Правильное решение
Шрифт:
– Бейл, если Артемиус теперь служит Палпатину, то вы с Терр в большой опасности. Он выдаст вас в любой момент, если уже не выдал!
– Нас и выдавать не нужно, Падме. Палпатину и так все хорошо известно. Мы с Терр живы и свободны только до тех пор, пока кажемся ему полезными... или забавными, сказать наверняка трудно. Когда он сочтет нужным, то потянет за ниточки, и все мы лишимся голов. Или отправимся на Кессель, как те несчастные, что проголосовали за выход из Республики и не успели сбежать.
Падме бросило в дрожь от этих слов. Пятьсот с небольшим голосов было отдано в поддержку Альянса. Более пятисот сенаторов,
– Многих арестовали?
– хрипло спросила она, с трудом сглотнув ком в горле.
– Многих. Вынесено около сотни смертных приговоров. Тех, кого приговорили к тюрьме или каторге, и того больше. По многим еще идет следствие, кого-то не поймали... некоторые сумели отвертеться. Сослались кто на влияние Силы, кто на шантаж, и были великодушно помилованы нашим милосердным императором. Теперь публично посыпают голову пеплом, проклинают джедаев и поют дифирамбы Палпатину, изрядно веселя этим ГолоСеть.
От таких новостей голова шла кругом. Несколько дней Падме малодушно пряталась от правды, не желая задумываться о таких вещах сразу после родов, но сейчас реальность обрушилась на нее во всем своем уродстве. Пока она, одна из идейных вдохновителей Делегации двух тысяч и непримиримая оппозиционерка, наслаждалась покоем и тихим семейным счастьем, Палпатин расправлялся с ее союзниками. Падме понимала, что не виновата в этом, и все равно чувствовала вину перед ними.
– Падме, - мягко позвал Бейл, слонившись к ней, - ты ни в чем не виновата. Никому не стало бы лучше, если бы ты попала под этот каток вместе со всеми. И уж точно галактика не стала бы светлее и чище, если бы ты потеряла детей.
– Я знаю, Бейл, - прошептала она.
– Просто... неправильно это все. Все не так, как должно быть. И я, и малыши живы лишь потому, что Энакин вовремя переметнулся к Палпатину. Если бы не он, джедаи смогли бы казнить этого монстра, а Энакин... он купил мою жизнь, освободив его. Поневоле задумаешься, что цена слишком высока.
Падме никогда бы не подумала, что можно ненавидеть и презирать себя так сильно. Мать в ней рвала и метала: да как смела она сказать такое о Люке и Лее, как смела думать, что их жизни не стоили спасения?! Политик же в отвращении взирала на жену и мать, готовую покорно склонить голову перед тираном и жить с предателем и убийцей, лишь бы сохранить семью.
– Не надо так говорить, Падме. Знаешь, кое-кто считает, что именно твоим детям суждено спасти галактику.
Падме подняла на Бейла удивленный взгляд.
– О чем ты?
– Я держу связь с Оби-Ваном Кеноби. Он специально остался здесь, на Корусканте, чтобы приглядывать за вашей семьей и защищать вас, если потребуется. В ближайшее время он сам свяжется с тобой и объяснит все гораздо лучше меня. Пока он просил передать лишь, что Империю можно разрушить только изнутри, и вашей семье предначертано сыграть в этом ключевую роль. Все, что требуется от тебя, это не позволить Энакину Скайуокеру забыть о том, кто он такой и ради чего предал Орден джедаев. Удержать его от превращения в монстра, которым его желает видеть император, и уберечь от Темной Стороны ваших детей.
Бейл говорил, точно школьник, повторяющий заученный наизусть коспект: прилежно, но без всякого понимания. Но по мере того, как Падме его слушала, понимание складывалось у нее - скорее интуитивное, чем логическое,
Вопрос лишь в том, что окажется сильнее. Сегодня выигрыш остался за Палпатином, но никто не знает, что будет завтра. А Падме была полна решимости взять реванш.
Энакин был учеником Дарта Сидиуса, а значит, рано или поздно учитель дарует ему большую власть. Но кто как не Падме всегда будет рядом, чтобы помочь ему этой властью распорядиться? Не ради блага галактики, а ради их семьи. Будущего их детей, где не будет места страху перед всемогущим императором.
– Значит, все, что от меня требуется - любить мужа и заботиться о детях?
– она улыбнулась, чувствуя, как силы возвращаются к ней. Точка опоры была найдена; политик в ее душе сумел примириться с женой и матерью.
– Передай Оби-Вану при встрече, что он может не волноваться на этот счет. Я и так не собиралась отдавать свою семью без боя.
Эпилог
Парад был грандиозен. Иного слова и не подобрать, глядя на стройные ряды клонов, нога в ногу марширующих под предводительством командиров-людей - новой элиты имперской армии, купающейся в лучах не только собственной, но и украденной у джедаев славы. Те, кто за всю войну ни разу не показал носа из безопасных штабов, сейчас шли впереди бойцов, словно сражались с ними наравне, а громогласный голос диктора вещал об их славных победах над Конфедерацией. Гимн молодой Империи разносился над Сенатской площадью; лучи яркого солнца отражались от начищенных до блеска доспехов солдат и сверкающих орденов офицеров. Завораживающее и вместе с тем грозное зрелище, призванное вселить восторг в сердца граждан Империи и ужас в ее врагов.
Энакин ожидал этого дня без особого энтузиазма, но даже он не мог отрицать: представление вышло на славу. Когда земля содрогнулась от приближения боевой техники - как испытанной в настоящих сражениях, так и новейшей, едва поступившей на вооружение, - толпа на трибунах была охвачена эйфорией, и даже ближний круг императора, собравшийся на обширном балконе Сената, хоть отчасти, но разделял эмоции простых смертных. Для этих людей сегодняшний день был праздником едва ли не большим, чем для остального населения Империи: триумф, к которому они шли годами, наконец свершился и предстал перед галактикой во всем своем грозном величии.
Но львиная доля славы, разумеется, принадлежала самому императору. Сегодня Палпатин словно бы отошел в тень ненадолго, уступая внимание масс своим войскам, но взгляды триллионов разумных жителей галактики все равно были обращены на него - человека, безраздельно повелевающего всей этой мощью. Шаги легионов звучали в его честь, устрашающие боевые машины воплощали его силу, и когда толпа восхищенно разинула рот, провожая взглядами новейшие звездные разрушители, каждый в ней понимал: монструозные корабли, силуэты которых на несколько минут застили небо, олицетворяли его безграничную власть.