Правда
Шрифт:
Она подошла к зеленой двери под лестницей и распахнула ее. Песня сталагромче, но сразу прекратилась, стоило Сахариссе крикнуть в темноту:
— Прошу прощения?
— Привет! — после некоторого молчания отозвался кто-то. — Как поживаете? Я просто-таки замечательно!
— Это всего лишь, э-э… я? Мне Вильям разрешил? — Данное утверждение Сахарисса произнесла скорее как вопрос, причем таким тоном, словно извинялась перед взломщиком за то, что застала его на месте преступления.
— Господин Нафталиновый
— Э… у тебя там все в порядке?
— Никак не могу… ха-ха-ха… Клятые цепи… ха-ха-ха…
— Может, ты… болен?
— Нет, совсем нет, просто чуток тогось…
— Чуток чегось? — переспросила Сахарисса, чистая и непорочная девушка.
— Ну, тогось… чегось в бочки наливают…
— Так ты просто пьян?
— Прально! Прямо в точку! Пьян… как… как это… вонючее такое животное… ха-ха-ха…
Снизу донесся звон стекла.
Слабый огонь лампы осветил нечто похожее на винный погреб, мужчину, сидящего на приставленной к стене скамейке, и цепь, которая тянулась от лодыжки мужчины к вмурованному в пол кольцу.
— Ты что, узник?— изумилась Сахарисса.
— Аха-ха…
— И давно ты тут сидишь? — Она стала осторожно спускаться по лестнице.
— Много… лет…
— Лет?
— Ну, я тут, это, многолетничаю… — Мужчина взял в руку бутылку и уставился на этикетку. — Вот… год Непорочного Верблюда… хороший был год… а это… год Преображенной Крысы… еще один удачный год… Хорошие времена были…все… Хотя от закуси не отказался бы.
Познания Сахариссы в данной области не распространялись дальше того, что «Шато Мезон» — это весьма популярное вино. Но людей не сажают на цепи для того, чтобы они пили вино — пусть даже эфебское, от которого бокал намертво приклеивается к столу.
Она подошла чуть ближе, и свет упал на лицо узника. На этом лице застыла глупая улыбка серьезно пьяного человека, и тем не менее оно было весьма узнаваемым. Это самое лицо Сахарисса видела каждый день на монетах.
— Э… Рокки, — сказала она. — Э… не мог бы ты спуститься сюда на минутку?
Дверь с треском распахнулась, и тролль кубарем скатился по лестнице. В буквальном смысле кубарем и в буквальном смысле скатился.
— А вот и господин Чих! — воскликнул Чарли, приветственно поднимая бутылку. — Вся банда в сборе! Ура!
Рокки с трудом поднялся на ноги. Господин Тюльпан спустился по лестнице следом, по пути оторвав косяк. Тролль вскинул было кулаки, принимая классическую стойку боксера, но господин Тюльпан был менее щепетилен в данных вопросах — он просто треснул тролля по башке крепкой, как железо, древней доской. Рокки рухнул, словно подрубленное дерево.
И только потом взгляд бешено вращающихся глаз великана попытался сосредоточиться на Сахариссе.
— А ты, ять, что за цаца?
— Следи за своим языком! — рявкнула она в ответ. — Как ты смеешь сквернословить в присутствии дамы?!
Ее заявление привело господина Тюльпана в некоторое замешательство.
— Когда это, ять, я сквернословил?
— Я уже видела тебя где-то… Ага, так я и знала: ты не настоящая монахиня! — триумфально заявила Сахарисса.
Раздался щелчок арбалета. Иногда даже совсем тихий звук разносится очень далеко и обладает невероятной убедительностью.
— Порой в голову приходят мысли настолько кошмарные, что их даже не хочется думать, — сказал тощий мужчина, стоявший на верхних ступенях и смотревший на нее вдоль ствола миниатюрного арбалета. —Что ты здесь делаешь, госпожа?
— А ты брат Кноп! Но у вас нет права находиться здесь! А вот у меня есть, потому что у меня ключ!
Некоторые части мозга Сахариссы, которые отвечали за такие вещи, как ужас и предчувствие близящегося Смерти, попытались быть услышанными, но были проигнорированы, поскольку, являясь частью Сахариссы, привлекали к себе внимание чересчур тактично.
— Ключ? — переспросил господин Кноп, спускаясь по лестнице. Арбалет был по-прежнему и направлен на Сахариссу. Даже пребывая в крайне нестабильном состоянии, господин Кноп оставался весьма целенаправленнымчеловеком. — И кто тебе его дал?
— Не подходи! Не смей приближаться ко мне! Если ты подойдешь ко мне, я… я… я напишу об этом!
— Правда? Слово, конечно, может ранить, но это не смертельно, — пожал плечами господин Кноп. Я слышал много…
Он остановился и поморщился. Казалось, он вот-вот упадет на колени, но потом господин Кноп словно бы взял себя в руки. Он снова посмотрел на Сахариссу.
— Ты пойдешь с нами, — приказал он. — Только не надо угрожать, мол, кричать будешь и так далее, ведь здесь, кроме нас, никого нет, а я… за свою жизнь… слышал… немало… криков…
И снова он как будто лишился всех сил, но тут же опять пришел в себя. Сахарисса с ужасом смотрела на дрожащий в его руках арбалет. Части ее мозга, которые голосовали за молчание как главное средство выживания, наконец были услышаны.
— А что, ять, с этими двумя? — спросил господин Тюльпан. — Прям щас придушим?
— Закуй тролля в кандалы, и пусть сидят.
— Но, ять…
— Пусть сидят!
— Ты уверен, что чувствуешь себя нормально? — спросил господин Тюльпан.
— Нет! Не уверен! Но не трогай их, понял? У нас нет времени!
— У нас, ять, куча…
— Но не у меня! — перебил господин Кноп и подошел к Сахариссе. — Кто дал тебе ключ?
— Я не собираюсь…
— Хочешь, чтобы господин Тюльпан сделал ручкой нашим бессознательным друзьям?
У господина Кнопа гудела голова, поэтому его разум, несколько утративший способность к пониманию морального порядка вещей, сделал вывод, что все нормально, ничего страшного. Ведь их тени будут преследовать господина Тюльпана, а не его…