Правильное решение
Шрифт:
Вряд ли ее так пугало наказание за глупую выходку: экзекуции она обычно переносила спокойнее и никогда не пыталась хамить - чтобы положение не усугублять.
Похоже, вчерашний сон и задушевные разговоры с Мотмой все же не прошли для нее даром.
Тяжело вздохнув, Арманд перенес дочь на кровать. Усадил рядом с собой и приобнял, пытаясь успокоить и в то же время - не дать вырваться.
– Угомонись. И потрудись объясниться, что с тобой происходит. Что тебе напела Мотма, что ты начала вести себя так глупо и безобразно?
Исанн молчала, закусив губу и глядя на отца зло и обиженно. Шумно засопела, пытаясь
– Почему ты пыталась сбежать?
Молчание, попытка отползти подальше.
– Из-за чего устроила истерику?
– Отстань от меня!
Рука взметнулась практически на автомате. Девочка зашипела сквозь стиснутые зубы, получив увесистую затрещину.
"Вот же упертое создание..."
Арманд не знал, что с ней делать. Точно так же у него опускались руки при истериках Габриэллы. Он мог расколоть пленника на допросе. Мог так повести разговор, чтобы собеседник невольно поведал ему то, что хотел бы сохранить втайне. Многое мог. Но, оказывается, был совершенно безоружен перед вздумавшей играть в молчанку маленькой дочерью.
Что эта девчушка себе вообразила? С ее-то буйной фантазией и пронырливостью она могла такого надумать, что самые скандальные проститутки пера подивились бы красочному сюжету.
На ум пришла записная книжка, которую Исанн поспешила спрятать от него. Арманд не имел привычки копаться в личных дневниках маленьких девочек, но раз уж она отказывается говорить...
Дочь дернулась как от удара, когда он вытащил из складок покрывала потрепанный ежедневник. Вскинулась и подобралась, будто вознамерившись отобрать вещицу, но тут же раздосадовано мотнула головой. Украдкой отползла подальше, на самый край кровати, и вновь впилась в отца этим злобно-напуганным взглядом. Действительно, одичавший зверек. Того и гляди, набросится.
С первой же страницы Арманд почувствовал, как неприятно холодеют кончики пальцев. Страницы были исписаны изящным, немного вычурным почерком Габриэллы - который, впрочем, очень скоро переходил в сумбурные, практически нечитаемые каракули. И все же - достаточно разборчивые, чтобы понять смысл написанного.
Он не знал, что Габриэлла вела дневник. Слуги докладывали ему, что госпожа часто запирается в гардеробной и проводит там от нескольких минут до полутора часов, но Арманду претила сама мысль устраивать обыск среди нарядов и безделушек жены. Ограничился лишь сканированием на подозрительную электронику и на том успокоился, сочтя это очередным чудачеством супруги, психическое состояние которой ухудшалось день ото дня.
Оказывается, вот что она там делала. Кропотливо записывала все свои страхи и переживания, путаные воспоминания и безумные догадки.
– Ты сделал это с ней, - донесся до него звенящий, немного дрожащий голос Исанн.
– Ты довел ее до сумасшествия, а потом убил!
До сих пор девочка сдерживала слезы, но теперь они влажными дорожками бежали по раскрасневшимся щекам; поблескивали на мокрых ресницах. Она жалась к стене и крепко стискивала побелевшие кулачки, будто собиралась наброситься на отца.
– Исанн...
– он попытался погладить ее по голове, но малышка с неожиданной силой оттолкнула его руку.
– Не трогай меня! Ты убил ее, убил, а мне врал все это время! Мотма была права,
Она дрожала, заливалась слезами, но взгляд не отводила. Смотрела прямо ему в глаза - и злость плескалась в них напополам с болью. Болью преданного, жестоко обманутого ребенка.
Арманд не знал, что сказать ей. Вернее, в уме он прокручивал сотни вариантов того, как повести разговор дальше, как успокоить малышку, как разубедить ее в прочитанном и додуманном, перемешав правду с полуправдой и ложью... но сейчас, в этот момент - не мог подобрать слов. Вместо них он просто сгреб дочь в охапку и крепко прижал к себе, шепча что-то ласковое и бессвязное. Исанн задергалась, вырываясь, но быстро сдалась. Уткнулась лицом ему в плечо, затряслась в беззвучных рыданиях. Какая же она все-таки хрупкая и маленькая...
Арманд подержал ее так, дожидаясь, пока истерика поутихнет. Потом чуть отстранил от себя, легонько встряхнув. Девочка уставилась на него большущими недоверчивыми глазами, сердито шмыгая носом.
– Успокоилась немного? А теперь послушай меня. Постарайся не перебивать и не плакать больше, хорошо?
Он говорил негромко и твердо, тщательно расставляя паузы и смысловые акценты. Ни на миг не разрывая зрительного контакта с ребенком. Исанн, сперва снова попытавшаяся вырваться, кивнула, как завороженная.
– Мне жаль, что пришлось обманывать тебя все эти два года. Да, малыш, я лгал тебе о том, что произошло с твоей мамой. Но и то, что ты прочитала в этом дневнике - не совсем правда.
Понимаешь ли, Габриэлла была нездорова. Это начало проявляться давно, задолго до тех событий, которые ты помнишь. Война сильно пугала ее, а политика - еще больше. Ей все казалось, что я подвергаю нашу семью опасности. К сожалению, я не мог ее толком поддержать... и она начала искать успокоения в ином. Она стала принимать антидепрессанты и успокоительные. Сначала - слабые, но потом все более и более мощные. Я узнал об этом слишком поздно, когда дело дошло до запрещенных препаратов. Мне удалось пресечь это... но вся беда в том, что Габриэлла была уже слишком зависима от них. Она разучилась справляться со своими страхами самостоятельно. Мне следовало отдать ее на попечение специалистов еще тогда, но я тянул до последнего. Надеялся, что она оправится. Но ей становилось только хуже. К тому моменту, когда я решился отвести ее к психиатру, твоя мама уже страдала запущенной формой обсессивного расстройства и хронической депрессией.
Знаешь, что такое обсессивное расстройство, дочка? Габриэллу преследовали навязчивые страхи. Преследовали неотступно, днем и ночью. Сначала она понимала, что они нереальны, но со временем грань между фантазией и действительностью становилась для нее все тоньше, а ужас, который она испытывала - все сильнее. Естественно, такая умная и наблюдательная женщина, как Мон Мотма, не могла этого не заметить...
– И она этим воспользовалась?!
– воскликнула девочка, словно очнувшись от транса. Хотя глаза ее были все так же широко распахнуты, ужас и злость понемногу пропадали из них - и вот теперь ярость вспыхнула в их глубине с новой силой.
– Мотма специально запугивала маму, чтобы она стала ей помогать?!