«Правила бунтаря и застенчивой девушки»

Соренсен Джессика

Я на цыпочках подхожу к окну и выглядываю, задаваясь вопросом – здесь ли он еще? Практически сразу я замечаю его БМВ. Он стоит там, как чирлидер в готическом клубе. Хотя, необычно то, что Мерседес припаркован позади машины Бека.

Две фантастические машины в одну ночь. Так странно.

Я бы не задумывалась об этом слишком сильно, но сейчас, я беспокоюсь, что внутри какой–то богатый наркоторговец ведет наблюдение за моим домом, потому что мать должна ему денег.

Это не первый раз, когда происходит подобное.

Страх пробегает

по мне, заставляя мое сердце яростно биться в груди. Я хочу во всем признаться Беку, хочу, чтобы он зашел внутрь, перекинул меня через свое плечо, и вынес из этой адской дыры. Хочу, чтобы он спас меня. Со своей стороны, я бы сказала маме, что никогда не вернусь. И именно это я бы и имела в виду. Мне было бы плевать.

Но проблема в том, что мне не плевать на свою мать, даже если не хочу этого. И, кроме того, просить Бека спасти меня – это не то, чего я хочу. Я хочу самостоятельно спасти себя. Я хочу быть сильной личностью, которая не сломается, когда останется одна.

Ты можешь с этим справиться. Ты делала это тысячи раз.

Я: Ага, я в порядке. В моей комнате не шумно. И я заперла дверь, поэтому никто меня не побеспокоит. Спасибо, что подвез, Бек. Я, правда, благодарна за все, что ты делаешь.

Он не отвечает, и я ложусь в свою кровать, разглядывая коллекцию снежных шаров, которую мне подарил отец перед тем, как ушел. Это единственные предметы, которые я оставила, и которые связаны с ним, поскольку моя мать заложила все остальное, что он оставил после себя. Спереди в центре находится снежный шар, который подарил мне Бек, когда вернулся из Парижа. Он мой любимый, потому что достался от Бека. Бек – мой самый любимый человек в целом мире, и понимание этого пугает. Мечущейся, падающей, теряющей контроль – так я себя чувствую рядом с ним.

Мне он слишком нравится.

Я пытаюсь убедить себя, что молчание со стороны Бека – к лучшему. Может быть, он, наконец, перестанет быть моим рыцарем в сияющих доспехах. Жгучая боль в моем сердце ничего не сделает с тем фактом, что может, лишь может быть, он наконец–то двигается дальше. Мое сердце все равно скручивает.

Я тру рукой грудь, надеясь, что боль уйдет, пока лежу в кровати, борясь со сном.

Примерно через десять минут моей борьбы легкий стук сотрясает мое окно. Я не двигаюсь с места, боясь, что была права насчет наркоторговца.

Стучат неоднократно, а затем мой телефон жужжит, оповещая о входящем сообщении.

Бек: Пожалуйста, не могла бы ты просто подойти к окну? Я вижу через шторы, поэтому знаю, что ты не спишь.

Я бросаю взгляд на окно, когда выбираюсь из кровати.

Прошлепав через комнату, я отодвигаю штору и вижу Бека, улыбающегося мне, его поза напряжена.

– Что ты там делаешь? – спрашиваю я, пока медленно открываю окно.

– Делаю из тебя настоящую, живую принцессу, – шутит он, бросая взгляд через свое плечо на парковку.

–

Как это делает меня настоящей, живой принцессой?

– Потому что я – твой Прекрасный Принц, пришел, чтобы тебя спасти, – он показывает рукой отодвинуться. – А сейчас отойди, чтобы я мог залезть.

Я хочу поспорить, но громкая музыка и крики заставляют меня просто отойти.

Опустив свою голову, он ныряет внутрь, затем выпрямляется, стирая чуть–чуть грязи со своего рукава.

– Это очень по–рыцарски с твоей стороны, – дразнюсь я, нервничая.

В то время, как Бек заставляет меня чувствовать себя в безопасности, он с роду не был в моей комнате, которая, наверно, такая же большая, как его шкаф, и пропахла сигаретным дымом. Как и вся квартира.

– Я просто рад, что ты живешь не на втором этаже, – он сканирует голые стены и мою не заправленную кровать. Когда его взгляд останавливается на коллекции моих снежных шаров, он улыбается. – Мой впереди.

По какой–то странной причине мои щеки вспыхивают, будто он только что открыл маленький грязный секрет или что–то в этом роде.

– Он мой любимый, – говорю я, чтобы скрыть свое смущение.

Его улыбка растет, когда он легонько стучит по моему носу.

– Хорошо. Я рад.

Я возвращаю ему улыбку, чувствуя себя слегка потерянной.

– Я не хочу, чтобы это казалось грубым, но почему ты тут?

Его улыбка исчезает.

– Потому что я не мог заставить себя уехать и оставить тебя одну в этом дерьме.

– Все в порядке, – лгу я. – Здесь нет ничего, с чем бы я не справлялась раньше.

– Но это не означает, что так правильно, – он обходит мою комнату, смотрит на закрытую дверь, а затем на мою кровать.

– Мне очень рано нужно сделать кое–что по работе, но я хочу послоняться здесь несколько часов, если ты не против. По крайней мере, пока не утихнет вечеринка.

– Я не уверена, утихнет ли она вообще. Так может быть. Иногда моя мать может продлевать ее несколько дней.

– Ну, я останусь здесь настолько, насколько смогу.

Я играю с нижней кромкой моих пижамных шорт, радуясь тому, что лампа ограничено светит.

– Ты действительно не обязан этого делать.

– Я знаю, что не обязан, но я хочу, – он плюхается на мою кровать и наклоняется, чтобы расшнуровать свои ботинки.

– Ты что делаешь? – пищу, как идиотка.

Он смотрит на меня с весельем, пляшущим в его глазах.

– Снимаю свою обувь.

Я остаюсь около открытого окна, боясь подойти чуть ближе к нему, когда воспоминание о нашем последнем разе наедине проносится в моей голове.

– Но зачем?

– Я решил, что полежу с тобой, пока ты не уснешь, – как только снимает свою обувь, он садится и тянется к краю своей рубашки с длинными рукавами.

Мое дыхание застревает в горле, пока я наблюдаю, как он снимает ее через голову. А потом я стараюсь не хмуриться от разочарования из–за футболки, которая у него под рубашкой.