Право на счастье
Шрифт:
Грэйс обошла все парикмахерские, рестораны, фирмы по трудоустройству. Переполненные молоком груди нестерпимо болели. Она попыталась сцедить немного молока, но боль не утихала. Помочь мог только маленький ротик ее девочки, только он один. Одна мысль о ребенке вызывала прилив молока и жуткую боль в груди.
К концу пятого дня Грэйс отчаялась. Деньги таяли с поразительной быстротой. Совершенно больная, Грэйс решила найти миссис Голдхаммер и попросить ее еще немного побыть с девочкой.
Короткие зимние дни быстро сменяются сумерками. В том душевном смятении, в каком находилась Грэйс, она не запомнила дорогу к дому, который видела всего один раз. Ночью все выглядело совсем по-другому,
Грэйс устала, от боли и слабости кружилась голова, но она заставляла себя идти как можно быстрее. Она была напугана и очень одинока. Увидев свет в винной лавке, она поспешила туда, надеясь, что там есть телефон. Яркий свет и тепло сразу же ее успокоили, и она не обратила внимания на окружение. Грэйс надо было поговорить с кем-нибудь, лишь бы избавиться от панического страха. Худой мужчина с узким лицом и слипшимися грязными волосами смерил ее холодным взглядом.
— Прошу вас, дайте мне взглянуть в вашу телефонную книгу. Я оставила своего ребенка у…
— Двумя кварталами дальше на бензозаправке есть телефон-автомат.
Враждебный тон подействовал на нее как ушат холодной воды. Выходить на улицу страшно, но и оставаться с ним в магазине тоже было жутко. И она вернулась в темноту ночного города. Поднимался ветер. Грэйс вымоталась до предела, но желание как можно скорее найти дочь казалось выше усталости.
Проведя детство и отрочество в маленьком городке, где каждый знал друг друга, она не выработала в себе чувства самосохранения, которое дети больших мегаполисов впитывают с молоком матери. И теперь этот неведомый ранее страх за свою жизнь овладел ею. Вся прежняя уверенность в том, что она может справиться с любой ситуацией, рухнула. Сердце колотилось как бешеное.
Наконец она добралась до бензоколонки и с облегчением нырнула в телефонную будку. Закрыв за собой дверь, она трясущимися пальцами стала перебирать страницы, испещренные длинными колонками цифр. Свет в будке был тусклым, а глаза у Грэйс туманились от страха и ветра. «Господи, помоги мне найти этот адрес! Доченька моя!» — молила она.
Грэйс была так поглощена поисками, что не заметила, как подъехали пять молодчиков и, приставив к животу служащего ружье, стали снимать кассу, вытряхивая содержимое в сумку. Раздосадованные тем, что денег оказалось меньше, чем ожидали, они выместили злость, выстрелив служащему в висок. Кто-то отпихнул труп ногой, брезгливо поморщившись. Убийцы сели в машину и готовы были уехать прочь, как один из них заметил в телефонной будке девушку:
— Похоже, ребята, нам надо взять с собой этого котеночка.
— Давай тащи ее сюда.
Бандит выскочил из машины, остановившейся всего в нескольких дюймах от будки. Убедившись, что девчонка действительно одна, он толкнул дверь.
Грэйс вскрикнула от боли, дверь вонзилась ей в спину, прижав к аппарату. Юнец быстро закрыл рукой ей рот и потащил к машине. Она лягалась, кусалась, изворачивалась, но борьба была абсолютно бесполезной, и через несколько минут она оказалась на полу под задними сиденьями, прижатая к полу тремя парами тяжелых сапог. Ноги больно давили ее наболевшую грудь, Грэйс попыталась закричать, но ее ударили сапогом в лицо, и она услышала металлический звук открываемой финки. Лезвие оказалось у ее горла.
— Молчи, стерва, или я тебя сейчас разукрашу как следует.
Она тихо застонала, но попыток кричать или бороться больше не делала. Грудь, прижатая сапогами, разрывалась от боли, по сравнению с которой страх смерти отошел на второй план. Надо было что-то придумать! И хотя Грэйс понимала, что ее не ждет ничего хорошего, ради ребенка надо было выжить. Поэтому у нее хватило мужества молчать, пока машина наконец не остановилась в темной аллее.
— Давай здесь, я спешу.
— Заткнись, мы все спешим. Давай убери свой член от нее. Я увидел ее первым, и я возьму ее первым.
Грэйс выволокли из машины, и грубые руки сорвали с нее одежду. Было холодно, дул ветер, но насильников самочувствие жертвы не беспокоило. Двое держали ее за ноги, один уселся сверху, не давая вырваться. Огромная ладонь зажала ей рот, чтобы не кричала. Ее пронзила жуткая боль, когда чей-то громадный и сухой пенис вонзился в нее. Чьи-то руки тискали ее наболевшую грудь, огромный рот накрыл ее сосок и стал мять его.
— У этой матки молоко! — закричал он, отваливаясь, но тут же другой занял его место.
— Давай быстрее, мой уже готов! — крикнул третий.
— Да ты суй ей в рот, дырка от задницы!
Внезапно Грэйс почувствовала на своей голове тяжесть здорового торса.
— Открой рот, ты, сука!
Почти в бессознательном состоянии и едва способная дышать, Грэйс старалась увернуться, но что-то вонзилось ей в ухо.
— Бери, стерва, или я засуну его туда.
Грэйс открыла рот, еще не понимая, что от нее требуется. Тело над ней перекрывало доступ воздуху, дышать было нечем, и, беспомощно глотая воздух и всхлипывая, она постепенно теряла сознание. Она обращалась с мольбами к Богу, но он не внимал ее молитве. Грэйс знала, что, если даже умрет в руках этих подонков, им будет безразлично. Насильники использовали ее вновь и вновь, пока не показались фары патрульной машины, заставив их отскочить от разбитой плоти, которая всего несколько минут назад была очаровательной женщиной. Машина ехала прямо на нее, и слуги закона едва не раздавили ее, чуть не довершив начатое бандитами. Грэйс ничего не чувствовала. Полицейский вышел и осветил фонарем растерзанное, окровавленное тело.
Кровь сочилась из ножевых ранений на лице и теле.
— Господи, что за месиво! Думаешь, она выживет?
— Думаю, нет. Давай положим ее на заднее сиденье и отвезем в больницу.
Два молодых полицейских быстро уложили Грэйс в машину, даже не позаботившись о том, чтобы прикрыть ее наготу.
— Это одна из молодых проституток. Теперь ей долго не придется заниматься своим ремеслом.
— Или никогда.
Но Грэйс выжила, навсегда простившись со своей юностью, со своими мечтами о счастье, погибшими в этой страшной ночи. Спустя три дня она вспомнила, что случилось. Через четыре она набралась смелости попросить сестру разыскать Лили. Но пришлось подождать еще неделю, прежде чем Грэйс увидела ее. В довершение прочих бед у нее начался абсцесс обеих молочных желез и врачу пришлось вскрыть их.
Увидев Лили, персонал больницы утвердился в мысли, что Грэйс, как и ее подруга, проститутка. Лили была достаточно тактична, чтобы не расспрашивать о том, что произошло. Она рассказала, что миссис Голдхаммер любезно согласилась позаботиться о девочке, пока Грэйс не выздоровеет. Правда, Лили не сказала о том, что ей пришлось заплатить няньке.
Через несколько дней Грэйс спросила сестру, почему ее никто не допрашивал. Почему никто не пытался разыскать преступников? Она была озадачена презрительным смешком сестры, когда та ответила, что они считают это простой тратой времени.