Правила убийцы
Шрифт:
Лукас засек эту парочку через час после того, как они начали за ним следить, это было две недели назад. Он не знал, в чем была причина, но, как только он их заприметил, Дэвенпорт перестал контактировать со своими осведомителями, разговаривать со своими друзьями, с другими полицейскими. Он находился в изоляции, но не знал почему. Он обязательно отыщет причину. Это неизбежно.
А пока он проводил большую часть времени на открытом месте, таким образом заставляя следивших за ним людей прятаться в душном тесном вагончике,
– Ты считаешь, что этот сукин сын собирается вечно здесь сидеть? – спросил толстяк, ерзая на месте.
– Похоже, что он здесь прочно обосновался.
– Я хочу в туалет, не могу больше терпеть, – продолжал старший.
– Не надо было пить «кока-колу», в ней кофеин, и хочется в туалет.
– Может быть, я как-нибудь по-быстрому выскочу…
– Если он пойдет, то мне надо будет ехать за ним. Если ты не успеешь, Бендл тебе голову оторвет.
– Но ведь ты же ему не скажешь.
– Я не могу одновременно вести машину и фотографировать.
Толстый полицейский продолжал ерзать на месте. Надо было идти, как только Лукас расположился на поляне, но тогда ему еще не хотелось так сильно в туалет. А теперь, когда Лукас может в любую минуту уйти, мочевой пузырь у него раздулся, как баскетбольный мяч.
– Посмотри, – сказал он, разглядывая Дэвенпорта в бинокль. – Он наблюдает за девушкой, которая проходит мимо. Как ты думаешь, мы из-за этого ведем за ним наблюдение? Это связано с девушкой?
– Не знаю. Здесь какая-то тайна. Пока никто не говорит ни слова.
– Я слышал, что у него есть что-то на шефа. Лукас такой.
– Должно быть, так оно и есть. Он ничего не делает. Ездит по городу на своем «порше» и каждый день бывает на ипподроме.
– У него все в порядке. Благодарности и все такое.
– Он еще и неплохо подрабатывает.
– Да.
– Кажется, убил нескольких человек.
– Пятерых. Он первый по этим делам во всей полиции. Кроме него, никто не убивал больше, чем двоих.
– Все они заслуживали того.
– И пресса его любит.
– Это все потому, что у него есть деньги, – авторитетно заявил толстяк. – Пресса обожает людей с деньгами, богатеньких. Никогда не встречал репортера, который не хотел бы денег.
На некоторое время оба задумались о газетчиках. Они походили на полицейских, только языки у них работали побыстрее.
– Как ты думаешь, сколько он зарабатывает, этот Дэвенпорт? – спросил толстяк.
Его напарник поджал губы и стал в уме подсчитывать. Заработная плата – это был серьезный вопрос.
– При его звании и должности, вероятно, он получает тысячи сорок две, может быть, сорок пять, – предположил он. – Потом еще игры, я слышал, что когда он выпускает
– Так много? – изумился толстяк. – Если бы я получил столько денег, я бы бросил службу, купил ресторан, а может быть, бар где-нибудь на озере.
– Это точно, – согласился другой полицейский.
Они так часто говорили об этом, что он отвечал автоматически.
– Интересно, а почему они его не разжаловали в сержанты? Ну, когда его убрали из отдела по ограблениям?
– Я слышал, что он пригрозил подать в отставку и сказал, что понижения не потерпит. Вот начальство и решило, что он еще понадобится, у него ведь свой человек в каждом баре и в каждой парикмахерской. Поэтому звание осталось при нем.
– Когда он был инспектором, он был настоящей занозой, – вспомнил толстяк.
Тощий кивнул.
– Все должны были быть идеальными. Но ведь так не бывает.
Тощий отрицательно покачал головой.
– Он мне как-то признался, что это была самая собачья работа. Он понимал, что перегибает палку, но не мог остановиться. Кто-нибудь хоть чуточку сваляет дурака, так он от него не отстанет.
Они еще немного помолчали, наблюдая за своим подопечным.
– Но если он тебе не начальник, то так он парень неплохой, – повернул в другую сторону толстяк. Он знал, как нужно вести такие разговоры. – Он подарил мне одну из своих игр для моего парнишки. Там на картинке дерутся два чудовища, похожих на трехметровых тараканов.
– Ну и как, ему понравилось?
На самом деле тощему полицейскому было все равно. Он считал, что у толстяка слишком уж изнеженный мальчишка и из него получится гомосексуалист, но он никогда не сказал бы этого вслух.
– Да. Он притащил ему коробку назад и попросил расписаться на крышке. Тот так и написал: Лукас Дэвенпорт.
– Ну! Этот парень не промах, – пошутил тощий. Он замолчал, ожидая реакции. Через минуту до толстого дошло, и они рассмеялись. Этот смех оказал еще большее воздействие на мочевой пузырь. Толстяк снова заерзал на сиденье.
– Послушай, мне надо бежать, или я сейчас в штаны напущу, – в конце концов взмолился он. – Если Дэвенпорт отправится не в магазин, а еще куда-нибудь, то он поедет на машине. И, если тебя не будет на месте, когда я вернусь, я бегом догоню тебя на спуске.
– Смотри сам, тебе отвечать, – проговорил его напарник, поглядывая в окуляр. – Он только что взялся за «Рейсинг Форм». Пожалуй, у тебя есть несколько минут.
Лукас видел, как толстый полицейский выскользнул из фургона и бросился в «Пиллсбери Билдинг». Он усмехнулся про себя. Ему очень хотелось встать и уйти, зная, что полицейский в машине должен будет последовать за ним и бросить толстяка. Но могли возникнуть осложнения. Для него лучше было оставить все как есть.