Правила бунта

Харт Калли

Голова наклонена.

Спина прямая.

Глаза закрыты.

Челюсть сжата.

Музыка, которую он играет, часто умиротворяет, но музыка Дэшила никогда не производит впечатление умиротворительной. Похоже, с ним что-то происходит, когда парень садится на эту скамейку и располагает руки на клавишах. Он не может усидеть на месте, когда его пальцы двигаются, ударяя по каждой клавише.

Сегодня вечером музыка, которую играет Дэш — словно летняя гроза. Еще более волнующая, чем обычно. Он начинает с басового конца пианино, и музыка раскатывается громом. Лихорадочный сон. Он продвигается

вверх по тональности, сложность нот и аккордов, которые парень играет, увеличивается с каждой секундой — неукротимая энергия, бушующее пламя, ураган — и я знаю, что это не произведение Бетховена или Баха. Хотя Дэшил любит Баха. До того, как я наткнулась на него, играющего в тот первый вечер, я бы не смогла распознать Баха, но со временем я научилась узнавать его.

Помог «Шазам»⁴. Я всегда трижды проверяю, что мой телефон включен в режиме без звука, прежде чем через приложение определить какая мелодия воспроизводится. Исполнение Дэшем великих произведений, как правило, настолько точное — даже без нот — что требуется всего пять секунд, чтобы название и композитор музыки появились на экране моего телефона. Но сегодня вечером, когда я открываю свой телефон, полностью убавляя яркость, приложение не дает никаких результатов. Ни названия. Ни композитора.

Это что-то новое.

Эта музыка принадлежит Дэшу.

Она дикая и безумная, наэлектризованная и пугающая. Это излияние его души, выпускание, побег, и мелодия вызывает слезы на моих глазах. Музыка — это боль, разочарование и отчаяние, и она исходит от него, как приливная волна. Как это дикое, энергичное, страшное существо может быть тем самым человеком, который отшвырнул меня в сторону прошлой ночью? Дэш совсем не похож на него. Та его версия ничего не чувствовала, когда он велел мне слезть с капота машины Пакса. Эта его версия явно все чувствует. Я пытаюсь соединить их вместе, и, похоже, кусочки просто не сходятся. Это диаметрально противоположные силы, уничтожающие существование друг друга, но это заблуждение, игра света, потому что они — один и тот же человек…

Я просто еще не поняла, как кусочки соединяются друг с другом.

ГЛАВА 8

ДЭШ

Ловетт Истейт

<[e-mail]>

Пн 4:47

Ответ на: [e-mail]

Кому: Дэшил Ловетт

<[e-mail]>

Ты пытаешься меня оскорбить, мальчик? Ты либо специально расслабился, либо твой доклад страдает, потому что на самом деле ты глубоко глуп. Я беспокоюсь об уменьшающейся остроте твоего ума. Должен ли я попросить Хансена перевести тебя в школу для учащихся с ограниченными возможностями?

Возьми себя в руки.

—

Достопочтенный Дэшил Ловетт III. Герцог Суррейский.

Специалисты по поиску натуры для съемок постоянно посещают Вульф-Холл. Они приезжают на своих блестящих черных внедорожниках с тонированными стеклами и стоят перед зданием в выцветших, потрепанных бейсболках, повернутых задом наперед, разинув рты. Смотрят на фасад школы, как будто только что наткнулись на долбаную золотую жилу. Видите ли, Вульф-Холл — это влажная мечта кинорежиссера. Зубчатые башни на восточном и западном крыльях. Наклонная центральная крыша со зловеще выглядящим окном — таким окном, в котором в любой момент может появиться темная, зловещая фигура, только чтобы в следующую секунду раствориться в воздухе. Массивный серый камень, образующий облицовку, увит густым зеленым плющом, его листья окрашены в ядовито-яблочно-красный цвет.

Если принять во внимание огромные эркеры, обветшалые колонны, тщательно ухоженные сады, ведущие к нависающему готическому входу, и тяжелые дубовые двери с молотками-горгульями, то вы смотрите на идеальное место для любого фильма ужасов.

Конечно, директор Харкорт отвергает каждое предложение, которое попадает к ней на стол. Она считает, что ее академия — это не какая-то приманка для туристов. До тех пор, пока та дышит и имеет право голоса в этом вопросе, не будет никаких бестактных голливудских постановок, снятых на территории школы.

Пакс поднимается по ступенькам школы с опущенной головой, словно скоро наступит конец света. Рэн следует за ним. Его вездесущая, всегда уверенная развязность придает ему вид человека, который собирается выйти на сцену на церемонии вручения премии «Оскар», чтобы принять свою награду. Где-то между ними я замыкаю шествие, стараясь не скрипеть зубами.

Мне никогда не было дела до этого места. Для меня никогда не имело большого значения, придется ли мне приезжать сюда и отбывать здесь свое время в течение учебного года. Я был с Рэном и Паксом, и это все, что имело значение. Но, черт возьми, если я не зол, как черт, что должен прийти сюда сегодня.

Пакс не утруждает себя тем, чтобы придержать дверь открытой для нас, точно так же, как он намеренно пренебрегает всем, что может быть полезно кому-либо еще. Рэн язвительно смеется, снова открывая дверь, и мы заходим внутрь. Не успеваю я сделать и трех шагов, как чья-то рука обхватывает мое горло, проводя удушающий захват.

— Что за хрень с тобой творится?

Я пытаюсь вырваться.

— Отвали от меня, Пакс.

Он хихикает, шепча мне на ухо.

— Неа, пока ты не признаешь это. Твой член сморщился и отвалился, да?

Черт возьми. Пакс в том настроении, так что не отпустит меня, пока я не дам ему то, что он хочет. Это требует быстрых, решительных действий. Одним быстрым движением я зацепляю свою ногу за его, сгибаю колено так, что его колено должно согнуться, вытягиваю руку вперед, а затем с силой ударяю локтем по его ребрам.

Секунду спустя парень уже лежит на спине, растянувшись на мраморном полу.

— ЧЕРТ! — хрипло ругается Пакс. Кажется, он не может глотнуть воздуха. — Ублюдок!