Правитель Пустоты. Цветок пустыни
Шрифт:
Профессору оставалось лишь еле слышно ругнуться себе под нос. Конечно, ранее он рассчитывал затеряться в толпе, когда основная процессия верующих прибудет на площадь, и найти дорогу к крепости. Теперь такой вариант был невозможен: о любом передвижении Аша сразу же было бы доложено капитану.
Солнце безжалостно нагревало площадь, вынудив большинство верующих укрыться в закоулках между строениями и спрятаться под тенями крыш. Но как только на соседней улице послышались музыка, пение и хлопки в ладоши, то люди моментально оживились и стянулись к центру. Процессия появилась на площади практически ровно в полдень. Сотни фигур, облаченных в длинные
Маленькая площадь мгновенно оказалась заполнена народом. Только пару минут назад она была практически пуста, как с приходом основной процессии на ней не осталось ни единого свободного места. Двери храма призывно распахнулись, позволяя верующим укрыться от солнца. Но небольшое здание, не могло вместить такое количество людей, поэтому часть общинников осталась снаружи, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри.
Ашарх зашел в храм одним из первых, толпа сразу же протолкнула его практически в первые ряды. Перед алтарем стояли прежние жрецы и старейшина, блаженно улыбающийся верующим. Когда в здании не осталось незанятого пространства, Саркоз поднял руки над головой, призывая к тишине. Постепенно толпа успокоилась и приготовилась внимать.
— Братья и сестры! Каждый год я с великой радостью встречаю вас всех здесь, под сводами нашего божьего храма. Одежды ваши белы, как ваши помыслы, лица ваши светятся счастьем. И как же приятно мне читать молитву вместе с вами! Так давайте же восславим нашего бога! — старший жрец выставил перед собой открытые ладони. — Залмар, ихентин! Праден!
Сотни голосов сплелись в едином потоке, повторяя слова воззвания к богу. Гул эхом отразился под сводами храма, заставляя стены дрожать.
— Залмар милостив. Он любит нас, своих детей! — продолжал старейшина, вскидывая руки над головой в религиозном экстазе. — Все мы грешны, но, видит бог, мы каемся в своих слабостях! Залмар услышит нас, он простит своим верным детям их маленькие ошибки и проступки, ибо вера наша крепка и чиста! Братья и сестры, славьте же нашего бога! Мы чисты душой и сердцем, ибо мыслим лишь о боге едином!
— Мы чисты душой и сердцем, ибо мыслим лишь о боге едином! — откликнулась толпа бушующим ревом.
— Так откройте же ваши души, божьи дети! Очиститесь от своих грехов, дабы Залмар мог гордиться вами! Отриньте все страхи, распахните ваши сердца навстречу истине и божьему свету! Кричите, дети Залмара! Да очистятся души ваши! Ибо все грехи смываю я и прощаю вас, как простил бы бог!
В этот момент сотни цветов взлетели в воздух, окутывая верующих сплошной завесой лепестков. И голоса общинников, выкрикивающих свои грехи, превратились в единую какофонию. Люди, подняв головы к потолку, рвали связки, самозабвенно пытаясь достучаться до бога. Ашарх не раз был на празднике Очищения, но только в Аритхоле он впервые увидел верующих, которые так исступленно каялись.
— Залмар, прости меня! Я соврала детям о наследстве!
— Я возжелал свою сестру!
— Я отравила собаку соседки! Услышь меня!
— Я прокляла своих детей, Залмар! Очисть же мою душу!
Голоса окружали Аша со всех сторон. Он невольно стал свидетелем сотни признаний. Его соседи и соседки говорили об обманах, убийства и предательствах. Многие нескончаемым потоком изливали свои грехи, другие лишь монотонно выкрикивали «Прости!». Профессор с сожалением сделал для себя вывод, что, даже несмотря на всю внешнюю святость этой общины, она, как и столько презираемые Светочем подданные Пророка, была полна скрываемой грязи.
Мужчина возвел глаза к потолку. Наполненный кипящей энергией верующих, он неожиданно ощутил нарастающее желание покаяться. Какие грехи тяжким грузом лежали на его душе? События последней недели ожили перед внутренним взором, словно иллюстрации в книге.
— Прости меня, бог. Я утратил веру в свою страну, — тихо проговорил профессор. В его памяти промелькнул бронзовый хопеш, нацеленный на хрупкую девушку в переулке.
— Прости меня, бог. Я утратил веру в простых людей! — куда громче сказал Ашарх. Он вспомнил легенду о барде, убитом за любовь.
— Прости меня, бог! Я утратил веру в твою церковь! — выкрикнул преподаватель. Он никогда не смог бы забыть жреца из Зинагара и его лживую речь.
На мгновение мужчина замолчал, пытаясь набраться смелости для того, чтобы покаяться в последнем, но самом главном своем грехе.
— Прости меня, бог… Я утратил веру в тебя, — еле слышно прошептал Аш.
В этот момент раздался оглушающий грохот, и храм наполнился густой пылью. Крики грешников превратились в испуганные визги. Старое здание не выдержало такого количества общинников, сотрясающих стены своими голосами, и кладка, которую все утро чинила группа верующих, повторно обрушилась прямо на головы присутствующим.
Когда старейшина сумел пробиться сквозь толпу к завалу, то из-под камней удалось извлечь лишь троих. Сколько еще людей оставалось под обломками было неясно. Многие оказались ранены. Ашарх находился недалеко от места происшествия и своими глазами видел, как окровавленные тела женщины, мужчины и ребенка выносили к Саркозу. Но взгляд старшего жреца был прикован лишь к одному из этих трупов — капитана Карлая. Камни раскроили его голову как спелую тыкву, не оставив ни шанса на выживание. Старейшина просто стоял и смотрел на тело своего помощника, раскинувшее руки поверх ковра из белых лепестков, залитых кровью.
Общинники долго расчищали завалы, перевязывали раненых и оттаскивали умерших. Их оказалось гораздо больше, чем все думали. Праздник был безнадежно испорчен, многие плакали прямо на полу храма, другие же монотонно молились себе под нос. Большинство верующих ушли из здания, опасаясь, что оно может разрушиться полностью. Комендант крепости не помогал остальным, он сидел возле алтаря в одиночестве, задумчиво перебирая пальцами складки своего одеяния. Ашарху не хотелось возиться с мертвыми, поэтому он направился к Саркозу.
— Старейшина, позвольте выразить сочувствие. Все это так печально, — профессор вытянул старшего жреца из тягостных мыслей. Тот окинул неожиданного собеседника взглядом исподлобья и поднялся на ноги.
— Да, брат Илват. Видимо, сам бог на нас за что-то прогневался, раз в священный праздник такое случилось. Капитан был хорошим человеком и расторопным помощником. И это тяжелая утрата для меня лично. Но, к сожалению, я не могу долго о нем скорбеть.
— Почему же, старейшина?
— Наша община окружена врагами. Минута промедления может стоить всем нам жизни. Поэтому место капитана займет новый человек. Для каждого здесь есть замена, — тяжело вздохнул Саркоз. — Но я знаю, что ты подошел ко мне поговорить вовсе не об этой трагедии. Тебя интересует судьба твоей бывшей спутницы, не так ли?