Право вето
Шрифт:
— Оказывается, — Хук помедлил, — оказывается, один человек всё же видел.
— Кто?
— Лаборант Грэо.
— Грэо? Да как же он мог, как посмел не занести в протокол, не сделать записей в лабораторном журнале? Ну хотя бы устно… Нет, нет, его надо немедленно… Я не знаю что, но что-то надо сделать немедленно. Уволить! Да, да, прежде всего уволить.
— Ни в коем случае. Может быть, это единственный шанс узнать, кто же у нас работает на Нолана. Исключительный случай, и мои детективы, надеюсь, не оплошают.
Крэл быстро повернулся к Хуку:
— Ваши детективы? Так. — Крэл
— Разумеется.
— Вы меня очень порадовали. Как-то надежней себя чувствуешь при мысли о такой… о таком внимании.
— Без этого невозможно, Крэл. Люди у нас разные, и теперь их много. А детективы… детективы у меня отличные.
Ваматр вдруг развеселился и захлопал в ладоши:
— Браво, Хук! Наконец-то мы сможем оставить унизительные разговоры об угрозах Нолана. Пусть всем этим занимаются ваши детективы. Что же касается самого Нолана, то поверьте мне: он кристально чистый человек. Вся его бода только в том, что он маньяк, догматик: никогда не верь тому, что видишь, но никогда не сомневайся в том, во что веришь. Да, Нолан не отступится от убеждения, что надо запретить нам торговать «страшной силой», и крестовый поход против нас продолжит. Продолжит, конечно.
— Странное у вас отношение к Нолану. Ребячество какое-то, сентиментальность. От того Нолана, перед которым вы преклонялись, осталось немного. Вот вы о его кристальной чистоте толкуете, а он подкупает людей и засылает их к нам.
— Неправда! Разве Альберт подкупал Лейжа, Крэла? Он обращал их в свою веру.
— Я не о них. Теперь Альберт Нолан поступает по-иному. Он просто-напросто подкупил человека.
— Вы его уже поймали? — Ваматр хитренько улыбался, вглядываясь в лицо Хука.
— Еще не поймали.
— А-а-а!
— Не спорьте, Нолан опасней, чем вы думаете, и я это докажу вам.
— При помощи ваших детективов? — спросил Крэл.
— Да, Крэл. Они главным образом и нужны для этого. И вы, доктор Ваматр, многого не учитываете, всё еще находитесь под влиянием импозантной фигуры знаменитого Альберта Нолана. Святой, ангел. Никаких пятен на нем. Христианин! — это уже Хук произносил с нескрываемым сарказмом. — Христианин. Знаете, из тех, кто за веру гибли на ристалищах. А чем, позвольте спросить, кончилось христианство первых веков? Инквизицией, доктор, инквизицией. Вот такие, как Нолан, пытали, сжигали на кострах, кстати, таких; как вы, Ваматр, блюли чистоту догматов, изгоняя дьявола — вестника прогресса. На всё шли, когда им надо было «укреплять веру»… А подкуп — это пустячок, не стоящий раскаяния…
— Крэл! Крэл! — Инса бежала от кратера к террасе.
— Что-то случилось, — испугался Ваматр.
— Там… — Инса не могла перевести дыхания, тяжело оперлась на спинку кресла Крэла и наконец выпалила: — Там, на втором экране… контуры.
— Да сядь ты, пожалуйста, расскажи толком.
— Идемте скорее в пультовую! Понимаете — контуры. Еще размытые, не очень ясные, но явно контуры каких-то фигур или предметов!
Подъем к кратеру всем показался трудным. Что касается Ваматра, то он едва дышал, но передохнуть отказывался.
— Скорей, скорей! Ведь, может быть, сейчас, именно в эти минуты… Не могу. Да, надо отдышаться немного.
По туннелю они почти бежали и только в пультовой, не сговариваясь, замедлили шаг. К экранам они приближались чуть ли ни крадучись.
Разочарование было слишком велико. Ваматр весь как-то обмяк и, не поддержи его Крэл, вероятно, опустился бы на пол. Инса поспешно подала ему стул.
— Инса, да что же ты?
На экранах, как и вчера, как и третьего дня, плыли бесконечно изменяющиеся сочетания цветных переливчатых пятен. Инса чуть ни плача, обратилась к дежурному:
— Но ведь мы видели! Правда? Ведь нам не показалось?
— Совершенно верно. Контуры появлялись на экранах. Сперва на втором, а как только вы ушли, и на остальных. Насколько я могу судить, они повторяются периодически…
— Смотрите, смотрите! — закричал Хук. — Вот оно!
Экраны потемнели, краски сгустились, набегавшие от края к краю зеленоватые волны затрепетали, стали тревожней, и в центре каждого экрана — прием дублировался четырьмя приборами — показались контуры.
— О, теперь видно гораздо отчетливей, — обрадовалась Инса.
Сомнений не оставалось. Из хаоса сигналов, непрерывно излучаемых протоксенусами, удалось наконец выделить что-то организованное, и это давало возможность заключить: контуры не случайны, они — и это казалось главным — что-то изображают. Но что?
— Да, да, — волновался Ваматр, — что может значить эта странная фигура?
— Мне кажется, — Крэл был возбужден не меньше Ваматра, голос его срывался, — мне кажется, это даже не важно сейчас. Сам факт получения первого изображения вселяет надежду. Мне бы не хотелось ошибиться, но сегодня, да, пожалуй, сегодня исторический день — мы подключились к Великой Сфере Связи!
Хук сновал от пульта к стене, на которой были смонтированы экраны. Строгая медальность сошла с его лица, на нем расположилась хорошая, даже какая-то наивная улыбка, оно помолодело. Трудно было предположить, что Хук сможет вот так, очень по-детски, восторгаться случившимся, и, когда он потрогал экран рукой и руку отдернул, как нашкодивший мальчишка, Ваматр рассмеялся. Счастливо, искрение, по-доброму. Он обнял Хука, и Хук сказал тихо, казалось, только Ваматру, но слышно было и Крэлу и Инсе:
— Фармацевту и вдруг выпало такое!..
Первым протрезвел Крэл и деловито обратился к дежурному.
— Вы отсняли изображение?
— Разумеется.
— Да, да, всё фиксируйте на пленку. Потребуется масса пленки, черт возьми, но ничего не поделаешь — каждый штрих должен быть сохранен.
— Не отчаивайтесь, Хук, затраты на пленку вас не разорят. Все сигналы подаются в центр и фиксируются в ячейках памяти.
— Надежно ли это? Знаете, Ваматр, на фотопленке как-то привычней, крепче… Посмотрите, вам не кажется, что рисунок становится ярче?