Правила перспективы
Шрифт:
— Он здесь.
— С чего вы так решили?
— Мне рассказала Сабина.
Герр Хоффер попытался фыркнуть, но поперхнулся и закашлялся.
— Фрау Хоффер? Она ничего не знает.
— Она знает много чего, — с кривой ухмылкой ответил Бендель.
— Послушайте…
— Да?
— Она ничего такого не знает.
Бендель гадко захихикал. Получилось довольно ненатурально. "Он меня провоцирует, — подумал герр Хоффер. — Как бы я хотел его убить!"
— Я имею в виду Ван Гога. Она не интересуется моей работой.
— Герр
Герр Хоффер закрыл глаза. Тембр голоса у Бенделя был приятный, но то, что он говорил, было ужасно. Значит, дело не в голосе. В конце концов, главное — выжить.
— Ну хорошо. Как я и говорил, он вместе с другими картинами. Не на соляном руднике. Часть картин здесь, в подвалах.
Кровь пульсировала в ушах, но все остальное было под контролем. Во-первых, Бендель еще слишком молод, во-вторых, насчет Сабины он лгал. Он просто видел инвентарную опись. Слава Богу.
— В подвалах?
— Да.
— А как же крысы?
— Потравили.
— Когда?
— Недавно.
— А сырость?
— На поверку там оказалось не так уж и сыро.
— Это правда?
— Да.
— Когда их туда перенесли?
— В конце марта, перед общей эвакуацией, — соврал герр Хоффер. — В прошлом году. Точную дату не помню. С тех пор год прошел! Все как в тумане. Вас тут уже не было.
— Я был в Берлине.
— Я так и понял, — кивнул герр Хоффер. — Ночные клубы, танцы, концерты…
— Мне не по душе большие города. Я люблю деревья, леса, дикую природу. В Шпреевальде были сплошные палатки, ружья и колючая проволока. Мы все только портим. Вот он, капитализм. Да и вообще политика. Большевизм, фашизм, монархический феодализм, да что угодно. Одно хуже другого.
Он снова затянулся и выдохнул дым через нос.
— Вот черт! Подвалы… Надеюсь, вы все-таки избавились от крыс. Они размножаются как сумасшедшие. И жрут все, что попадется.
— Мы все засыпали крысиным ядом.
— Газ лучше. Надо было накачать полный подвал газа. Это быстрее. И на евреях проверено.
Герр Хоффер рассмеялся.
— Главное, не шутите так, когда они возвратятся.
Бендель посмотрел на него и нахмурился:
— О чем вы?
— О ваших шуточках, — повторил герр Хоффер, внезапно похолодев от ужаса.
— Каких шуточках?
— Таких. Про газ.
Бендель, словно пьяный, уставился на него красными глазами.
— Знаете, с американцами это не пройдет.
— Что именно?
— Вранье, что вы ничего не знали.
— Чего я не знал?
— Герр Хоффер, актер из вас никакой.
Герр Хоффер озадаченно покачал головой. Потом встал и раскинул руки. Бальдр был богом мира. Он дарил свой свет всем вокруг.
— Знаете что, герр штурмфюрер? Могу я звать вас Клаусом после стольких лет знакомства? А вы меня — Генрихом. Клаус, мне только что было видение. Тысяча девятьсот пятидесятый год, мы с тобой стоим на этом самом месте и любуемся картинами. Обсуждаем их, как всегда. К тому времени все это забудется, как дурной сон. Я угощу тебя настоящим кофе, со сливками. — Он все-таки перешел на «ты», не спрашивая разрешения. — И пирожным. Обещаю. А теперь, если ты не против, я продолжу свой обход.
Неожиданно на него уставилось дуло автомата. Почему-то больше всего раздражало, что он такой маленький. И совсем без деревянных деталей. За сигаретным дымом впалые глаза Бенделя потемнели и налились кровью. Автомат он держал легко, даже подняться не потрудился. С его плеча медленно, сама по себе, сползала кожаная лямка.
— Сядь, — приказал он.
Герр Хоффер сел, дуло автомата опустилось за ним следом.
— Я всегда уверял герра исполняющего обязанности директора Штрейхера, что ваш интерес к Ван Гогу исключительно невинный. Теперь я понимаю, что был наивен. Очень жаль.
У герра Хоффера сперло дыхание, а проклятые очки опять запотели, так что все вокруг превратилось в картину неизвестного импрессиониста. Бендель стал размытой тенью на белом фоне. Вот размытая тень поднялась. Герр Хоффер слегка повернул голову, чтобы посмотреть через не запотевшую часть стекла, рядом с оправой. Теперь он видел, что Бендель держит автомат перед собой — наготове.
— Если вы убьете меня, — сказал герр Хоффер почему-то детским голосом, — вам никогда не найти Ван Гога.
— Он же в подвале. Вы сами сказали.
— Я его спрятал так, что вы никогда не найдете.
— Неужели?
— Да.
Герр Хоффер отчетливо осознал, что его жизнь висит на волоске — вернее, вот на этом самом коротком слове: «Да». Все остальные слова занимали слишком много пространства и времени.
— Вы его спрятали?
— Да, — повторил герр Хоффер.
— В подвале?
— Да. Без меня вам его не найти. Вы даже вход в подвал не отыщете. А если и наткнетесь на вход, картину все равно не найдете.
— Вы хотите сказать, там заперто, и у вас единственный ключ?
— Я хочу сказать, что я спрятал картину в месте, о котором знаю только я, потому что я один ее прятал. Картину.
— Вы покажете ее мне.
— Только если после этого вы оставите ее на месте.
Герр Хоффер улыбнулся, как идиот. Он победил. Его не убьют, по крайней мере сейчас. Кстати, удивительно, но ему совсем не было страшно. Прямо-таки противоестественно. Он даже мог шутить. А если его голос звучал по-детски, он не виноват. Непосредственная реакция неподконтрольна разуму.
Ему удалось даже представить себе, как пули проходят сквозь него, оставляя его невредимым. Как стрелы, которыми боги стреляли в Бальдра в Асгарде — все только смеялись, когда они отскакивали от бога солнечного света.