Право на любовь
Шрифт:
— У вас с Каримовым есть прекрасная возможность получить поздравления вместо меня.
— Ради мамы хотя бы останься.
— Я ей потом всё объясню. Но сейчас мне действительно лучше уехать.
Больше, чем этой свадьбы, папа хочет внуков. Поэтому я уверен, что приведя Рину домой и, познакомив с родителями и объявив о её беременности, отец сразу же отменит этот дешевый фарс со свадьбой. Во главе станет не помощь другу, а внук или внучка.
Малыш, ты же поможешь папочке и мамочке убедить в этом твою бабушку и дедушку?!
Ярослав.
Искать свою машину среди тачек прибывших гостей на своих, дабы показать свою крутизну и статус, не имеет смысла. Их тут столько, что заняли больше половины улицы. Так что это как искать иголку в стогу сена, долго и муторно. Поэтому огибаю дом и иду к закрытому гаражу. Там стоит железный конь, наш с братом. Наши мотоциклы.
Любовь к мотоциклам пошла от Артёма.
Естественно, брат стал меня катать с собой. Так я и втянулся в это. С каждым разом, прокатившись вместе, этот железный конь влюблял меня в себя с новой и новой силой. Я настолько загорелся, что просил Артёма меня научить. Он был в восторге, что я начал разделять его интересы. И как здорово будет отправиться в путешествие вдвоем на своих мотиках. Учёба даром не прошла. Брат обучил меня всему, что знал сам. Что-то изучали по книгам, что-то исходя из видеороликов. Общались с байкерами, состояли в фан-клубах. Даже некоторые финты мы научились делать. На следующий год я купил себе свой первый мотоцикл. «Урал» я уже испробовал. Мне хотелось чего-то большего. И это был новый мотоцикл, хоть и купленный с рук. Мой черный железный конь с надписью «ЯВА». Что-то созвучное с моим именем. Брат следом продал свой «Урал» и тоже пересел на «ЯВУ». Ну и чтобы можно было легально ездить по трассе. В тот год учёбы были проблемы с ГАИ и, естественно, мы выезжали на трассу без прав и, тем более, без шлема. Поэтому, как только нам исполнилось шестнадцать, мы с братом сдали экзамены и получили водительские права.
Постепенно мы начали выезжать за пределы Москвы, но так, чтобы к вечеру вернуться домой. Нас манила романтика путешествий, экстрим, зашкаливающий адреналин и щенячий восторг, который можно испытать, выжимая максимум из «литровой» пули. Как только мы выжали всё с «Явы», нам стало скучно. Это как гнаться за новой и новой дозой. Хочется мощнее. И вот через полгода мы уже пересели на «Хонду». Спортивный мотоцикл. Сильный, мощный, резвый железный конь.
На каникулах мы с братом и нашими друзьями гоняли в Питер на байках. Посещали байк-фесты, открытие и закрытие мотосезонов. Где собирается куча народа с такой же бешенной любовью к байкам. Кто-то был такой же новичок, как и мы, когда только познавали это мир мотоциклов, а кто-то уже был опытнее и мудрее нас. К сожалению, в современном мире представление о байкерах — это нечто иное, как небритые, немытые выпивохи на мотиках, в кожаных косухах, татуировках и замеченные в дебошах и показной крутизной. На самом же деле всё обстоит иначе: это достаточно уверенные в себе люди. Среди них даже встречаются верующие и религиозные. Они достаточно обеспеченные люди, ведь хороший мотик стоит дорого. Да, они немного не стандартно мыслят. Их путь — это свобода, движение и воля.
Да, мотоцикл — это не велосипед. Нужна физическая подготовка и координация своих действий. Но когда перед тобой открывается мир на мотоцикле, это совсем другое чувство. Мир полон дорог. Мир в основном и состоит из дорог. Только вдумайтесь, каждый день дороги так или иначе присутствуют в наших жизнях. То ли мы пешком идём в магазин, на работу или едем на трамвае, машине, самокате. Но каждый божий день мы идём или едем по дорогам.
Дорога из обыденной может превратиться в гипнотическую стихию, когда ты давишь ботинками козявок и дышишь пылью на обочине, когда ты ловишь частый ритм уходящей под тебя прерывистой разметки, щуришься от стробоскопа солнца в тени придорожных деревьев или неотрывно смотришь на точку на горизонте, куда уходит серый асфальт. Переднее колесо неумолимо, как стрелка часов, отсчитывающих жизнь, движет тросик спидометра, счётчик километров мерно тикает дважды в минуту, унося назад по циферке. И ты вроде бы сидишь тут, на сиденье, обитом искусственной кожей, весь такой определённый, с чёткими границами, а вроде бы и нет. Ты — это не ты, нет никакого тебя, есть только совокупность твоих моментальных снимков. Тугой воздушный поток обнимает крепко, как любящий родственник, ревёт в шлеме песней полёта. И асфальт снизу — уже лишь условность, фон для нанесения разметки, придающей смыл хаосу изотропного пространства, в котором ты летишь. Именно летишь, а не едешь. А горизонт вдали создаёт дополнительный ориентир, не давая тебе впасть в иллюзию очень долгого свободного падения.
Есть дороги главные, оживлённые, многополосные, с разделительной полосой или без неё, автомагистрали или крупные шоссе. Именно они радуют такими ощущениями и позволяют в радостном полёте разделить дух ежегодно шальной весны. А есть второстепенные, безлюдные, ценные не сами по себе, а красотами вокруг себя. Сельские пасторали или асфальтированные просеки в густом лесу, тишь на краю подсолнухового поля, ярко оттеняющего бездонность небесной синевы. Или всё вперемешку: луга, болота, редколесье — всё послушно становится в длинный ряд смены картинок. На таких дорогах можно и нужно останавливаться. Как глоток холодной воды оттеняет крепость кофе. Обстановка придаёт больше смысла движению. В движении не заметить, как играет заходящее солнце в листьях берёзы, как тих и ласков ветер в середине сентября, как муравей, лавируя в шероховатостях дорожного покрытия, тащит пшеничное зерно, которое он, по всей видимости, упёр с придорожного пшеничного поля. И как, передразнивая этот уютный звук остывающего глушителя, стрекочут кузнечики в траве.
Отдельного слова стоят дальние поездки. Эти многочасовые медитации с наушниками в ушах и ездой от заправки до заправки. Во время таких перегонов особенно чувствуешь, что весь мир вокруг — твой уютный дом, только без стен и границ. Этого ощущения не сумел перебить даже сильнейший ливень, под который я попал как-то раз в июле где-то между Харьковом и Киевом. Особенно удачно ложатся дальние поездки на степные просторы, а их так немало в родной стране. Есть в этих степях нечто такое, что будоражит ту малую толику кочевой крови, которая наверняка есть во всяком из нас. Какая-то крупная птица торжественно и лениво парит в вышине, словно и не прошло две тысячи лет, и не опоясали степь дорогой, и не из железа сделан твой верный конь. Степь ли, завораживающая далью, приднепровские ли холмы или полесье, шлифующее устремлённый вперёд взгляд двумя плотными стенами древесных стволов. В любом случае в дальней поездке мотоцикл оказывается средством вовсе не передвижения. Он оказывается средством поймать свой дзэн.
На этих теплых воспоминаниях я летел на своем верном друге к любимой. К той, которая ждёт от меня ребенка. Моего ребенка. Наш плод любви. Хоть он сейчас и совсем маленький и ещё только зародился, но я его уже люблю. Паркую своего железного коня и снимаю шлем. Калитка открыта, значит, ждёт. Нахожу любимую в кухне. Тут всё так же, как и в прошлый раз. Только Рина стоит спиной ко мне.
— Я слышала, что ты подъехал. Садись, сейчас чаю налью и всё расскажу, — нервничая, говорит Рина.
— Почему в больнице не рассказала о том, что беременна? — задаю сходу вопрос.
— Не до этого было. Там бабушка. Плюс ты меня потянул на этот тендер, и я разозлилась на тебя.
— Ты не планировала мне говорить, верно? — сканирую её взглядом.
— Нет. Инна настояла.
— Почему? Почему ты не хотела, чтобы я знал? Почему ты решаешь за ребенка? Почему ты сразу решаешь, что у него не должно быть отца и полноценной семьи?
— А ты как думаешь, почему? — Срывается на крик, а у самой слёзы стоят. — Моей бабушке угрожает опасность. Её могут убить в любой день, если я приближусь к тебе хоть на шаг. Каримову ничего не стоит и меня убить! Плюс, у тебя есть невеста. Что подумают родители твои? Кто я? Любовница, которая разрушила создающуюся семью? Которая залетела от почти женатого мужчины? Вот кто я? Ярослав, я сама себя ненавижу, понимаешь? Что посмела влюбиться в тебя, зная, что у тебя есть невеста. Что вообще создала всю эту ситуацию. Мне прекрасно объяснили, где моё место и что будет. Я просто хотела, чтобы ты знал. Не переживай, с ребенком я делать ничего не буду. Он ни в чём не виноват! — скатывается в истерику Рина, высказывая накопившийся поток слов и слёз. Если бы не её грудная клетка, ходившая ходуном, я бы подумал, что она даже не дышит.
— Твоё место рядом со мной. Выйдешь за меня? — выпаливаю конкретно на душащих эмоциях. Я, блядь, счастлив. Пусть и на эмоциях или гормонах, как бывает у беременных. Она открылась. Ещё в квартире перед тендером, когда расплакалась, подумал, что тут что-то не то, но даже предположить не мог, что внутри неё ребенок. Я бы даже не потащил её на этот чертовый тендер, на этот гребаный спектакль.
— Что? — шокировано смотрит на меня Рина. Не верит или думает, что это шутка.
— Выйдешь за меня? — повторяю снова и встаю на одно колено. Не к чему больше эти разборки, склоки. Больше не подпущу к ней никого. Сам решу все вопросы и проблемы. Надо будет, на Луну сошлю. Только бы ей с ребенком и Галине Петровне ничего не угрожало. Сейчас эти трое у меня на первом месте. Они моя семья. Пусть это громко сказано, но родители отошли на второй план, а Каримов так вообще на десятый. Сейчас есть она, наш ребенок и её бабушка. — Я, конечно, хотел сделать всё по-другому, более романтично и после тендера, но ты сама выбрала ситуацию.