Право учить. Повторение пройденного
Шрифт:
Тук. Тук. Тук. Сердце билось через слог. А когда песня стихла, оно остановилось. Навсегда.
А вместе с ним замерло и сердце тени, которая была мной и не мной. Тени, которая покрывалом окутала тело девочки, провожая юную душу за Порог. Но не смогла отпустить одну и шагнула следом, держа доверчивую маленькую ладошку в своей руке...
Как личинки короедов проделывают извилистые проходы в древесных волокнах, так и Пустота, пожрав отравленные ткани, ничего не оставив взамен: тело ребёнка, лишённое крови и большой части мышц, почти ничего не весило. Завёрнутые в покрывало останки, потерявшие последнее сходство с Юлеми, были только прахом. Ничем, кроме него. А прах должно вернуть туда, где его место. В море.
Закат
Конечно, некромант не испытывал к Юлеми личной неприязни. Откуда? Мне почему-то кажется, если бы ему был важен результат проводимого опыта, дети вряд ли были бы затронуты. В самом деле, для чего могут понадобиться их тела, слабые, неоформившиеся, годные разве только на то, чтобы производить... Хм. А вот о разведке я забыл: маленькие люди редко вызывают подозрение у взрослых, чем легко воспользоваться при сборе информации. Не говоря уже о том, что ребёнка подпустит на расстояние удара даже опытный воин, если не почувствует угрозы. А если это будет ветеран, не успевший обзавестись семьёй и потому трепетно относящийся к детям... Страшно подумать, как могли бы развиваться события. Ведь если целью некроманта было месторождение «Слёз Вечности»...
Егеря — закалённые бойцы. Прошедшие огонь и воду по много раз взад и вперёд. Но что они предприняли бы, увидев не привычного врага, а малолетних крох? Поднялась бы у кого-то из них рука прежде, чем сопротивление стало бы бесполезным? Даже зная, что идущий к тебе ребёнок — убийца, трудно действовать без сомнений и колебаний. Потому что кроме знания необходимы ещё и чувства. Разум не всегда является хорошим помощником: иной раз тщательно выверенные суждения терпят поражения, столкнувшись с простотой и кажущейся нелогичностью ощущений. Видя перед собой врага нужно не знать это, а чувствовать, и вот тогда легко уничтожишь хоть гиганта, хоть карлика. Но если в твоём сердце нет нужных чувств... Разум способен лишь придать действиям окончательный вид, огранить их, как драгоценный камень, но всё начинается в сердце и только там.
Интересно, некромант предполагал нападение на егерские посты? Очень может быть, однако, увидев, что они, вопреки ожиданиям, не ослаблены, отложил атаку, а потом и вовсе понял, что она не состоится, поскольку город взят под контроль. Что ж, хоть в этом удалось нарушить его планы. Поздно, но всё же...
Сколько людей обречено на смерть? Сколько костров взовьётся в Вэлэссе в скором времени? И сколько горстей пепла будут рассеяны над сонным морем, смешиваясь с его лазурью? Да, они умерли бы всё равно, рано или поздно. Но это был бы их выбор либо усталость от прожитых лет, а не чужая прихоть! Не каприз взрослого ребёнка, вытащившего из сундука игрушки, а потом забывшего их за ненадобностью. Такое нельзя прощать. Волей наделено каждое из созданий этого мира, и преступно решать за других. Желаешь изменений? Начинай с себя. Но помни, что твоя воля однажды столкнётся со столь же сильной, целеустремлённой и бесстрашной, но — чужой. И вы уничтожите друг друга, если не признаете взаимное право на существование.
Я не мог спасти Юлеми. Своими силами — не мог. Отравленная плоть уже не принадлежала Кружевам девочки, становясь частью другого существа. Мне подвластны свободные Пряди Пространства, но только на Изнанке. Да, их тени следуют за моими руками и на Первом Уровне мироздания, вплетаясь в то, что я пытаюсь создавать: так покрывало, связанное для Кайи, смогло отразить магический удар, став Щитом. Но этого мало, чтобы творить. Любой из моих родственников способен на большее. Уверен, для Магрит не составило бы ни малейшего труда вернуть девочке украденную плоть и кровь. Всего-то и нужно, что придать свободному Пространству необходимые качества и свойства, а потом заполнить им зияющие раны. Очень просто. Я знаю, как это делается, каждый шаг, каждый вдох. Знаю, но не могу исполнить. И не смогу никогда. А никто из драконов не станет этого делать, даже если буду умолять, валяясь в ногах и обещая вечную покорность. Ведь создавая новую жизнь, ты всегда используешь для этого частичку своей. Крупицу, но невосполнимую, а потому — бесценную. Кто добровольно расстанется с таким сокровищем? Никто. И просить язык не повернётся. Я и не прошу.
Где-то там, в складках покрывала на груди Юли спала и Пигалица, уродливая куколка в золотистой мантии. Надеюсь, за Порогом они будут вместе: девочка и её любимая игрушка. Точно, будут. Если я хоть что-то понимаю в посмертии, Юлеми будет счастлива. Может быть, уже счастлива, летя навстречу матери и отцу. Но пока останки не будут преданы морю, встреча не состоится. Прости, малышка, что заставил тебя ждать. Я уже исправляюсь, смотри...
Ноша казалась такой лёгкой, что, зайдя в воду по пояс, я запоздало испугался: ведь не утонет же, будет болтаться наверху и привлекать внимание. Надо было хоть пару камней подобрать... Но свёрток, как только расстался с моими руками, чуть покачиваясь на незаметных глазу волнах, поплыл прочь, медленно и плавно погружаясь в тёмную зелень закатного моря, над которым вместе с сумерками сгущался туман. Пять гребков, десять, двадцать... Совсем исчез из вида, то ли утонув полностью, то ли заблудившись в розовато-пепельной мути. Прощай, Юлеми. И прости нас всех, пожалуйста. Если бы я мог... Как мерзко сознавать, что спасение возможно, но не придёт! Как это... Нет, не больно. Противно. Все усилия бесполезны: я смог только предотвратить новые смерти, но большая часть обречённых оказалась неподвластна мне.
Пресветлая Владычица, почему? Чем они провинились перед тобой? За какие прегрешения ты оставила их без своей защиты? Ведь они молились тебе, наверняка, молились! Но ты не слышала их. Или не желала слышать? Признавайся, мерзавка!
— Слышала, не слышала... Какая разница?
В двух шагах от меня над тёмной водой выросла светлокосая головка.
— Так слышала или нет?
Девчонка фыркнула, всплыла выше, разлеглась на глади моря, как на ковре, задумчиво черпая ладошкой воду.
— Если бы ты знал, сколько всего я слышу каждый день... Уши устают. Хочешь, поменяемся местами?
— Не уходи от ответа! И не предлагай заведомо неисполнимых вещей. Тебя просили о помощи?
Глаза, совсем чёрные, насмешливо прищурились.
— Хочешь знать правду?
— Хочу.
— Нет.
— Что значит «нет»? Ты не ответишь или же...
Она поболтала пальчиками, взбивая пену.
— Не просили.
— Этого не может быть!
— Может. Давай, всё же, ты попробуешь встать на моё место? Представь, о чём просят люди?
— Ну... О помощи.
— О да! — Весёлый, но слегка горчащий смешок. — Но они никогда не уточняют, в чём именно нуждаются. «О, Всеблагая Мать, даруй мне долгую жизнь, а моему дому защиту и процветание!» Это разве просьба?
— Чем же она плоха?
Девчонка перевернулась на спину, заложив руки за голову и принятой позой напомнив мне Ксаррона.
— Она неконкретна. Нельзя решать за другого, что ему лучше, а что хуже. Верно?
Насмешливое подмигивание.
— Да, но...
— Если я буду исполнять просьбы по своему разумению, люди придут в ужас.
— Почему?
— Например, долгие годы. Видишь ли, поскольку каждая вещь со временем изнашивается, и людские тела также приходят в негодность. Я могу даровать жизнь сверх срока, но её придётся проводить в безнадёжно одряхлевшем теле. Это приятно? Мне думается, нет. А ты как считаешь?