Правила одиночества
Шрифт:
Технику Ислам освоил быстро: постоянная угроза гауптвахты и отборный мат сделали свое дело. Но комбат, видимо, решил, что Ислам хотел сачкануть, и все время искал повод, чтобы придраться к нему. «Точка», на которой зенитная батарея несла боевое дежурство, примыкала непосредственно к территории части — несколько зенитных пушек, поисковый радиокомплекс «ПРК», станция питания орудий «СПО», вотчина Ислама, блиндаж и наблюдательная вышка — очень удобная вещь в данном случае — начальство всегда видели издалека. За каждым боевым «расчетом» была закреплена территория для уборки. Ислам не входил ни в какие расчеты, был сам по себе боевая единица.
На его территории рядом с «СПО» пустовал огромный окоп из-под «Шилки» — а это, к сведению тех, кто не служил в зенитных войсках, автомобиль «Зил-131», на базе которого установлен ракетный комплекс, — то есть в окопе помещалась большая грузовая машина. Убирать в ней было несложно: заглянуть раз в день на предмет «бычков» и занесенных ветром бумажек. Но через точку пролегал искусственный арык, несущий воду на соседнее колхозное поле, и проходил он в непосредственной близости от окопа. В один из дней стенки арыка прохудились, каким-то образом вода стала просачиваться сквозь глиняную стенку и протекать в окоп. Заметив это, Мотуз приказал Исламу течь устранить. Но все попытки заделать щель привели только к ее увеличению: вода прибывала с ужасающей быстротой. К утру окоп был заполнен водой на две трети. Уходя на обед, комбат подозвал Ислама и, показывая на ров, сказал:
— Завтра утром окоп должен быть сухим, в противном случае отправишься на гауптвахту, а за тебя Погосян подежурит. Задача ясна?
— Так точно, — ответил Ислам.
Погосян был коротышка, разбирающийся в дизелях, до прибытия Ислама «СПО» эксплуатировал именно он. В течение часа Ислам таскал воду, черпая ее из окопа двадцатилитровой канистрой, но это была муравьиная работа — то есть необходима была сотня других муравьев. Тогда он сел и задумался, говоря себе, что если один человек задал задачу, то второй, будучи тоже человеком, может ее решить. Ситуация походила на ту сказку, где злодей-царь задавал Ивану-дураку невыполнимые задания. Поди туда не знаю куда. С тем отличием, что он сам себе выступал в роли подруги-советчицы. «Что, Исламушка, невесел, буйну голову повесил?»
Через некоторое время он поднялся и отправился в автопарк, разыскал азербайджанца, водителя заправочной автоцистерны, объяснил ситуацию. Земляк попался отзывчивый, слил солярку в подходящую емкость, и они поехали на точку. Дальнейшее было делом техники: опустили шланг в окоп, включили насос и разом выкачали половину воды. Покуда шофер ездил сливать воду в ближайшую яму, Ислам сбегал и перекрыл запорное устройство арыка, мини-шлюз, точно такой же, какие он сваривал на заводе до армии. В два приема вода была выкачана полностью. Это было торжество человеческого разума — вернее, солдатской смекалки. Утром комбат, не дослушав рапорт дежурного по точке, устремился к вожделенному окопу. Долго в изумлении изучал его, затем подозвал Ислама и задал невероятно глупый вопрос:
— Солдат, где вода?
— Согласно приказу, удалена, — отрапортовал Ислам.
— Ну, Караев, — не выдержал Мотуз — я, конечно, сволочь порядочная, но ты…
Кто именно Ислам, комбат так и не уточнил.
Справедливости ради надо сказать, что Мотуз мало кого привечал: у него был только один любимчик — писарь Погоряцкас, долговязый, большеголовый прибалт, день-деньской переписывающий бумаги каллиграфическим почерком — компьютеров тогда еще не было, персональных, во всяком случае.
Мамед демобилизовался на полгода раньше Ислама. После армии Ислам вернулся на завод и проработал там зиму, чтобы заработать деньги на дорогу в Москву. Он уехал весной следующего года, поступил в институт. С тех пор каждый раз, проезжая через Баку, он останавливался у друга. И вот теперь друга нет.
Смотрины
Ислам очнулся от раздумий и взглянул на часы. Стрелка подбиралась к полуночи. Бросив последний взгляд на мерцающую огнями бухту, он пошел и лег на кровать. В этот момент раздался звонок телефона. Удивился, взял трубку и услышал голос Рены:
— Не разбудила? Нет? Слушай, я договорилась. Приходи завтра вечером — я тебя с ней познакомлю.
— Подожди, подожди, — всполошился Ислам, — как это — завтра? Может быть, не надо так, сразу? Может, дать время подумать?
— Кому? Ей или тебе? Ей не надо, уверяю тебя. Ты что, испугался?
— Нет.
— Ну все, тогда до завтра.
Она положила трубку.
Сон отшибло начисто. Некоторое время он пытался заснуть, затем поднялся, стал ходить по номеру, борясь с желанием перезвонить Рене и все отменить. Черт дернул его согласиться!
В открытую форточку доносилась музыка из бара на первом этаже. Ислам оделся и спустился вниз. Несмотря на позднюю осень, в Баку стояла довольно теплая погода, поэтому столики находились в саду, под открытым небом. Ислам устроился недалеко от фонтанчика. К нему тут же подошел официант.
— Коньяк какой у вас? — спросил Ислам.
— Азербайджанский, очень хороший. Разные марки есть: «Апшерон», «Баку»…
— Есть открытая бутылка? Принеси, пожалуйста.
Официант ушел и вернулся с початой бутылкой коньяка. Ислам открыл пробку и понюхал горлышко. В нос ударил резкий запах коньячного спирта.
— Что? — настороженно спросил официант.
— Нет, ничего, а водка какая?
— Бакинская. Хорошая водка, совместное предприятие выпускает.
— С кем совместное?
— С турками.
— Не надо.
— Еще московская есть, «Кристалл».
— Эта подойдет, принеси мне двести грамм.
— Закусывать будете? — официант упорно говорил с Исламом по-русски, невзирая на то что Ислам задавал вопросы по-азербайджански. В Азербайджане никогда не упускали возможности поговорить на русском языке. Исламу как-то во время службы в армии довелось побывать в глухом горном азербайджанском селе. Они ходили к пастухам менять теплые кальсоны на арак, местную самогонку. Попавшийся им у бьющего в центре села родника парень на все вопросы Ислама категорически отвечал на ломаном русском.
— Принеси сыр, айву порежь, попозже чай подашь.
Официант кивнул и удалился.
За соседним столиком сидели две сильно накрашенные девицы и смотрели на него. Ислам сдержал улыбку и отвернулся: в Баку не принято улыбаться незнакомым женщинам — вполне могут расценить как приставание. Впрочем, судя по их размалеванным лицам, в этот поздний час они находились здесь именно для этого. Но предстоящее мероприятие уже накладывало на него определенные обязательства: в канун знакомства не стоило общаться с девицами легкого поведения.