Право на одиночество
Шрифт:
– Постарайтесь больше не засиживаться на работе так долго, – сказал Громов, закрывая кабинет. – Это вредно. Можно лишиться личной жизни.
Я хотела добавить: «Мне нечего лишаться», но почему-то промолчала.
Я так устала в тот день, что уснула ещё в машине Громова. Точнее, это была прежняя машина Михаила Юрьевича, даже шофёр не поменялся…
А на следующий день случилось такое, о чём в нашем издательстве ещё долго будут слагать легенды.
Совещание было перенесено на час дня из-за того, что производственный отдел не успевал просчитать все проекты. Я же пол-утра
– Принесли просчёты, – с порога сказала Светочка, помахав стопкой бумаг.
– А я уж думала, они не успеют…
– Да ладно тебе, просчитать проще, чем во всём этом разобраться.
Оставшиеся полчаса до совещания я просматривала бумаги. Просчёты производственного отдела показались мне какими-то странными, но я никак не могла понять, что же в них не так.
В час дня мы с Громовым поднялись в конференц-зал, нагруженные огромным количеством бумаг. Увидев Королёва, сидящего во главе стола, я обречённо вздохнула: теперь совещание будет длиться до ночи. Но я ошиблась.
В конференц-зале уже находились Марина Ивановна с двумя своими упырями (оба парня ничего не понимали ни в маркетинге, ни в книгоиздании, но зато с удовольствием заглядывали в вырез всем присутствующим молодым женщинам), технический и коммерческий директоры, главный дизайнер, начальник отдела продвижения и рекламы – короче говоря, обычная компания. Если не считать Королёва и маркетологов, меня она полностью устраивала.
– Добрый день, – поздоровалась я, усаживаясь. Громов сел рядом и разложил перед нами все папки с бумагами. – Сегодня на повестке дня очень много новинок. Предлагаю начать с редакции детской литературы…
Подняв глаза, я поймала взгляд Крутовой. Она смотрела на меня, довольно ухмыляясь, а в глазах её светилось торжество идиотизма. Это показалось мне странным. Но рассуждать было некогда – и я продолжила вести совещание.
Два с половиной часа мы разбирались со всеми проектами. Что-то было утверждено, что-то отклонено, что-то отправлено на доработку. Ещё в середине совещания я наконец поняла, что не так с просчётами производственного отдела – себестоимость печати где-то была слишком низкой, где-то слишком высокой – короче говоря, лишённой всякой логики. Дорогие проекты стоили дешёво, дешёвые – дорого. Кроме меня, это заметили ещё Громов и Иван Фёдорович – несколько раз они недоверчиво брали из моих рук просчёты и изучали цифры. Я даже стала подозревать, что Светлана Сергеевна Мушакова – начальник производственного отдела – что-то напутала или поручила это дело какой-нибудь дилетантке…
Но всё оказалось намного проще и прозаичней.
Когда я думала, что мы закончили, потому что все проекты были разобраны и решения вынесены, Крутова вдруг впервые за совещание подала голос:
– Наталья Владимировна, уважаемая, – «уважаемая» в её устах мне слышалось как «мерзопакостная», – я всё сидела, смотрела на вас и думала: как же вам не стыдно, деточка!
Меня покоробило. Но ответить я не успела – Марина Ивановна достала
– Вот, смотрите! Это настоящие просчёты производственного отдела, а не те липовые, которые нам сегодня подсунула Зотова. Я уж не знаю, какие цели она преследовала – вытянуть одни проекты и погубить другие из-за своих личных симпатий, ну или просто разорить издательство. Здесь совсем другие цифры!
Только взглянув на бумаги, я сразу всё поняла. Как же я сразу не догадалась…
Редакции заводили на все свои новые проекты специальные электронные карточки, которые лежали в общей сетевой папке. Чисто теоретически, их мог распечатать любой человек. Но эти карточки интересовали только производственный отдел – они распечатывали их и вручную вносили туда сведения о себестоимости печати (там для этого были специальные графы). Пару цифр и простая подпись Светланы Сергеевны – подделать элементарно!
Осталось только понять, как Крутова подменила настоящие документы на поддельные. Вряд ли это возможно было сделать после того, как их уже принесли Свете, она бы обязательно что-нибудь заподозрила. Значит, кто-то перехватил «курьера» по пути в наш кабинет.
– Позвольте полюбопытствовать, Марина Ивановна, – я повернулась к Крутовой и посмотрела ей прямо в глаза. – Где вы нашли оригиналы?
– В вашем мусорном ведре! – произнесла она торжествующим голосом.
– Вы там лично рылись или подослали кого-нибудь? – я не могла сдержать усмешки.
Крутова набрала воздуха в грудь, чтобы ответить, но её перебил Королёв:
– Наталья Владимировна, вы, что, официально признаётесь в подмене документов?
Я обвела взглядом всех присутствующих. У большинства был совершенно обалдевший вид, только у Крутовой – торжествующий, а у генерального – строгий. Повернувшись, я посмотрела в глаза Громову, который сидел рядом со мной.
Я не могла понять, что он думает в данный момент. Но взгляд у Максима Петровича был очень серьёзным.
Обернувшись к Королёву, я ответила:
– Прежде чем говорить об этом, я хотела бы получить доказательства того, что документы, предоставленные Мариной Ивановной, действительно настоящие. Разрешите пригласить сюда Светлану Сергеевну?
Крутова просто расцвела. Ещё бы, ведь Светлана Сергеевна точно сумеет определить, где подделка. Да уж, Марина Ивановна явно не гений сыска…
– Приглашайте, – кивнул мне Королёв.
Я придвинула к себе телефон и набрала внутренний номер начальницы производственного отдела, нажав громкую связь.
– Алло, – слава небесам, она была на месте.
– Светлана Сергеевна, это Зотова. Вы не могли бы сейчас подняться в конференц-зал?
– Да, конечно, – я чувствовала, что женщина слегка удивилась.
– И ещё… Скажите, кто сегодня относил просчёты по новым проектам в мой кабинет?
– Я передала их Миле, нашему младшему менеджеру.
– Тогда и её с собой возьмите, пожалуйста.
Когда я положила трубку, в комнате повисло напряжённое молчание. Я посмотрела на Крутову – кажется, впервые за всё время работы я видела её до такой степени счастливой.