Право на счастье
Шрифт:
— Необычный мужчина.
— Весьма.
Алина подсела к ним за стол и шепнула Пич на ухо:
— Вкус ты не потеряла! — И подмигнула.
Два стула за их столиком оказались незанятыми. Официанты в белых смокингах начали разносить суп. Алина снова наклонилась к Пич и сказала:
— Эти стулья предназначены Джиму Аустину и Джилли Джордан, но они, как всегда, опаздывают. Я думаю, им очень трудно выбраться из постели. Остается надеяться, что они подъедут не к середине фильма, а то Берт разозлится.
Пич и удивило, и расстроило сообщение Алины.
— Почему
Алина только пожала плечами.
— Аустины собрались разводиться? — продолжала настаивать Пич, понимая наконец причину странного поведения Лауры.
— Я действительно не знаю. Берт на прошлой неделе попробовал прощупать почву, но ничего от Джима не добился. Я сама спрашивала об этом Джилли, но она ответила, чтобы я не совала нос в чужие дела.
— Я думала, что он все еще живет дома, — ответила Пич, стараясь припомнить в точности, что сообщила ей Мэгги.
— Не знаю. В последнее время он всюду появляется в сопровождении нашей великой голливудской посредственности. — И Алина обернулась к Сиду Шейнбергу, владельцу студии, получившей право распространения картины.
Огорченная Пич потеряла аппетит. Положив ложку, она посмотрела вдаль, на огни города. Надо как-то поддержать Лауру. Как жаль, что Мэгги и Нью-Йорк слишком далеко.
Густой голос прошептал ей на ухо:
— В Европе дети голодают.
— Что? Что вы сказали?
— Так обычно говорила моя бабушка, когда я плохо ел, — ответил сидящий рядом молодой человек.
— Мне что-то совсем не хочется есть.
— Вы расстроены новостью о людях, которые должны были сидеть с нами за одним столом, правильно?
Пич замялась. Не стоило делать частную жизнь подруги предметом обсуждения на вечеринке.
— Да, Лаура моя близкая подруга. И Джим тоже. Он был личным врачом моего мужа на протяжении последних лет его жизни. Они оба очень милые, чудесные люди. И оба мне дороги.
Глаза ее заблестели от слез, и она смахнула слезинку.
— Оставьте переживания на завтра, так, как делала это Скарлет [1] . Сегодня вы ничем не можете им помочь. Не давайте бедам ваших друзей омрачить ваш сегодняшний вечер. А завтра что-нибудь придумаете.
1
Героиня книги Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». — Здесь и далее примеч. ред.
Пич улыбнулась в ответ:
— Вы говорите так, как говорил когда-то Дрейк.
— Ваш муж?
— Да. Он был чудесным человеком. Умницей.
— Я польщен. А теперь кушайте.
Он так умело развлекал Пич за столом, что вдова не только поужинала, но и почти забыла о пустующих стульях. Их беседа затрагивала множество тем, в том числе и морскую, которая, как оказалась, была коньком молодого человека. Он рассказал о том, что мечтает приобрести яхту и отправиться на ней в кругосветку. Пич призналась, что тоже любит море: синяя гладь влечет ее, завораживает. К сожалению, муж всегда спешил, предпочитая самолет кораблю, поэтому в жизни ей почти не удалось насладиться морскими прогулками.
Алина объявила о том, что после десерта гости приглашаются в кинозал. Кофе и ликер будут сервированы прямо там, хотя всем было известно, что Берт не любит, когда во время просмотра подают еду и напитки.
— Мне не хотелось бы вас торопить, но фильм предстоит долгий, и с теми, кто покинет зал до его окончания, тут же будет разорван контракт.
Кино для большинства присутствующих было делом жизни, и в глазах большинства миллиардный проект Силенца заслуживал того же уважения, которого они ожидали к собственным фильмам.
Пич и ее спутник прошли в дом. Он поддерживал ее под руку, и по легкой дрожи его руки Пич понимала, что он нервничает. Краем глаза она увидела, как капельки пота выступили у него на лбу и над верхней губой.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она.
— Все в порядке. Просто это мой первый просмотр.
— В самом деле? Уверяю, вы получите удовольствие. У Берта очень удобный и уютный кинозал.
Через просторную столовую они прошли к распахнутым настежь дубовым высоким дверям. Пич обернулась, чтобы уловить выражение лица спутника. Он поднял брови и тихо присвистнул:
— Вот это да!
В три ряда стояли кресла богатой бархатной обивки того же цвета, что и занавес. В центре он казался шоколадного цвета, но ближе к дверям цвет его переходил в бледно-серый. Между рядами оставалось широкое пространство, а между креслами стояли низкие столики с напитками. Стены были затянуты богатой бежевой драпировкой, матовые бра давали мягкий свет. Слева от экрана, скрытого занавесом, горело небольшое бра над буфетом. Рядом находился официант, готовый обслужить гостей.
— Пройдем внутрь. Мы, кажется, загородили проход.
— Конечно. Не хотите чего-нибудь выпить?
— Немножко коньяку. А вы?
— Я лучше не буду. У меня уже от всего этого кружится голова.
— Да? Где бы вы хотели сесть? Я займу места, пока вы сходите за напитком.
— Как насчет последнего ряда?
— Лучше не надо, — мягко ответила Пич, — по требованиям протокола последний ряд обычно оставляют для «больших мальчиков».
— Тогда все равно где. Но лучше поближе к двери.
Через несколько минут он вернулся с коньяком для нее и колой для себя и растерянно улыбнулся.
— Я решил выпить колы, а то во рту пересохло.
Ужин был только прелюдией. Все собрались посмотреть работу, которая должна стать фильмом года. Всем, кто был занят в фильме, интервью давать запрещалось. Когда Берта спрашивали, зачем окутывать проект такой тайной, он отвечал, что всего лишь старается уберечь свою идею от дискредитации в дешевой постановке на телевидении.
Пользуясь своими полномочиями, Берт всякий раз бдительно следил за тем, чтобы отснятые пленки не могли оказаться у тех, кто захочет их прокрутить для себя без его ведома. Такой контроль был обычной манерой Берта вести дела.