Правда
Шрифт:
— Но официально он…
— Видишь эту табличку на моем столе, капитан? А ты видишь, сержант? На ней написано: «Командор Ваймс». Это означает: я в ответе за все. И вы только что получили приказ, понятно? Ну, какие еще новости?
Моркоу кивнул.
— Хороших новостей нет, сэр. Песика пока никто не нашел. Гильдии чувствуют себя хозяевами города. У господина Скряба было много посетителей. А первосвященник Чудакулли выступил с заявлением, что, по его мнению, лорд Витинари сошел с ума, поскольку буквально за день до происшествия рассказывал Чудакулли
— Лангустов? Летать? — переспросил Ваймс монотонным голосом.
— А еще о том, что очень скоро корабли будут передаваться по семафору, сэр.
— Ну и ну. А что говорит господин Скряб?
— Он предвкушает наступление новой эры в нашей истории и надеется вернуть Анк-Морпорк на путь ответственности перед гражданами, сэр.
— Это все равно что научить лангустов летать?
— Не совсем, сэр. Тут замешана политика. Очевидно, он намеревается вернуться к ценностям и традициям, которые сделали наш город великим, сэр.
— А он вообще знает, какимибыли эти ценности и традиции? — в ужасе спросил Ваймс.
— Полагаю, что да, сэр, — с каменным лицом ответил Моркоу.
— О боги! Я бы уж лучше рискнул с лангустами.
С темнеющего неба снова посыпался снег с дождем. На мосту Призрения было более или менее пусто. Вильям, надвинув на глаза шляпу, прятался в тени.
Наконец он услышал голос из ниоткуда:
— Итак… ты принес свой клочок бумаги?
— Вгорлекость? — спросил Вильям, выныривая из своих мыслей.
— Я посылаю… проводника, за которым ты должен следовать, — промолвил невидимый осведомитель. — Его зовут… его зовут… Душка. Просто иди за ним, и все будет в шоколаде. Готов?
— Да.
«Вгорлекость наблюдает за мной, — подумал Вильям. — Он совсем рядом».
Из темноты выбежал Душка.
Это был пудель. Более или менее.
Сотрудники салона «Собачья красота» сделали все, что могли. Мастера выкладывались на полную, лишь бы Старикашка Рон побыстрее убрался из салона. Они стригли, взбивали, завивали, наряжали, красили, заплетали, мыли шампунем, и только маникюрша заперлась в туалете, наотрез отказавшись выходить.
Результат был… розовым. Розовость была лишь одним аспектом… но она была настолько розовой, что доминировала над всем остальным, даже над фигурно подстриженной пушистой кисточкой на конце хвоста. Передняя часть пса выглядела так, словно бы им выстрелили через большой розовый шар, но только до половины. А еще бросался в глаза широкий сверкающий ошейник. Он просто слепил глаза — порой стекляшки сверкают куда ярче бриллиантов, ведь им как-то надо доказывать свое право на существование.
В целом пес производил впечатление не пуделя, а некой кошмарной пудлеватости. То есть все в этом псе буквально кричало о том, что перед вами пудель, кроме общего впечатления, которое кричало что-то нецензурное.
— Тяв! — сказал пес, и это тоже прозвучало как-то странно.
Такие песики именно что тявкают, но данный представитель собачьей породы не тявкнул, а сказал«Тяв!».
— Какой милый… песик? — неуверенно произнес Вильям.
— Тяв, тяв-тяв, м-мать тяв, — сказала собачка и затрусила прочь.
Вильям на секунду задумался об этом «м-мать», но потом решил, что собачка просто чихнула.
Протрусив по грязи, собачка быстро скрылась в темном переулке.
Уже в следующее мгновение из-заугла снова появилась ее морда.
— Тяв? У-у-у?
— Да, конечно, — смутился Вильям. — Извини.
Душка повел его по скользким ступенькам вдоль берега реки. Мостовая была засыпана всяким мусором, а то, что оставалось валяться на анк-морпоркских улицах, действительно было мусором. Солнце редко заглядывало сюда даже в погожий день. Теням удавалось выглядеть ледяными и сочащимися водой одновременно.
Тем не менее между темными балками моста горел костер. Когда ноздри автоматически закрылись, Вильям наконец понял, куда попал — в гости к Нищей Братии.
Старая дорожка вдоль берега была безлюдной, и оставалась она такой лишь благодаря присутствию Старикашки Рона и его друзей. У них нечего было воровать. У них нечего было даже хранить. Периодически Гильдия Нищих предпринимала попытки выгнать обитателей подмостовья из города, но без особого энтузиазма. Даже нищим хочется смотреть на кого-то сверху вниз, а братия обитала так далеко внизу, что при определенном освещении могло создаться впечатление, что она находится на самой вершине. Кроме того, Гильдия не могла не признавать мастерство обитателей подмостовья. Никто не умел так убедительно плеваться и сморкаться, как Генри-Гроб, никто не был таким безногим, как Арнольд Косой, и ничтов мире не могло вонять так противно, как Старикашка Рон, Он мог использовать скаллатиновое масло в качестве дезодоранта.
Вдруг, споткнувшись о некую мыслишку, Вильям понял, где прячется Ваффлз.
Нелепый хвост Душки скрылся в груде старых ящиков и коробок, которые члены братии называли «Чо?», «Клятье!», «Ха-арк!» или Домом.
У Вильяма начали слезиться глаза. Здесь почти не было ветра. Но он храбро шагнул в освещенный костром круг.
— О… Добрый вечер, господа, — вымолвил он, кивнув фигурам, которые сидели вокруг отливающего зеленью пламени.
— Что ж, давай-ка посмотрим, какого цвета твой клочок бумаги, — раздался из темноты повелительный голос Вгорлекости.
— Э… Не сказал бы, что совсем белого, — отозвался Вильям, разворачивая чек.
Он передал его Человеку-Утке, который внимательно рассмотрел бумажку, сделав ее еще более небелой.
— Кажется, все в порядке. Написано «пятьдесят долларов» и подпись, — сообщил Человек-Утка. — Я объяснил своим товарищам общую концепцию. Уверяю, господин де Словв, сделать это было совсем не просто.
— Да! И если мы не получим денежки, то заявимся к тебе домой! — воскликнул Генри-Гроб.
— Э… И что?