Правила выживания в Джакарте
Шрифт:
– Классная идея, но он здесь не работает, – говорит Нирмана. – Я это выяснила, пока в тебя целились.
Оказывается, в мире происходит столько интересных открытий, пока в Рида целятся! Учитывая, что на уговоры не стрелять он тратит треть своего времени лет с пятнадцати, вся жизнь проходит мимо.
– Самая жалкая тачка в мире, – повторяет за старшими Рид и свистит, привлекая внимание. – Эй, певчий мальчик, открой окно пошире, до меня не долетает. Так вот, продолжаем. – Он разворачивается обратно с самым деловым видом.
Про себя он уже успевает добраться до Куала-Лумпура и затеряться среди малайзийцев – только теперь это намерение обретает весомую мотивацию и вектор. Он не собирается оставаться здесь дольше, чем потребуется, чтобы раздобыть фальшивые документы, спасибо.
– Значит, старик Басир тоже хочет печатать деньги. Невинное хобби на старости лет, почему бы и нет. Как же так получилось, что оттиски еще не у него?
– Тебе, может, еще презентацию с диаграммами провести? – заводится Салим. – Тащи, блять, проектор.
– Эй, дружище. Ты бесишься. А ты не бесись, – предлагает Рид, а потом отворачивается от Салима и кладет подбородок на спинку водительского сиденья, чтобы поговорить с тем, кто не такой эмоциональный. – Так вот.
В салонном зеркале видно, как Нирмана закатывает глаза.
– Если ты думаешь, что я хочу об этом всем говорить, то за три года ты вконец отупел.
– Да что ж вас так всех травмировало-то? – не унимается Рид. – Вы ведь не полезли в эту заварушку с оттисками, да?.. Не полезли же?
– Это тебе расскажет его преосвященство, – бросает Салим с ощутимым садизмом.
Рид строит ему перепуганные глаза: «О нет, только не его преосвященство», а сам думает, как бы сделать так, чтобы до встречи с бывшим начальством вообще не доводить.
– Ты мне что, не доверяешь?
– Если ты сейчас оскорбишься, это будет цирк, – задумчиво улыбается Зандли, поправляя пистолетом очки на голове – истошно-розовые, в форме сердечек.
Салим выуживает из кармана сутаны мятую пачку сигарет и опускает свое окно.
– Это разговор не на пять минут. Сейчас тебе нужно знать только то, что вся Джакарта, – доставая зубами сигарету, комментирует он, – охотится за оттисками чертова легендарного фальшивомонетчика, которые тот пустил по рукам, как гребаную часовую бомбу.
– Все равно эти ваши скрижали Завета закончат на шикарном ковре у ног Басира, – пожимает плечами Рид, – здесь даже париться нечего.
Салим сощуривается, глядя на него:
– Проблема в том, Эйдан, что мы паримся. Потому что оттиски должны закончить не на басировском ковре, а на нашем.
Рид замирает. Салим это серьезно? Они что… Они решили потягаться с Картелем? Они в своем уме? Выпустите его из машины!
– Да, в этом участвуем мы. В этом участвует Картель, – говорит Салим. – Но тем, что мы сейчас обсудили только Картель, мы оскорбили еще десяток не менее опасных мудаков, которые тоже в этом участвуют.
И ухмыляется, наслаждаясь оторопью Рида:
– Добро пожаловать домой.
Как порядочный безбожник Рид оценивает храмы по художественной ценности постеров со святыми, защищенности ящика с подаяниями и удобству лавочек. Так что ничего удивительного в том, что католическая церковь на берегу мусорной реки Чиливунг, с унылыми стенами и отвратительными скамейками, получает твердую троечку и плевок на порог.
(Если Рид плюнет за порогом этого пристанища веры, то его преосвященство потом плюнет в его кремированные останки.)
По приезде оказывается, что напряг ребят в тачке не идет ни в какое сравнение с напрягом ребят в Церкви. У ворот на территорию – форпост из двух машин, главное здание оцеплено по периметру мрачными служителями, а общая атмосфера давит на нервы. В нефе в два раза больше народу, чем бывает тут единовременно, – значит, епископ отозвал людей с островов и собрал их в штабе.
Они с Боргесом и Зандли мозолят задницы на отвратительных скамейках уже двадцать минут – под орлиным взором двух специально выделенных на них церковных прислужников с калашниковыми у бедра. Ни одно из типично яванских лиц Рид не узнает, на попытки подружиться яванские лица не реагируют, на просьбы принести водички не отзываются – по части обслуживания Церковь Святого Ласкано традиционно лажает. Рид не думает, что Салим всерьез рассчитывает, что охрана сможет остановить их, если они решат прогуляться из церкви вон, но, видимо, надеется, что им будет стыдно бедокурить.
Или считает, что их остановят еще двадцать вооруженных до зубов головорезов в сутанах.
То, что Церковь перешла на военное положение, – плохой знак, а Рид всю жизнь старался избегать фиговых предзнаменований. Его желание свалить из города становилось все сильнее и чесалось где-то в области инстинкта самосохранения.
Что бы тут ни происходило, он не хотел в этом участвовать.
– Так что произошло-то? – спрашивает Рид, не поворачивая к Боргесу голову и наблюдая, как пара мрачных послушников тихо переговаривается у витражей, выходящих на южную сторону. – Эта движуха как-то связана с тем, что вы с Церковью теперь подружки? Только не говори, что тоже решил заняться печатным делом.
Начинает Боргес, как обычно, издалека:
– Помнишь, я тебе говорил, что мы должны передать непонятно что в стремном чемодане? – он неопределенно почесывает бритый затылок.
Под «мы» он подразумевает свою маленькую, но мультифункциональную команду наемников. Храброе трио, вооруженное резвым интеллектом (Серхио Лопес, тридцать три года) и недюжинной силой (Диего Боргес, тридцать четыре, и Зандли Таснем, уже лет десять чуть-чуть за двадцать).
Рид копается в памяти, и та выдает: «Бро, бро, мы щас, короче, едем в Сегеран отдавать какой-то груз и забирать за него два лимона. Кому-нибудь передать приветы в Джакарте?.. Ой, ладно, не бесись».