Правила отбора
Шрифт:
В понедельник Лара сама договорилась о встрече Синицына с представителем «Реалар-инвест» и, позвонив вечером, просто поставила его перед фактом: «Милый, я всё решила, вы встречаетесь завтра в десять». «Я не приду», — ответил профессор и, ничего больше не говоря и не объясняя, отключил телефон. Ему вдруг стало донельзя обидно. «Ну, почему? Почему она сделала это без спроса? Я же ей говорил, что сам позвоню в эту контору. Неужели она и впрямь думает, что сам я ни на что не способен…»
Три дня Александр Григорьевич мучил себя сомнениями и пытался разобраться в своём отношении к Ларе. Тянул,
Чуда не произошло. Это показал вчерашний разговор с «фээсбэшником». Он же помог принять правильное решение.
Получилось довольно удачно. Специально маскироваться на этот раз не потребовалось. Вчера комиссия ИАЭ принимала возведённый над ускорителем защитный экран, а в её состав, помимо инженеров и «безопасников», был включён и Синицын. Он пока ещё числился заведующим лабораторией, поэтому даже формально без него обойтись не могли.
До обеда акт о приёмке подписать не успели, члены комиссии ушли в столовую, а Александр Григорьевич, «увлёкшись» изучением чертежей, остался в бытовке строителей. Минут через пять туда «по служебной необходимости» заглянул Михаил Дмитриевич.
— С деньгами по моей линии туго, но кое-какие подвижки есть, — с ходу сообщил тот и, не дав приятелю и слова сказать, тут же поинтересовался. — Что там с британцами? Делают, что обещали?
— Делают, — кивнул Шура.
— Когда закончат?
— Обещают к пятнадцатому ноября. И если оплата пройдёт, в тот же день и отгрузят. Отправлять будут через DHL, так что за сроки можно не волноваться. Шестнадцатого трубки будут в Москве, ещё два-три дня растаможка и, максимум, в пятницу мы их сможем забрать из ИТЭФ.
— А почему не отсюда? — не понял Смирнов. — И что такое ИТЭФ?
— Институт теоретической и экспериментальной физики. Я трубки через него оформлял, чтобы здесь не пронюхали. Раньше я там работал, а тут на полставки, потом — наоборот, из-за гранта. Сейчас снова туда перевожусь, а когда лабораторию здесь откроют, опять сюда. А ещё лекции в двух вузах читаю. Так и кручусь. Можно сказать, на четырёх работах работаю, — Синицын засмеялся, а затем неожиданно хлопнул себя по лбу. — А, чёрт! Забыл. Как там дела у Андрея, не в курсе?
Михаил Дмитриевич удивлённо посмотрел на приятеля.
— Откуда ж мне знать? Портфель-то ведь у тебя, тебе первому и узнавать.
— Да я не о том Андрее, — смутился Синицын. — Я о нашем, который здесь.
Смирнов укоризненно покачал головой.
— Честно сказать, Шура, не ожидал от тебя. Я думал, ты к нему через день в больницу захаживаешь, а оно, вон оно что.
— Да я… понимаешь… работа, то-сё, — профессор совсем стушевался. — Завтра хотел к нему заскочить. Вот и спросил, может быть, надо чего, может, ты в курсе…
— Ладно. Проехали, — махнул рукой бывший «чекист». — Я у него вчера был. С женой его говорил.
— И как?
— Всё так же. Без изменений, — пожал плечами замдиректора строительной фирмы. — Жанна там практически поселилась. Так что в плане ухода с Андреем сейчас всё в порядке.
— А…
— А насчёт остального ты у Жанны спроси, — усмехнулся Смирнов. Впрочем, тут же нахмурился. —
— В смысле?
— В смысле, с одной стороны, пока ничего плохого с Андреем не происходит, никаких приступов, никаких ухудшений, «прозрачность», которая раньше случалась, больше не проявляется, но, с другой стороны, нет и хорошего. По словам Жанны, она теперь всё чаще ловит себя на том, что чувствует, будто пришла в музей восковых фигур, да так и осталась там, причём, не как посетитель, а как экспонат.
— Экспонат? Как это? — лицо Синицына недоуменно вытянулось..
— Ну… она говорит: ей временами кажется, что они с Андреем вовсе не муж и жена, а совершенно посторонние люди. Ей даже несколько раз снилось, что они просто были когда-то знакомы, а потом расстались и уже никогда друг друга не видели. Я понял, её это сейчас беспокоит больше всего и где-то даже пугает…
— Погоди, погоди, — остановил «чекиста» доктор наук. — Ты говоришь, ей кажется: они стали чужими? И сны видит такие же?
— Точно так.
— Хреново, — Александр Григорьевич сморщился и почесал себя за ухом. — Если бы сон был один, ещё ничего, а когда несколько плюс наяву то же самое, это уже не случайность и не совпадение. Это статистика. Неладно там что-то в прошлом.
— Что именно? — подался вперёд Смирнов. — Есть мысли? Предположения?
— Нет у меня никаких мыслей, одни предчувствия, — губы профессора сжались в тонкую нитку. — Надо быстрее собирать установку, а без денег мы это не сделаем. Деньги нам, Миша, нужны. Кровь из носу. Неделя, максимум две. Потом будет поздно. Не вытянем Андрея оттуда в ближайшее время или хотя бы не свяжемся с ним, здесь он просто исчезнет.
— Уверен?
— Да.
Смирнов ненадолго задумался.
— Есть у меня один вариант. Хочу на следующей неделе вытащить из субподряда три-четыре лимона как гарантию сдачи под ключ.
— А это законно?
— Не то чтобы совсем незаконно, просто… короче, зависит, с какой стороны посмотреть. Если одни согласятся месяц-другой потерпеть, а другие не станут куда не надо совать свой нос, то всё обойдётся.
— А если не станут и не согласятся.
— Тогда те, кому по службе положено, могут углядеть в моих действиях признаки мошенничества, — развёл руками Михаил Дмитриевич.
Синицын смотрел на него в упор секунд десять, затем дёрнул щекой и твёрдо проговорил:
— Не надо пока это делать. Неделя у нас ещё есть. Может, получится по-другому, без признаков…
Тем же вечером он сам позвонил Ларисе:
— Предложение о встрече с инвесторами ещё в силе?.. Завтра в десять?.. Договорились…
Лариса болтала без умолку всю дорогу. Шуре даже показалась, что это она специально, чтобы он снова не передумал.
— Ой, я так испугалась, так испугалась. Я знаю, что виновата, но мне просто хотелось помочь. Ты не отвечал на звонки, я хотела прийти к тебе, но побоялась. Вдруг ты обиделся и теперь видеть меня не можешь. Я бы пришла, а ты бы меня прогнал, вот ужас-то. Я же ведь не нарочно, думала, договорюсь заранее, чтобы накладки не было, а, оказалось, зря, не надо мне было спешить, надо было с тобой посоветоваться…