Правительницы России

Балязин Вольдемар Николаевич

В ту пору Елизавете было шестнадцать лет, а Бутурлину шёл 31 год. Несмотря на то что до этого он был одним из денщиков Петра I, он сохранял хорошие отношения и со сторонниками царевича Алексея, и с окружением императора.

Как только Пётр II взошёл на престол, он отблагодарил Бутурлина за расположение к своему отцу, наградив его орденом Александра Невского и пожаловав чины действительного камергера и генерал-майора. Однако благосклонность императора буквально испарилась, как только Пётр II узнал об истинных отношениях Бутурлина с Елизаветой, в которую юный император был тогда влюблён. На Бутурлина донесли Долгоруковы: они не простили ему того, что в политической борьбе при дворе он занял

сторону Бестужева, своего старого друга и единомышленника и врага Долгоруковых. Пётр II тут же отправил своего счастливого соперника в Украинскую армию, а в 1731 году ещё дальше — на границу с Персией.

Столь же неудачным оказался и второй роман Елизаветы Петровны с обер-гофмейстером императорского двора Семёном Кирилловичем Нарышкиным. В 1739 году его даже прочили в мужья Елизавете Петровне, а потом из-за слухов о произошедшем тайном венчании отослали в Париж. Перед отъездом в Париж Нарышкину было строго наказано соблюдать глубочайшее инкогнито, проживая во Франции под фамилией дворянина Тенкина.

Вернуться в Россию Семёну Кирилловичу удалось лишь после вступления Елизаветы на престол, когда ему уже ничто не могло угрожать. Вскоре по возвращении в Петербург именно он встречал в 1744 году Ангальт-Цербстскую принцессу Софью-Шарлотту — будущую российскую императрицу Екатерину II.

В том же году он стал гофмаршалом «малого двора» и во всё время царствования Елизаветы Петровны пользовался её симпатией и расположением.

После того как Пётр II разлучил Елизавету Петровну с Нарышкиным, она нашла утешение в бурной и искренней страсти с Алексеем Яковлевичем Шубиным, бедным дворянином из окрестностей Александровой слободы. Он привлёк Елизавету своей сказочной красотой, ласковым и ловким обхождением и весёлостью нрава. Елизавета приблизила Шубина, когда он был прапорщиком лейб-гвардии Семёновского полка.

Цесаревна уехала со своим новым возлюбленным на его родину и там, наслаждаясь любовью, с утра до вечера гуляла по окрестным полям и лугам, водила хороводы с деревенсними девушками, играла в горелки с парнями и очень любила щеголять в тесно обтягивающем офицерском мундире.

Эта связь почему-то особенно не понравилась Анне Ивановне, и она приказала сослать Шубина на Камчатку, повелев женить его там на камчадалке.

Поговаривали и о том, что ссылка Шубина не обошлась без Бирона, тайно любившего красавицу Елизавету, из-за которого, как думал временщик, он не может добиться взаимности от цесаревны.

А между тем ссыльный прапорщик был едва ли не самым любимым мужчиной в жизни Елизаветы. Может быть, только два будущих её фаворита, Алексей Разумовский да Иван Шувалов лишь в какой-то степени могли с ним сравниться.

Во всяком случае, Шубин был единственным возлюбленным, которому цесаревна посвятила стихи.

Вот они:

Я не в своей мочи огнь утушить Сердцем болею — да чем пособить, Что всегда разлучно И без тебя скучно. Лучше бы тя не знати, Нежль так страдати Всегда по тебе.

Не будем строго судить Елизавету-поэта. Ведь эти стихи были написаны во времена Кантемира и Тредиаковского, которые, ей Богу, писали не лучше.

Только после вступления Елизаветы на престол Шубина с большим трудом после двухлетних поисков нашли на Камчатке. Причём ни сам Шубин, ни жители его стойбища не знали, что в России уже два года царствует Елизавета Петровна, — в такой глубокой глуши они жили. Привезя Шубина в Петербург, его «за невинное претерпение» произвели в генерал-майоры и наградили орденом Александра Невского. Получив богатые поместья в Ярославском и Нижегородском уездах и вскоре же присвоенный ему очередной чин генерал-поручика, Шубин через год вышел в отставку и удалился на покой в одну из своих деревень.

А Елизавета Петровна, пока её возлюбленный пребывал в ссылке, с истинно поэтическим легкомыслием утешалась в объятиях целой череды кратковременных любовников.

Это были: конюх Никита Андреянович Возжинский, не имевший фамилии из-за своего «подлого» происхождения и получивший её от названия одного из атрибутов своей профессии; юный прелестник, камер-паж Пимен Лялин; столь же юный сын другого её кучера — Ермолай Скворцов.

Все они, как только Елизавета оказалась на троне, мгновенно стали камергерами, получив и значительные поместья, и потомственное дворянство.

Среди близких Елизавете людей был и дворцовый истопник Василий Васильевич Чулков. Природа не одарила его ни красотой, ни ростом. Он был безобразен лицом и очень мал. Но у Чулкова было очевидное преимущество — Василий обладал исключительно тонким слухом и, когда дремал, был необычайно чуток. Елизавета очень боялась ночного ареста, и потому Чулков все ночи проводил в комнате перед её спальней, подрёмывая, но не засыпая, в кресле. Оттого-то и он, знавший о всех талантах своей госпожи, проходивших мимо него в её опочивальню, так же как и они, был удостоен императорских милостей. Да только милости эти были большими, чем у мимолётных фаворитов. Если каждый из них стал только камергером, то истопник Чулков получил всё, что и они, а кроме того орден Александра Невского, чин генерал-поручика и большие богатые поместья.

Однако и Лялин, и Возжинский, и Скворцов оказались не более чем мотыльками-однодневками по сравнению с новым их соперником, прочно завладевшим сердцем цесаревны.

...В 1731 году полковник Фёдор Степанович Вишневский возвратился в Петербург из Венгрии, куда он ездил покупать вино для двора Анны Ивановны. Он привёз императрице не только обоз с вином, но и прекрасного лицом и статью двадцатидвухлетнего казака-малоросса Алексея Розума, встреченного им по дороге возле села Чемер, что неподалёку от города Глухова, на пути из Киева в Чернигов. Полковник, остановившись на роздых, услышал, как поёт Розум, и упросил чемерского дьячка, у которого Алексей жил, отпустить певца в Петербург. Там парень был представлен обер-гофмаршалу Рейгольду Левенвольде, и тот поместил его в дворцовый хор Анны Ивановны. А оттуда Розума забрала к себе цесаревна Елизавета, поражённая и дивным голосом и сказочной красотой своего ровесника-певчего.

Маркиз де Шетарди, хорошо осведомлённый об интимных делах двора, писал в 1742 году о событиях, произошедших за десять лет до того: «Некая Нарышкина, вышедшая с тех пор замуж (речь идёт об Анастасии Михайловне Нарышкиной, вышедшей замуж за генерал-майора Василия Андреевича Измайлова и ставшая затем статс-дамой Екатерины II), женщина, обладающая большими аппетитами и приятельница цесаревны Елизаветы, была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно прекрасно: брюнет с чёрной, очень густой бородой, а черты его, хотя и несколько крупные, отличаются приятностью, свойственной тонкому лицу. Высокого роста, широкоплеч... Нарышкина обыкновенно не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от неё не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило её любопытство. Нарышкина не скрыла от неё ничего. Тотчас же было принято решение привязать к себе этого жестокосердого человека, недоступного чувству сострадания».