственной оценки действий сталинской власти невозможно, а попытки эти всегда имеют под собой реальную основу, и, как правило, такой объективистский подход ведет к оправданию действий власти. У Сахарова он определялся, во-первых, тем, что советская дипломатия 1939—1941 гг. рассматривалась им в отрыве от провокационной по своей сути сталинской дипломатии предшествующего периода, во-вторых, он, как и многие другие современные авторы, не избежал влияния «обаяния» сталинского великодержавия. Только с учетом этих обстоятельств можно без внутреннего протеста воспринимать заключительный вывод автора: «...советское руководство действовало вполне в духе времени, решительно, масштабно, инициативно. И основной просчет Сталина и его вина перед Отечеством заключались на данном этапе и в тех условиях не в том, что страна должным образом не подготовилась к обороне (она к ней и не готовилась), а в том, что советскому руководству — и политическому, и военному — не удалось точно определить момент, когда стремление оттянуть войну до приведения своих наступательных сил в полную готовность уже было невозможно, и оно не приняло экстренных мер для мобилизации страны и армии в состояние максимальной боевой готовности. Упреждающий удар спас бы нашему Отечеству миллионы жизней и, возможно, привел бы намного раньше к тем же политическим результатам, к которым страна, разоренная, голодная, холодная, потерявшая цвет нации, пришла в 1945 г., водрузив знамя Победы над Рейхстагом.
И то, что такой удар нанесен не был, что наступательная доктрина, тщательно разработанная в Генеральном штабе Красной Армии и начавшая энергично осуществляться в мае-июне1941 г., не была реализована, возможно, является одним из основных просчетов Сталина» [390] .
Определенным итогом историографии темы стала изданная в 1996 г. Российским государственным гуманитарным университетом под редакцией Ю.Н. Афанасьева книга «Другая война: 1939—1945», которая объединила современных авторов, известных своими новыми подходами к изучению не только кануна, но всего периода Великой Отечественной войны. В этой книге в основном переопубликованы статьи В.Д. Данилова, М.И. Мельтюхова, В.А. Невежина, Ю.А. Горькова, А.А. Печенкина и др.
390
Там же. С.38.
Однако в том же году на фоне набирающей силу волны апологетической литературы о Сталине стало заметно отступление от достигнутого в освещении кануна войны. Символом этого отступления стала иллюстрация к публикации Ю.А. Горькова и Ю.Н. Семина «Конец глобальной лжи. (Оперативные планы западных приграничных военных округов 1941 года свидетельствуют: СССР не готовился к нападению на Германию)» [391] . Это плакат времен войны под названием «Красной Армии метла нечисть выметет дотла!». Среди этой «нечисти» и книга В. Суворова «Ледокол».
391
Военно-исторический журнал. 1996. №2. С.3.