Правила качка
Шрифт:
Мы пообедали перед тем, как я высадил ее у дома, а потом я пошел подстричься и побрился.
— Это было до того, как я узнала, как ты выглядишь. — Ее тихий голос доносится из темных глубин моего внедорожника.
— Прости, что? Это звучит как оскорбление. И с каких это пор парню плохо быть привлекательным?
— Это не так. Дело не в твоем лице.
Так сразу и не скажешь.
— Тогда в чем же дело?
— Честно говоря, понятия не имею.
— Ладно, и что теперь? Что нам делать? Я могу отрастить бороду обратно, Тэдди,
— Но я уже знаю, как ты выглядишь.
— Господи, Тэдди, ну почему ты придаешь этому такое большое значение? — Я не могу удержаться, чтобы мой голос не повысился.
— Я не знаю Кип! — Ее тоже поднимается. — Я… не знаю. Честно говоря, мне нравилось, как ты выглядел раньше.
— Честно говоря, Тэдди, мне очень нравилось, что ты не судила меня раньше.
— Ой.
— Да, правда причиняет боль, не так ли?
Я сожалею о своих словах, как только их произношу, потому что они звучат резко, грубо и горько, и я смягчаю свой тон.
— Пойдем со мной домой. Пожалуйста. Это единственный способ, которым мы сможем преодолеть это.
Позволь мне изменить твое мнение.
Каждый нерв в моем теле кричит, что она собирается сказать «нет». Она отвергнет эту идею, выскочит из моей машины, и я никогда больше ее не увижу.
— Да. Хорошо, ты прав.
Я выдыхаю с облегчением, а затем вцепляюсь в руль обеими руками.
— Тогда ладно. Отлично.
Я так чертовски рад этому.
Включив задний ход, я везу нас обратно тем же путем, каким мы ехали ранее. Мимо административных зданий. Мимо студенческого союза и библиотеки. Подальше от кампуса, на три мили от города.
Только когда мы сидим, скрестив ноги, на полу гостиной, Тэдди снова заговаривает.
— Я думаю... я так плохо отреагировала, потому что... различия между нами внезапно стали такими явными. Ты с важным видом подошел ко мне, такой статный и красивый, а я стояла там, в чужом платье и чужих туфлях. Я одалживаю машину — у меня ничего нет.
— Для меня это не имеет значения, — я говорю это очень убедительно. — И я не расхаживаю с важным видом.
Она смеется и протягивает ко мне ногу. Я беру ее ногу на колени и начинаю массировать ее красивую лодыжку, пока она говорит.
— Но для меня это имеет значение: то, как мы выросли, и те дороги, по которым мы идем, понимаешь? Это стало так ясно мне после того, как я поняла, что это был ты.
— Я ничего не могу поделать с тем, что мои родители богаты, Тэдди. Ты не можешь использовать это против меня — люди делали это всю мою жизнь. От этого очень тяжело убежать. Вот почему я перевелся сюда.
— Я все понимаю. Меня тоже судят за то, что я бедная, и я ненавижу это. Я не говорю, что это ужасно — быть мной, но моя мать работает в баре и не очень презентабельном баре. Несколько раз мы жили над ним, и там было шумно и дымно, и я никогда больше не хочу так жить. Вот почему я сейчас надрываюсь как проклятая.
—
— Это не мое решение, почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Ну, потому что ты моя девушка?
— Я?
Как она могла этого не понимать?
— Да. И ты, вероятно, не сможешь избавиться от меня.
— О. — Она довольная прикусывает нижнюю губу. — Ну, в таком случае тебе, наверное, следует отвести меня наверх.
Ей не нужно повторять мне дважды.
Я встаю, сгибаюсь в поясе, подхватываю Тэдди на руки, как будто она ничего не весит, и несу вверх по лестнице. Я переступаю порог своей спальни и усаживаю ее на край кровати.
— Я не думаю, что у меня была возможность сказать тебе, как ты прекрасно выглядишь сегодня.
Синий цвет очень ей идет; платье строгое, но сексуальное, одновременно обнимает ее изгибы и скрывает их. Ее загорелые руки и ноги — единственная кожа, которая видна, но когда она соскальзывает с кровати, чтобы встать на пол и подставить мне спину, я вижу ее еще больше, когда полностью расстегиваю молнию.
Замок жужжит, раскрываясь, заставляя нас обоих дрожать.
Гладкая кожа.
Без лифчика.
Благоразумное хлопчатобумажное белье.
Никаких излишеств на моей девочке, но это придет со временем; когда она будет доверять мне и не испугается дорогих подарков, я собираюсь баловать её. Куплю ей кружевные лифчики, трусики и все, что она захочет.
— Боже, это занимает у тебя целую вечность, — жалуется она, когда я все еще не стянул платье с ее тела.
— Терпение.
Мои руки огромны по сравнению с ее плечами, и мне нравится смотреть, как они скользят по ее коже. Люблю то, как она чувствуется под моими мозолистыми ладонями — с тех пор, как я впервые прикоснулся к ней.
Я знал, что она почувствует то же самое, как только увидел ее стоящей у того бочонка в гостиной дома регби.
Черт возьми, думаю, что влюбился в нее в ту же секунду, как увидел. Точка.
Если это твое, ты сразу узнаешь.
Моя несносная сестра всегда говорила мне о том, чтобы найти подходящую девушку, никогда по-настоящему не веря, что я поклялся навсегда отказаться от них.
Проклятье. Я ненавижу, когда она права.
Это так чертовски раздражает.
Когда я ее увижу, она точно будет тыкать мне этим в лицо.
Наконец я раздеваю Тэдди догола, сажаю ее попку на край кровати, и она откидывается назад. Раздвигаю ей ноги и встаю на колени.
— О боже, что ты делаешь?— Она приподнимается, пытаясь понять, что я делаю.
— Тсс. Я покажу тебе, каково это—иметь гладкое лицо между ног, прежде чем я снова отращу бороду. Никаких ожогов.
— О-о-о-кей, — заикаясь, бормочет она, уронив голову на матрас, и теперь ее ноги покоятся на моих плечах, как на стременах в проклятом кабинете гинеколога.