Правдивая ложь
Шрифт:
Оба магометанина обернулись и заметили подъезжавшего к ним на великолепном арабском жеребце важного вельможу.
– О, паша Ширкух аль-Валид, – подобострастно кланяясь, отозвался Наджи-ага. – Как бы мы посмели обеспокоить вас! Мы только…
– Что «только»? – паша грубо оттолкнул стоявших перед ним людей и взглянул на меч и лежавшего рядом крестоносца.
– Переверните неверного! – приказал паша двум сарацинам.
Те молниеносно бросились выполнять его приказание. Схватив рыцаря за плечи, они рывком перевернули его на спину. Франк издал тихий стон.
– Он еще живой, паша, – склонившись над крестоносцем, сказал Джабир-ага. – Но он без сознания. Прикажите убить?
Паша Ширкух аль-Валид в задумчивости оглядел рыцаря, лежавшего
14
«Fortis et Fidus» – «Храбрый и верный» (лат.).
– Снимите с него шлем! – скомандовал он воинам, стоявшим рядом в ожидании дальнейших указаний.
Те быстрым движением расстегнули шлем и сняли его с головы рыцаря. Сарацины увидели бледное, с правильными чертами лицо молодого человека лет двадцати пяти, из-за большой потери крови покрытое холодным потом. Крестоносец находился в бессознательном состоянии. И только частое прерывистое дыхание франка говорило о том, что под кольчугой еще бьется сердце.
– Прикажете убить? – повторил вопрос Джабир-ага.
– Передайте его паше Санджару абд ал-Аатиф, командующему захирией [15] . Он сам решит, что ему делать с этим неверным… Да, и не забудьте сказать, что я покорно прошу передать нашему повелителю мои низкий поклон и пожелания долгих лет жизни ему и его роду…
… Через неделю рыцарь Креста, который все эти дни находился между жизнью и смертью, уже плыл на корабле в сторону ал-Каира. А еще через пару недель перед изумленным взором уже очнувшегося крестоносца предстал большой город с хорошо укрепленными стенами, мечетями с высокими минаретами, дворцом и мавзолеем.
15
Захирия – собственная гвардия султана Бейбарса.
Вместе с остальными пленниками, а всего их было около тридцати, франк под усиленной охраной был перевезен в темницу дворца. Здесь, в ожидании своей участи, он и его товарищи по несчастью коротали томительно долгие и однообразные дни заточения. За время плавания многочисленные раны рыцаря затянулись благодаря неусыпному вниманию лекаря-магометанина, а укрепляющее питье, которое ему давали четыре раза в день, очень быстро восстановило его силы. То, грохоча кандалами, франк ходил по темнице взад и вперед, то прислушивался к каждому шороху, но каждую минуту он продолжал размышлять о своей участи и об участи сотоварищей, томившихся в заточении вместе с ним. Но не только эти думы тревожили его сердце и душу. Мысли о тех, кто остался на родине, а точнее, о той, которой он поклялся в вечной любви и преданности, не давали крестоносцу покоя. Он обещал вернуться, но суждено ли ему еще увидеть родные берега, обнять любящую и любимую всем сердцем девушку? Четверо пленников уже не вернулись. Поговаривали, что троим отрубили головы за непослушание, ибо они отвергли предложение сменить веру. Четвертый же по малодушию принял ислам, после чего был сослан на галеры (в те времена военных рабов отправляли либо на галеры, либо на строительство цитадели). Остальных узников ожидала та же участь: либо быстрая смерть, либо жизнь, сохраненная ценой предательства веры и полная лишений и каторжной работы, которая, в конечном итоге, быстро доведет до смерти.
Прошло еще несколько томительных дней. В темнице остались только франк и оруженосец погибшего в бою рыцаря-тамплиера. Вот уже пару дней никто не беспокоил пленников, кроме тюремщиков, приносивших им раз в день воду, хлебец и салат. Казалось, об их существовании просто забыли. Но на третьи сутки дверь отворилась, и на пороге появился сам паша Санджар абд ал-Латиф.
– Выходи, повелитель ждет тебя, – на скверном французском языке обратился он к рыцарю.
– Не ломай язык, неверный, – холодно бросил франк. – Я говорю на вашем поганом языке намного лучше, чем ты на моем.
Злобно взглянув на рыцаря, паша судорожно схватился за рукоятку меча.
– Убить безоружного человека – не велика храбрость, – с усмешкой заметил рыцарь. – Сразись со мною в честном бою, вот тогда и посмотрим, на что ты годишься.
– В свое время, кафир, в свое время, – прошипел паша, приказав сопровождавшим его людям схватить говорившего.
Громким окриком рыцарь остановил сарацинов.
– Я пойду сам, неверный, – сурово произнес рыцарь, гордо вскинув голову.
– Хорошо, кафир, – ответил паша. – Но вздумаешь бежать или совершишь какую-нибудь глупость – я лично выпущу твои кишки.
Насмешливо смерив взглядом командующего захирией, пленник вышел из темницы. Пройдя по многочисленным коридорам цитадели, франк очутился около Зала Правосудия.
– Жди здесь! – властным голосом приказал паша Санджар абд ал-Латиф и скрылся за дверью.
– Пусть войдет! – раздался через несколько секунд повелительный голос султана.
Двери отворились, и на пороге показался паша.
– Иди! Но предупреждаю – без шуток. Смотри у меня, – он пристально посмотрел на рыцаря. В ответ тот лишь презрительно скривился и вошел в Зал Правосудия.
Это было небольшое, но роскошно убранное помещение. Окна, через которые струился солнечный свет, были забраны резными решетками, тени от которых причудливым узором ложились на великолепный персидский ковер. Вдоль стен комнаты стояли низкие диваны, заваленные подушками, вышитыми золотыми и серебряными нитями. Напротив двери стоял еще одни диван. Но, в отличие от остальных, он был выше и сделан из редкой древесины под названием «зебрано» [16] . Над этим диваном висел балдахин из тяжелой парчовой ткани. На диване с важным видом восседал статный мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения, с округлой густой бородой и ясными голубыми глазами. На голове у него красовалась черная, расшитая золотом чалма. Одет человек был в чернильно-синюю кабу [17] из китайского шелка, украшенную, как и чалма, золотыми кручеными нитками. Это был султан Бейбарс.
16
Зебрано – декоративная древесина светло-золотистого цвета с тонкими темными штрихами и блестящей поверхностью.
17
Каба – мужская верхняя одежда с длинными рукавами, наподобие кафтана.
Султан строго, но с любопытством смотрел на вошедшего рыцаря.
– Мне сказали, что ты хорошо говоришь по-арабски, – первым прервал правитель молчание.
– Да, верно, – глухо отозвался рыцарь, пристально взглянув на султана.
– Откуда? Ты еще молод, значит, это твой первый поход. Тем не менее, ты так хорошо знаешь язык, что тебе не нужен переводчик.
– Моим учителем был король Людовик. Когда погиб мой родной отец, Его Величество фактически заменил мне его.
– А-а… – протянул султан и понимающе кивнул стоявшему рядом паше Санджару абд ал-Латифу. – Теперь я понимаю, что к чему… Скажи, а что ты делал на моих землях? Зачем вы с принцем Эдуардом вторглись в мои владения?