Право на шанс
Шрифт:
– Э?
– Не будь у тебя брюха из перьев, твои ребра наверняка проткнули бы все, до чего дотянулись бы, – сухо сообщил он. – Это странно… В Барсуках Мела была единственной колдуньей на протяжении века, и ее боялись больше, чем нашего демона, но эта магия не идет ни в какое сравнение с теми безобидными штуками, которыми она пугала воров.
Я содрогнулась, поняв: произошедшее настолько впечатлило Артана, что он разговаривает со мной почти как с человеком. Наверное, у Ив не просто так тряслись руки, когда она придерживала меня в кругу заклинания. Кстати, какого именно?
– Тая,
Родовитый хам набросил мне на плечи мое же одеяло-плащ, схватил оставшуюся сумку (очевидно, принадлежавшую ему) и толкнул меня к выходу.
– Эй-эй-эй, – запротестовала я, не обнаружив среди вещей кое-чего, принадлежащего мне. – Мой мешочек! Где он?
– У меня, – не оборачиваясь, процедила сквозь зубы колдунья. – Не забудьте сову!
«Да вы что, издеваетесь? Откуда здесь сова, если в лесах они вымерли лет триста тому назад, а те, что выращиваются в неволе, никому, кроме богачей-магов, и не положены, и не по карману?» – мысленно возмутилась я, размышляя, не начнет ли мне слышаться всякая чушь из-за серебряной пыли.
Медвежонок пробормотал несколько проклятий и отступил назад. Я раздраженно обернулась, позабыв, что это Атайю кавалеры должны были поддерживать на лестнице, в саду, даже на прогулке по городу, мне же никто ничем не обязан и требовать внимания я не имею права.
Артан схватил нечто, что я поначалу приняла за стул, накрытый темной тряпкой. Поспешный рывок сбросил ткань наземь, и я остолбенела. Одно из привидевшихся под действием заклятья чудес оказалось реальным.
Глава 6. Полезные воспоминания
Синие глазки-бусинки требовательно смотрели на меня, словно ожидая какой-то реакции. Возможно, стоило заахать и заохать, выражая удивление, восхищение, благоговение. К сожалению, в нашей компании лишь один человек не знал, как выглядят совы, и это была не я. Ну а объяснять заносчивому аристократишке, в чем разница между благородной птицей магов и этим существом, неподвижно сидевшим в просторной клетке, не хотелось.
– Ты так вертелась, что обездвиживающее заклинание выдохлось раньше, чем Мела все подготовила, – шептал мне Ферн. – Нет, не снимай амулеты – боли ты сейчас не чувствуешь, но от внутреннего кровотечения лучше перестраховаться. И не глазей на дворянина – дырку протрешь!
– Ишь, разговорчики! – мое удовлетворенное бурчание не могло никого обмануть, по крайней мере из тех, кто был в курсе наших с ним отношений.
Я будто купалась в лучах счастья. Ферн никуда не исчез – это раз. Мне удалось избежать смерти – это два. Хоть за нами, вопреки опасениям колдуньи, никто не гнался, сам факт того, что мы покинули стены государственной больницы, тянул на третий пункт радости.
Вспышка доверия, возникшая в результате неотложного общего дела в моем лице, угасла быстрее, чем доходяга-лошадь вытащила повозку с неровной проселочной дороги на тракт. Под кожаным навесом, на дыры в котором были нашиты промасленные куски ткани, снова царило унылое молчание, слегка разбавляемое бормотанием демона. Даже обычно разговорчивая Ив витала где-то далеко и лишь изредка спрашивала, как я себя чувствую.
Холод пронизывал до костей. Несмотря на обилие одеял и курток, наброшенных на плечи, суставы непрерывно ныли, как у старой бабки на мороз, пальцы превратились в ледышки, лицо же пылало. Сдерживать стук зубов становилось все труднее. Мне, никогда не знавшей ни болезней, ни травм, не верилось, что человеку может быть настолько худо. Но мои спутники считали, что ничего необычного в таком состоянии нет.
– Чуток поднялась температура, – вынесла вердикт Мела, потрогав мой лоб. – Наверное, ты простудилась в больнице… Если до утра не пройдет, попробуем что-нибудь придумать. На постоялых дворах должен найтись хотя бы уксус.
На этом интерес обеих сестер к моим мучениям испарился. Я мысленно возмутилась («Простуда? У меня? Да я босиком на снег выбегала! Это все чары!»), слегка поворчала насчет черствости людей, разделяющих хвори на тяжелые и не заслуживающие внимания, поплотнее укуталась в одеяла и, подозреваю, задремала. Мерная речь Ферна, вздумавшего просветить меня насчет температуры человеческого тела, причин ее колебания и возможностей молодого сильного организма возвратить все к норме, навевала сон лучше колыбельной.
Засыпая, я отчего-то вспомнила, что Атайю Тавеннскую никогда не убаюкивали. До сих пор это казалось достоинством, отсутствующим у благородных неженок, которые неспособны уснуть самостоятельно. Но глядя на Ив, склонившую голову на плечо Мелы, я ощутила легкий укол зависти. Существовали вещи, о которых мне ничего не было известно. Плохо это или нет, я не знала, однако горечь внутри меня говорила о том, что не все в моей душе так хорошо, как хотелось бы.
Снаружи что-то глухо рухнуло, повозка резко дернулась в сторону и остановилась. Я открыла глаза и встретилась взглядом с сидевшей напротив Мелой.
– Приехали, – язвительно произнесла она, оставаясь на месте.
Я заворочалась, выпутываясь из одеял. Жуткий холод сменился невыносимой жарой, и мне не терпелось почувствовать освежающую прохладу.
– Полегче, стрекоза! – заботливо одернул меня демон. – Сейчас снова начнешь колотиться. Столько лет живу с тобой, а никак не пойму, то ли ты думать не умеешь, то ли не хочешь…
– Сам такой, мелочь. – Морозный воздух прошелся по шее, и я снова застучала зубами. – Не видишь, укутываюсь сильнее… Осень, если ты не заметил!
– Хоть глаза оставь, луковица, – хмыкнул он. – И лучше попытайся задремать. Мы тут застряли надолго.
Застряли? Эх, я не понаслышке знала о размытых осенних дорогах, разбойниках, волчьих стаях и прочих прелестях путешествий. Но этот год выдался сухим (моросящий дождь, не прекращавшийся с вечера, не в счет), грабителей один вид нашего транспортного средства заставит стыдливо отвести глаза, а до голодных снежных буранов по меньшей мере месяц.
Полог распахнулся, пропуская внутрь насупленного баронского сынка, от которого прямо-таки веяло сыростью. Похоже, навес над местом кучера защищал от непогоды хуже, чем я думала.