Право на жизнь
Шрифт:
Это был какой-то сюрреализм – группа вновь, в третий раз подряд двинулась прочь от каравана, вперед, во тьму тоннеля.
– Слышь, Проф, ты ведь кандидат технических наук, – спустя некоторое время подал голос Сашка. – Про ленту Мебиуса знаешь больше нас. Так, может быть, есть способ, как ее разорвать? Что ж нам, до скончания веков бродить?
– Как же ты ее порвешь? – ответил Семеныч. – Это ж не материя – пространство… Сквозь стены пробиваться? Чем?
– Тут не все просто, – раздался голос Кубовича. – Силой не пробьемся. Мне все больше кажется, что здесь для мозга работа… Ты кандидат, тебе и мозгами шевелить.
Семеныч печально усмехнулся, но промолчал.
– Вот ты сам подумай – каковы
– Слышь, Серега! Тебе свойства ее в трехмерном пространстве рассказать? Или в двумерном? – разозлился Профессор. – А ты поймешь?
Кубович буркнул что-то обиженно, но вопросов больше не задавал. Однако Данил, обернувшись назад, заметил, что Семеныч все же задумался.
Дальше отряд двигался молча. Говорить не хотелось – тоннель не способствовал пустым разговорам. Чем дальше шли сталкеры, тем все явственнее им начинало казаться, что тоннель – это какой-то невообразимо огромный живой организм. Тишина его, как верно заметил Профессор, на самом деле была лишь кажущейся. Стоило прислушаться – и становилось ясно, что он живет своей, странной и непонятной жизнью. Легкий ветерок доносил из глубин тревожные шорохи, непонятный гул и далекие глухие удары, пол время от времени часто и мелко подрагивал, словно где-то глубоко под землей работали гигантские механизмы, а своды иногда потрескивали, будто сверху на них тысячетонной тяжестью давили пласты грунта, и тогда казалось, что тоннель залегает на огромной глубине, чуть ли не в самом центре земли. От этого становилось еще страшнее, отчаянье мерзкой холодной змеей вползало в душу, и каждый думал лишь об одном – выберутся ли они когда-нибудь наверх или же обречены вечно скитаться по этой однообразной, закольцованной кишке?
Сколько так прошло? Может быть, час, а может быть, десять… Данил уже давно потерял счет времени. Усталость почему-то не чувствовалась, и нельзя было понять, сколько они шагают. Вероятно, виной всему было это отупение, вгоняющее в некое подобие транса, заставляющее механически двигать руками и ногами. Голова была пуста, мысли текли вяло и рыхло, ворочались тяжело, словно большая рыба, выброшенная на берег. Думать не хотелось совершенно, хотелось пустить все на самотек, понадеявшись на авось, а там – куда кривая вывезет…
И все же настал момент, когда этому тупому, однообразному движению пришел конец. Желтое пятно от фонаря Кубовича вдруг, упершись вперед, замерло на одном месте, и Данил, посмотрев туда, остановился от неожиданности. Из тьмы, метрах в семидесяти, проступил зеленый угол пассажирского вагона…
– Хоть что-то новенькое, – облегченно пробормотал Кубович, глядя на вагон.
– Я б на твоем месте не стал радоваться, – ответил ему Профессор, озираясь по сторонам. – Что-то изменилось… Не чувствуете?
Встревоженные его словами сталкеры замерли – каждый прислушивался к своим ощущениям, стараясь понять, что же имеет в виду Семеныч. Все оставалось по прежнему – тишина, темнота… Ничего нового не уловил и Данил. Разве только немного ослабло ощущение упершегося в спину взгляда, и только.
– Давайте-ка вперед помаленьку, – отдал он команду, и отряд осторожно двинулся вдоль состава. – Внимание на вагон – удобное место для засады.
Подсвечивая фонарями, сталкеры прошли достаточно для того, чтобы понять, что вагон был не единственным. Следом за ним открывался второй, дальше – третий… Это был целый пассажирский состав, неизвестно каким образом попавший сюда и стоящий теперь посреди черного асфальтового полотна. И – он был очень странным… Данил некоторое время не мог сообразить, что ж не так с этим поездом, и только когда отряд миновал несколько вагонов, понял, наконец, в чем дело. Вагоны были какими-то оплывшими, словно вылепленными
Одного-единственного взгляда хватило – он заорал и как ошпаренный отскочил от окна. Мозг, пораженный открывшейся ему картиной, словно впал в ступор, отказываясь служить и балансируя на грани безумия. Данил попятился на негнущихся ногах, споткнулся и, опрокинувшись назад, врезался затылком в асфальт.
Реакция на его вопль последовала мгновенно – сталкеры тут же рассредоточились, шаря фонарями по окнам вагонов и готовясь принять врага всеми имеющимися в наличии стволами. Однако в туннеле по-прежнему стояло безмолвие.
– Что там? – приглушенным голосом спросил Сашка, не отрывая взгляда от поезда, и Данил отчетливо услыхал, как клацнули его зубы. – Что ты увидел?
– Разгул сиамских близнецов, – держась за затылок, Данил заставил себя поднялся.
– Чего-о-о? – протянул Сашка.
Остальные тоже вопросительно уставились на командира.
– Там люди… Но только они… словно сплавлены друг с другом. Словами не опишешь. Можете глянуть, а меня больше не тянет… – Добрынин вытер вспотевшие ладони о комбез, и тут взгляд его упал на белую табличку с конечными пунктами следования состава, прикрепленную посредине вагона.
Она была под стать составу – такая же потекшая, искривленная и размазанная, и такими же были буквы на ней, но Данил все-таки смог прочесть написанное: «Москва – Челябинск». Горло внезапно пересохло, и он, судорожно сглотнув, просипел:
– Это тот самый поезд, который мы в тумане встретили. Табличку видите?
Повисло гробовое молчание.
– Уверен? – спросил, наконец, Профессор, внимательно разглядывая надпись.
– Я успел тогда прочитать.
– Пошли-ка отсюда побыстрей, – пробормотал Санька, перехватывая автомат поудобнее.
Беспрестанно оглядываясь на поезд, отряд поспешил дальше. Вагоны тянулись недолго – спустя несколько минут из тьмы вынырнул и остался позади локомотив, и тогда каждый вздохнул спокойнее – вид потекшего, словно пластилин, состава здорово давил на психику. И снова потянулся проклятый тоннель – шаг за шагом, метр за метром.
– А вы заметили?.. С тех пор, как мы от каравана в последний раз отошли – гораздо больше времени прошло, чем в первый раз. А колонны все нет… – спустя некоторое время подал голос Ван. – Туннель удлинился?
Семеныч вдруг прокашлял что-то невнятное, обернулся и уставился на своего командира.
– Все верно! Я, кажется, понял в чем дело… – пробормотал он. – Это, конечно, дичайшая гипотеза – но как иначе подходить ко всему, что тут творится?..
– Ну?! Говори, давай, не томи! – взвыл Кубович, подгоняя умолкнувшего товарища.
– Гипотеза безумная, но уж какая есть… – повторил Профессор, словно оправдываясь. – Если взять за аксиому, что туннель закольцован в ленту, то переход через «ноль» – наш караван, точку, откуда мы вышли – удлинит ее! Именно это мы сейчас и наблюдаем!