Право на жизнь
Шрифт:
– Стойте! Эй! Стойте! – заорал на бегу Сашка, но звук тут же потонул в окружающей тьме, как в вате.
Бежали они минут десять, но нагнать никого так и не смогли. Создавалось впечатление, что те, кого они преследовали, свернули в какой-то боковой переход, незамеченный в спешке сталкерами. Поняв бесполезность дальнейшей погони, Данил вновь велел перейти на шаг. И тут же фонарь Лехи, который по-прежнему двигался впереди, выхватил из тьмы стоящую на правой полосе цистерну. А за ней виднелся угол ураловского кунга с намалеванной на нем белой краской цифрой «7».
– Караван! –
Он шагнул было вперед, но Данил, сделав два гигантских скачка, цапнул его за рюкзак.
– На месте! – яростно прошипел он, настороженно глядя на возникшую перед ними невесть каким образом колонну. – Сидеть всем! Рассредоточиться! Держать периметр!
– Мы строили, строили – и наконец построили… – послышалось сзади растерянное бормотание Счетчика.
Шрек, сообразив, что проштрафился, стоял уже на одном колене, уперев ствол пулемета в сторону застывшего каравана. Из-за его плеча выглядывал хлопающий глазами китаец. Сашка держал тыл, а Кубович с Профессором усиленно секли по сторонам. Данил огляделся, убеждаясь, что вверенное ему подразделение расположилось грамотно, и встретился глазами с Семенычем.
«Как?» – указав глазами на караван, знаками спросил тот.
Данил в ответ пожал плечами.
«Вы – на месте», – так же жестами ответил он. Ткнул вилкой пальцев себе в глаза, указал в сторону каравана – «глядите в оба».
Семеныч кивнул.
Данил, осторожно стянув со спины винтовку, двинулся вперед, обходя колонну по дуге. С каждым шагом он все больше и больше убеждался, что караван этот, без сомнения, их. Что стоили хотя бы цифры, обозначающие номера кунгов, или знакомые очертания бэтэра и КШМ, стоящих в голове. А заглянув в кунг с единицей, он и вовсе утратил последние надежды на то, что это какое-то дикое, невозможное сходство и не более того – на полу возле выхода лежали распотрошенные баулы. Их баулы. И лежали они именно так, как сталкеры оставили их примерно с час назад. И здесь же валялся брошенный за ненадобностью плюшевый медведь.
Растерянно почесывая затылок, Данил вернулся назад.
– Ну и как это понимать? – встретил его вопросом в лоб Семеныч.
Добрынин развел руками.
– Разве только тем, что мы по кольцу идем, – пробормотал он.
– Мы б уклон в сторону почувствовали, – возразил Ли. – А тут, глянь, – полоса прямая, как стрела.
– Могли и не почувствовать. Из мрака выходит и во мрак возвращается, – возразил ему Профессор. – Никакой перспективы… Проверить надо.
– Как же проверишь?
Вместо ответа Профессор стащил со спины рюкзак, порылся внутри, вытащил две большие бобины с толстой нитью и продемонстрировал своим спутникам:
– Вот. Специально захватил. В одной бобине – шесть тысяч метров. В двух, соответственно, двенадцать километров. Дальше излагать?
Данил одобрительно кивнул. Если тоннель и впрямь изгибается и делает петлю, то нить рано или поздно соприкоснется с одной из стен тоннеля, и это и станет сигналом, что отряд идет по кругу. Если же нет… он даже не знал, что и думать в этом случае… Впрочем, он все явственнее понимал, что место это имеет много общего с детским садом, и ожидать тут можно чего угодно.
– Все на второй заход пойдем или кто-то останется? –
– Все, – ответил Семеныч, продевая руки в лямки рюкзака. – Делиться не будем. Шли мы не так долго, часа полтора, так что одной бобины должно хватить – если тоннель уходит в сторону, мы это по положению нити заметим гораздо раньше, чем вернемся к каравану.
– И что тогда? – заинтересованно спросил Счетчик.
Профессор пожал плечами:
– Тогда будем стены осматривать – как-то же мы сюда попали… Найдем выход – вернемся за вещами.
Уходя от колонны, Данил снова испытывал легкое чувство дежа-вю. Все было в точности, как и в первый раз, – так же убегала назад разделительная полоса, так же кто-то настойчиво смотрел ему в спину, и даже двигались они снова в том же порядке. И лишь только нить, с легким шелестом уходящая с бобины, которую держал шагающий впереди Профессор, свидетельствовала, что все это не бред воспаленного воображения, а действительно происходит наяву.
Пятна фонарей бродили по полу и стенам словно гигантские светляки. Они на короткое время разгоняли наваливающуюся со всех сторон тьму, но, едва луч уходил в сторону, как та вновь отвоевывала свои позиции. Она казалась живой, и временами Данилу казалось, что это сама тьма смотрит ему вослед, и тогда его начинало окутывать неприятное, мерзкое чувство липкого страха, постепенно заполняющего все уголки сознания.
Туннель тянулся бесконечно. Разделительная полоса, появляясь в луче фонаря из мрака и исчезая во мраке сзади, давила на психику – казалось, что путники уже тысячу лет движутся в одном направлении и обречены еще столько же брести все вперед и вперед в этом отупляющем однообразии. Тягомотина и размеренность движения притупляла ощущения, стирая чувство времени и пространства и заставляя мозг паниковать в приступах сенсорного голода.
– Я как-то в библиотеке Братства научный журнал нашел. Так вот, там статья была насчет сенсорного голода… – тут же ответил Кубович, едва лишь Добрынин обмолвился об этом чувстве.
– Что писали? – спросил Данил скорее для того, чтобы заполнить окружающую тишину чем-то еще, кроме звука шагов.
– Эксперимент проводился на орбите, в космосе. Человека в состоянии невесомости помещали в специальную капсулу, на лицо накладывали маску, закрывая глаза и рот, и так оставляли, в полной тишине. Мозг, не получая из внешнего мира никаких сигналов, через какое-то время начинал испытывать такой приступ сенсорного голода и паники, что можно было и с катушек съехать. Приступ клаустрофобии по сравнению с ним просто небольшой детский испуг, и только…
Счетчик недоверчиво фыркнул:
– Фантазии!..
– Как сказать… – пробормотал Сашка. – С часок еще так вот прошагаем – и у меня точно крыша поедет. Мы вот тоже так шли… по подвалу в детском саду. Помнишь, Дан? Километр точно отмахали, пока не выбрались. Вот сколько уже топаем?
Данил открыл было рот, чтоб назвать приблизительную цифру – и, крякнув, замолк. Мозг не давал никакой подсказки – абсолютно никакой. Сколько они уже прошли? Километр? Десять? Сто? Однообразие и отсутствие ориентиров сделали свое дело, и на вопрос о точном времени и расстоянии можно было смело пожать плечами.