Правило Рори
Шрифт:
Пилот наклонился вперед, что-то высматривая. Найджел неожиданно увидел пальмы и зелень, растущие прямо из воды, никакой тверди, хотя бы толщиной с бумажный лист; стволы вылезают из воды – чудо. Краски фантастические, если б не запах смазки работающего двигателя, можно бы было решить, что раннее утро и ему снится тропический рай, теплое море, щебетание южных птиц, а стоит приоткрыть глаза, за окном зима, вали снег, сугробы вдоль тротуаров, и машины, не выключая фар, с трудом пробираются по промерзшим заснеженным улицам.
Вертолет завис над зеленым пятном в океане, и только тогда Сэйерс различил твердь кораллового атолла
Вертолет круто прянул вверх, и Сэйерс догадался, что Пятно внизу еще не цель их полета. Лопоухий тронул себя за голову, Сэйерс заметил под волосами кровавую бородавку с вишню величиной – неприятно, и всего более оттого, что он настроил себя против пилота без видимых на то причин. Уши не такие! Кадык будто обтянут индюшачьей кожей! Бородавка на темени! Ну и что? Может, летчик мужик что надо, добряк, надежный друг, не трус, как Сэйерс. Найджел давно решил про себя, что трус, хотя не боялся драк и боли; его трусость лежала в плоскости непринятия решений, он плыл по жизни, не пытаясь бороться с несущими невесть куда течениями, подчиняясь их воле, и потому в душе считал себя трусом.
– Красота, – Хряк потянулся, в его устах эти слова прозвучали нелепо, как проповедь доброты из волчьей пасти. Сэйерс промолчал, сейчас он все отчетливее понимал, что с появлением в его жизни Сиднея он все более увязает и выбраться ему никто не поможет.
Вертолет тряхнуло, Хряк уцепился за ствол автомата, утонувшего в крепежной нише. Только сейчас Найджел заметил оружие и отчего-то был уверен: случись что, Хряк, не задумываясь, обстрелял бы палубу «рыболова» сверху.
– Я неважно стреляю, – вяло заметил Хряк, – вы это напрасно все придумываете.
Найджел поежился: «Неужели у меня такое бесхитростное лицо, что Хряк легко прочитал мои мысли, или Хряк вовсе не так примитивен, как можно решить, судя по его смазанным чертам».
Сэйерс тронул пилота за плечо:
– Можно попить?
Пилот, не оборачиваясь, протянул термос, Сэйерс недолго раздумывал, надо ли обтирать горловину, к которой прикасались чужие губы, и, решив, что не надо, принялся жадно пить. Нет, конечно, зеленое пятно внизу не могло служить целью полета, слишком мало, чуть крепче ветер, и волны захлестнут ненадежную твердь. Вертолет, скорее всего, приближался к моту – так островитяне называют достаточно устойчивые участки суши с многолетним растительным покровом. В отличие от скал, песчаных кос и мелких атоллов, моту – надежное убежище для людей. Скорее, их ждет один из тысяч вулканических островков, такие пригоднее всего, припоминал Сэйерс, острова-купола или щиты, платообразные массивы, формой напоминающие громадные караваи. Со стороны океана такие караваи окаймлены коралловыми рифами или рядами террас, сложенных из коралловых известняков.
Сэйерс закрыл глаза от слепящего солнца, а когда открыл их, остров, именно такой, каким он себе представлял его, разрубил линию горизонта пополам.
Пилот поднял машину, похоже выбирая место посадки, впрочем, он садился здесь, скорее всего, не впервые и, набирая высоту, руководствовался тем, о чем не знал Сэйерс.
Остров возвышался над водой на три с половиной – четыре тысячи футов, наветренные склоны гор почти оголены, а ниже валы сочной зелени перекатывались во все стороны по неровностям вздыбленной земли, почти совсем прикрывая ее.
Вертолет пошел
Вертолет опустился на бетонный квадрат, утопленный в песке, из вагончиков бежали люди, первым Сидней, волосы его растрепались и закрыли половину лица, но Сэйерс сразу узнал его. Найджелу не приходилось видеть Сиднея в шортах и белой рубашке с короткими рукавами. Сидней напоминал мальчика-переростка с чертами лица взрослого человека.
Первым спрыгнул на землю Хряк. Пилот бережно передавал ему опечатанные коробки, и Хряк опускал одну рядом с другой с преувеличенной осторожностью. Сэйерс догадывался, что в коробках лабораторное оборудование, скорее всего бьющееся, он знал, что упаковка надежна, и про себя посмеивался над усердием Хряка: «Все-таки глуп, неужели не ясно, что если коробки выдерживают тряску вертолета, то нечего носиться с ними, будто внутри яйца».
Хряк знал все не хуже Сэйерса, но ему было важно выказать усердие перед Сиднеем, на мнение остальных наплевать, только мнение Сиднея влияло на судьбу Хряка.
Сидней шагал навстречу спрыгнувшему Сэйерсу, раскинув руки, будто для сыновних объятий. Найджел нахлобучил белую панаму, ступил с бетона и неожиданно утонул в глубоком и мягком песке, его шатнуло то ли от неверного шага, то ли от длительного перелета, Сэйерс качнулся, и сильные руки Сиднея подхватили его. Сидней расточал улыбки и тараторил без умолку, будто Сэйерс прилетел на отдых в теплые края и встретил близкого друга.
Трое мужчин и женщина остановились позади Сиднея шагах в пяти, не зная, подойти ли им ближе или обождать, пока Сидней представит их вновь прибывшему.
Сидней положил руку на плечо Сэйерса:
– Найджел Сэйерс! – Слова разнеслись по пляжу и смешались с ревом прибоя.
Сэйерс не верил собственным глазам: таких женщин он давно не встречал, может, для других в ней не было ничего особенного, но Сэйерс предпочитал именно таких признанным красавицам. Загорелая блондинка с выцветшими от солнца бровями и ресницами напоминала бронзовую статую, и еще ему всегда нравилась родинка на щеке; наверняка, если ее поцеловать, на губах останется привкус соли. Женщина насмешливо оглядела Сэйерса, и отчего-то он уверился, что трое других ей уже не интересны; если что-то там и было, то исчерпало себя; Сэйерс поймал себя на ревности: совсем рехнулся, впервые видит человека и… на тебе. Сэйерс все свалил на духоту, он знал, что усталость и жаца обостряют чувственность. Найджел обменялся рукопожатиями с мужчинами, а когда женщина произнесла свое имя, так разволновался, что тут же забыл его, пот катил крупными каплями, Сэйерс стянул панаму и вытер потеки со лба и шеи.
Вагончики одинаковые, новехонькие, на колесах, дорогие, из тех, прицепив к машинам которые отправляются путешествовать вполне обеспеченные люди.
В вагончиках мужчины жили по двое, а в общем вагоне с салоном отдыха, телевизором и приемопередатчиком жила женщина.
Сидней долго наставлял Сэйерса, пока пилот в одних плавках, не боясь обгореть, бегал по склонам с ружьем в надежде подстрелить живность и побаловать ребят на авиаматке дичью. Хряк пролежал остаток дня на циновке, загорая и поглощая фрукты из плоских плетеных корзин.