Праведная бедность: Полная биография одного финна (с иллюстрациями)
Шрифт:
— За что матушка так ополчилась на своего малыша? — следует коварный вопрос. Потом Кейнонен добивается того, что словоизверженье уступает место причитанью, и выясняет, с какого времени живет у них Юсси… Потом спрашивает, сколько платит в день «молодой человек».
— Сколько хочу, столько и беру, не ваше это дело, и вообще я не потерплю в своем доме никаких судей!..
Все, ухмыляясь, смотрят на Кейнонена, очевидно считая, что на этот раз он проиграл.
— Ну, о «своем доме» вы бы лучше и не говорили, хозяюшка. Неужто вы не помните, как быстро мы отделали ваш дом? В случае чего мы такую избенку в два счета поставим и на пустом месте.
Он решает, что если «молодой человек» будет платить Мине столько же, сколько платит он сам, этого будет вполне достаточно, и спрашивает у Юсси, сколько он уже уплатил. Юсси отвечает, что двух получек он в глаза не видал, да еще Туорила дал Мине двадцать марок… Что случилось тут с Миной — страшно сказать: она затряслась, завизжала, зарыдала. А Кейнонен побагровел и вдруг рявкнул голосом, какого у него еще никто не слыхал:
— Заткнитесь же наконец, не то я вам покажу совсем другие коврижки!
Нависла полная ненависти тишина. Кейнонен медленно повернулся и обвел всех злым круглым взглядом, хотя никто слова ему не сказал.
В жизни Юсси это был первый и последний случай, когда ему столь категорически воздали по справедливости. Теперь он мог сам распоряжаться всеми своими деньгами, и Кейнонен обещал проследить, чтобы Мина получала лишь то, что ей причиталось. Он обещал разобраться и в истории с двадцатью марками. Мина была укрощена, и ее бессильная ярость проявлялась лишь в том, что она злобно пыхтела и затаенно похлопывала дверьми. Юсси был вынужден перенести свою постель в «божий дом».
Он вышел во двор и постоял немного один, теребя начинающую пробиваться бородку, прислушиваясь к храпу лошадей и гомону голосов. Впервые в жизни в кармане у него лежали собственные деньги; они были завернуты в тряпочку, и он то и дело ощупывал их… Какой могучей силой веет от лесоразработки! Строевой лес — это как целый мир, он уходит куда-то далеко-далеко, туда, где правят господа, один другого важнее; там деньги, столько денег, что и не пересчитать. Страшно, что и ты имеешь к этому какое-то отношение, — прямо-таки жуть берет. Деньги — это что-то странное, они вроде как требуют от тебя чего-то.
Он возвращается в «божий дом». Сегодня он впервые ночует здесь. В «божьем доме» играют в карты и шумно веселятся. Завтра, в воскресенье, все, как один, отправятся в церковь. Предстоящий отдых настраивает людей на благодушно-снисходительный, лениво-шутливый лад. Лесорубы, уроженцы самых различных местностей, рассказывают всякую небывальщину, истории о привидениях, о встречах с волками. Разговор мало-помалу иссякает, но вот какой-то старик с Ямиярви начинает одну из своих небылиц — он сочиняет их каждый вечер; остальные непристойными шутками подталкивают его рассказ вперед. Кто-то вспоминает о скандале, причиной которого был Юсси, и на какое-то время он становится объектом шуток. Юсси плохо переваривает насмешки, но от него вскоре отстают. Собственно говоря, он еще мальчишка, случайно затесавшийся в их компанию.
Но вот лесорубы укладываются спать. В этот субботний вечер настроение у всех особенно благодушное. Старики гадают, сколько они заработают и на что пустят деньги, когда вернутся домой; молодые думают о том, как пойдут завтра в церковь. Лесосека переживает свой романтический час.
Юсси думает о том, как изменились его отношения с Миной и что нет у него больше пристанища. Он вспоминает и мать, какой она была в ту пору, когда они вместе отправились на Туорилу. И еще он вспоминает ее смертную ночь, — ночь эта стоит особняком от всех других периодов его жизни в той картине мира, которую он себе нарисовал. Может ли он еще плакать?..
Кейнонен не оправдал того опрометчивого, чрезмерного доверия, каким проникся к нему Юсси. Когда неопытный, неискушенный в карточной игре Юсси проиграл все свои деньги и совершенно серьезно, чуть ли не со слезами на глазах, стал требовать их обратно, Кейнонен не только не поддержал его своим авторитетом, но еще и посмеялся над ним вместе со всеми. Так уж устроен мир: в конце концов всегда остаешься один.
Мало-помалу Юсси перестал вспоминать по вечерам мать, Свиную горку и Никкилю. Зима уже пошла на убыль, ярко блестел на солнце санный след, весною пахли срубленные сосны. Он покинул Туорилу летом, когда впереди была зима, такая долгая, что страшно было и подумать, а теперь зима кончается. Где она теперь, вся эта долгая зима?
На льду озера уже вязали плоты из бревен, в которых не осталось и следа от оцепенелости зимнего сна — близилась сплавная пора. Туорила, ее хозяин и хозяйка, их деньги — все это останется здесь. От великолепных деревьев, бывших прежде лесом, уцелели лишь пни да отрубленные верхушки, сучья да стружки коры; они повсюду легли одним и тем же стройным узором, оставив на лице земли прозрачную картину гибели леса. Дни становились все яснее и яснее, и наконец настал день, когда от ушедшей зимы в «божьем доме» на Тойволе остались лишь тишина да застоявшийся воздух. Мине и той стало тоскливо в этот погожий день.
Многие лесорубы подрядились работать на сплаве, и среди них был Юсси — Иохан Тойвола. Теперь можно было, никого не спрашиваясь, совершенно самостоятельно купить себе новые сапоги, можно было самому запасаться съестным в прибрежных деревнях. В душе росло чувство возмужалости. Разумеется, это было волнующее чувство, но вместе тем и какое-то томительное. Собственные деньги не давали покоя; их так и хотелось на что-нибудь истратить.
Огромный плот медленно движется по речным дорогам, ведущим на юго-запад к Кокемяэнйоки. Под кофейником пылает огонь, у будки сплавщики играют в карты. Вокруг ворота по бесконечному кругу ходит лошадь; Кейнонен смазывает пьексы.
— Давай в лодку, Креститель! — обращается к Юсси плотовщик, — сегодня их очередь отправляться на берег за провизией. Однажды за какую-то неуклюжую выходку Юсси назвали Иоанном [12] Крестителем, и с тех пор это прозвище так за ним и осталось. И когда какому-нибудь новичку начинают рассказывать, какой язвой была Мина Тойвола, а тот спрашивает, кто это такая, ему отвечают:
— Да вот мать этого самого Крестителя.
Юсси сходит на берег. Сегодня он опять встретит новых людей. Его знание жизни расширяется. Отношения между мужчиной и женщиной, о которых он до этого знал не больше, чем на Свиной горке, теперь окончательно уяснились. И он впервые познает опьянение, — это свойственное лишь человеку, переходящее от поколения к поколению состояние, которое за сладостью приносит горечь.
12
Юсси — простонародная форма от Иоханнес, т, е. Иоанн (Креститель).