Право на эшафот

Вонсович Бронислава Антоновна

Того это не очень беспокоило. Он улыбнулся нам обеим по очереди, а потом невоспитанно завёл разговор с Альваресом о предметах, в которых только поступившие особы разбираться не могли. Но мне-то, мне-то было что сказать, поэтому я невольно ёрзала на стуле, изнывая от желания влезть в их беседу и с трудом удерживаясь от этого, потому что говорили они на последнюю «вспомненную мной» тему. Я пыталась отвлечься едой, но получалось это плохо, потому что их беседа была мне куда интереснее, чем обед.

Неожиданно Рауль заметил

моё состояние и покровительственно спросил:

— Вы что-то хотите сказать, сеньорита?

— Мне кажется, что, если уж вы сели за наш столик, могли бы вести беседу на тему, доступную и нам, — брякнула я, хотя хотелось сказать «на тему, менее интересную».

— Ты что? — прошептала Ракель в установившейся тишине. — Это же Рауль.

— Да, я помню, сеньор Альварес назвал его имя, но забыл упомянуть фамилию, — сварливо отозвалась я.

Теперь они смотрели на меня все втроём. Я чувствовала, что опять что-то где-то накосячила, но не понимала что и где.

— Милая девушка, а вы откуда? — внезапно заинтересовался Рауль.

— Она только-только приехала из Муриции, — затараторила Ракель, неожиданно сильно пиная меня под столом, — Ваше Высочество.

Нет, напрасно я съела половину того, что было у меня в тарелке, потому что всё это запросилось наружу. От мысли, что я только что оскорбила теофренийского принца, мне стало нехорошо. Но Альварес же совершенно панибратски относился к венценосной персоне, вот и ввёл меня в заблуждение. Все беды от этого Альвареса: сначала чуть не поссорил меня с комендантшей, теперь вот — с принцем.

— Простите, Ваше Высочество, — выдавила я, не зная, куда девать глаза. — Я последние несколько лет провела не здесь.

— Ничего страшного, сеньорита. Я понимаю.

Он улыбнулся, а я подумала, что по этикету будет совершенно невоспитанно встать и сбежать из столовой, хотя очень хочется. Начни он меня сейчас расспрашивать о жизни в Муриции, скомпрометирую себя, как есть скомпрометирую.

— Ко мне не нужно обращаться «Ваше Высочество», — продолжил он. — Здесь меня называют сеньор Медина.

Я удивлённо вскинула голову. Сеньор? Даже не дон? Или доном называют только Сиятельных, а не любых аристократов? Свои вопросы я благоразумно оставила при себе.

— Рауль, а не изменится ли теперь?..

Альварес не договорил, но Рауль его понял и нехорошо усмехнулся.

— Это зависит от того, кого отцу удастся найти: согласную выйти за меня Сиятельную или согласного жениться на Марселе Сиятельного. Если ты не помнишь, то Теодоро согласился на брак не потому, что ему так хотелось приплюсовать к Муриции Теофрению, а потому что у него есть какое-то предсказание.

Я навострила уши, но Рауль больше ничего про Теодоро не сказал. Возможно, потому что его прервала Ракель, пробурчав:

— Жили без Сиятельных и дальше как-нибудь проживём.

— Сеньорита — приверженец Легиона? — понятливо спросил

Рауль. — Увы, не проживём. Сил наших магов не хватает, чтобы стабилизировать процесс. Ехать сюда без гарантий верховной власти никто не хочет. А гарантии возникают только в случае Сиятельного на троне. Или Сиятельной. Его Величество в настоящее время пытается искать обходные пути, и у него даже что-то получается. Возможно, результат мы увидим на этой неделе. Но обсуждение таких вещей портит аппетит, не так ли, сеньориты?

— Вовсе нет, — ответила я. — Если вас что-то беспокоит, лучше выговориться, а не оставлять это при себе.

Но выговариваться при посторонних Рауль не захотел: тема для него была неприятной, хотя он и не выглядел расстроенным, говоря о том, что трон пролетел мимо его носа.

— Я лучше пойду. — Он нахмурился и встал из-за стола. — Приятного аппетита, Хосе Игнасио, сеньориты. Было приятно познакомиться.

Аппетита после его уходу ни у кого не появилось, да и разговор не завязывался. Альварес о чём-то мрачно размышлял, у меня же желания вытаскивать его из размышлений не было. С Ракель мы доели почти одновременно, и сразу встали из-за стола.

— Ну ты даёшь, — сказала она, стоило нам отойти от столовой. — Это же Рауль. Его все знают.

— Я долго жила вне Теофрении, — напомнила я. — Поэтому меня к тебе огромнейшая просьба: в следующий раз при появлении значимой персоны предупреждай меня сразу, пока я не успела сесть в лужу. В такую глубокую, как сегодня, уже не получится, но и мелкие тоже будут лишние.

Она рассмеялась и пообещала. Но в этот день больше ни с кем мы не столкнулись, и я ложилась спать в уверенности, что хоть день и начался так себе, но закончился прекрасно.

Стоило голове коснуться плоской подушки, как сразу пришёл сон. Сон нехороший, мутный. Снилось мне, что все горгульи со всех зданий переползают на общежитие. И если бы просто на общежитие — они целенаправленно двигались к моему окну, с трудом переставляя каменные конечности и впиваясь в каменную кладку каменными же когтями. Самые первые уже достигли цели и копошились перед окном, что-то невнятно бурча и всё больше и больше надавливая на хрупкую преграду между нами. Стекло не выдержало и брызнуло блестящим крошевом под напором горгулий, а я заорала.

Но внутрь через разбитое окно пролезла не горгулья, а Теодоро собственной персоной. Он отряхнул камзол от осколков элегантным движением и невозмутимо спросил:

— И куда ты спряталась, Эстефания?

А я поняла, что вся моя маскировка в присутствии короля слетела, а я сияю так, что любой сразу поймёт, с кем имеет дело. Хорошо, что это происходило во сне, а не наяву, а то Ракель непременно бы расстроилась от такого соседства. И одного Сиятельного для неё много, а тут сразу два.

— Вламываться в спальню к девушке неприлично, не так ли, Теодоро?