ПРАВОЕ ПОЛУШАРИЕ
Шрифт:
– Мне нужны списки, - властно изрек Йохо.
– Всех наших. Они должны быть у гебиста в голове. Или место, где они лежат. Иди и смотри, прочти и запомни.
Ангел исчез.
Йохо бухнулся на табурет, стараясь не смотреть на Яйтера. Подумав, развернулся и сел спиной. Теперь он и Зейду не видел, и детская голова не маячила, не отвлекала.
8
Только сейчас, при виде родителя, Йохо вполне осознал свою власть.
Он вдруг наполнился нехорошим
– Какие будут пожелания? претензии?
– Он помолчал и выдавил: - Здорово, батя.
– Здравствуй, - ответил Константин Архипович.
– У нас не может быть пожеланий и претензий, - тонким, несвойственным ему в жизни голосом, пропищал отец Михаил.
– Мы можем хотеть лишь одного: суда. Мы не можем желать приговора и не влияем на него.
Йохо отмахнулся:
– Влияете.
Священник ничего не сказал.
– Ну?
– настаивал Йохо.
– Сейчас вы будете пожинать посеянное. Вы… вы…
Он понес какую-то околесицу, то срываясь на высокопарный слог, то будничным тоном повторяя прописные истины. Таким же будничным тоном он выворачивал их наизнанку. Ненастоящие ничем не реагировали на его речи, они стояли столпами и утверждали некую истину, которую Йохо, как ни успел насобачиться в оккультной механике, пока не нащупал.
– Батя, - позвал он, когда выдохся.
– Ты ничего мне не скажешь?
– Скажу, - голос Фалуева был выцветшим и равнодушным.
– Тогда говори!
– Люблю тебя, - голос не изменился.
– Ах, так, - выдохнул Йохо и обнаружил, что давно уже не сидит, а стоит.
– Ах, так.
Он пригнул голову и задышал, как паровоз. Он то урезонивал себя, успокаивал, то наоборот - взвинчивал. Может быть, плохо успокоил, а может быть, отменно взвинтил - результат был один: обезьяний визг, полившийся из горла.
– К черту!… - выкладывался Йохо.
– Поди к черту! поди ко всем чертям!… спасибо за любовь… исчезни, сгори, расплавься, испарись!…
От возбуждения он позабыл, как судить, и Фалуев стоял, как был - безучастный, готовый повиноваться.
– На это погляди! И на это!… - Йохо схватил его за руку и цапнул пустоту, но Константин Архипович послушался и посмотрел сперва на неподвижного Яйтера, потом на вспоротую Зейду.
– Это твоя любовь? Провались, сволочь!…
Тот упорно не исчезал и все глядел на тела. Казалось, они не производят на него никакого впечатления.
Явился Павлинов.
– Списки тут, - он постучал себя по лбу.
– Скоро здесь будут люди. Они уже собираются в путь. У них много оружия. Они выступают завтра в полдень.
Йохо прислушался к снежной буре, которая набрала силу, кривлялась за окном, ломилась внутрь, тупо гудела огромным, расплывшимся, заполнившим все мироздание шмелем.
– Ладно, некогда. В ад, - для полноты эффекта он, обращаясь к отцу, ударил в ладоши. Константин Архипович отступил на шаг и пропал.
– А вы живите, - он кивнул остальным, и те исчезли.
– И вы живите, - приказал он толпе; толпа испарилась, однако новые сразу начали проступать, проявляться,
– Полдень - это точно?
– внимание Йохо вернулось к Ангелу.
– Точно, - подтвердил Павлинов.
– Ладно, - Йохо взял давно остывший чайник, кусок мыла, бритву, ножницы. Подобрал с пола треснувшее зеркало.
– Нельзя смотреться в треснувшее зеркало, - голос Константина Архиповича донесся из бесконечного далека и стих навсегда.
– Обойдусь без твоих советов.
Йохо обрезал патлы, вылил себе на голову чайник, натерся мылом.
– Подержи зеркало, - машинально велел он Ангелу. Тот взял, встал перед Йохо и застыл. Фалуев начал сбривать космы, одновременно пытаясь сосредоточиться на неком удивительном обстоятельстве, которое творилось буквально под носом и ускользало, вывертывалось, уклонялось. Пол завалило грязными хлопьями, похожими на апрельский снег. Седые локоны мешались с пеной, так что было не разобрать, где что.
– Как у тебя получается?
– Рука Йохо с бритвой, занесенной над теменем, остановилась на полпути. Йохо, наконец, сообразил.
– Как ты можешь держать зеркало?
Действительно: он видел теперь, что Ангел сделался солиднее, рельефнее, обрел некоторый вес и мало чем отличался от живого.
– Твоя сила умножилась, - ответил Павлинов. Материализация не изменила выражения лица, и оно большей частью оставалось бесчувственной маской.
Йохо помолчал. Выходит, и это ему по плечу без всяких помощников и спиритических кругов.
– Тогда почему ты не взял списки?
– он прищурился
– Я не могу перемещаться в пространстве, когда отягощен. К тому же они электронные, лежат в компьютере.
– Так, - Йохо отложил бритву. Он выглядел дико: обкромсанная грива, мокрое лицо с подсыхающими мыльными пятнами, горящие глаза. Йохо взглянул на ненастоящих и мысленно приказал им одеться во плоть; что-то дрогнуло, покачнулось, и призраки схватились кто за живот, а кто за голову. Ничего не произошло.
– Маловато силенок, на всех не хватит еще, - досадливо молвил Йохо и временно отказался от мысли построить послушную армию из осязаемых и осязающих демонов.
– Тогда ты, - он наставил на Павлинова палец.
– Ты будешь при мне ординарцем. Убей этого Дитятковского и приведи на процесс. Но процесса не будет, он мне понадобится для консультаций.
– Боюсь, моим рукам не достанет крепости, - возразил Ангел.
– Он не помнит адресов твоих братьев. Но он знает, где их взять.
– И ты узнай, - отрезал Йохо.
– Прочти и запомни. Возьми какой-нибудь предмет - настольную лампу, перочинный нож. Там, на месте. Убей его побольнее, напугай, заставь валяться в ногах. Я поддержу тебя, ты будешь силен.
– Побольнее, напугать и чтобы валялся, - повторил Павлинов.
– Правильно, молодец.
Ангел исчез вторично; новое исчезновение заняло у него чуть больше времени, чем обычно, так как ему избавиться от телесного. Йохо вернулся к бритью, и скоро стал похож на Яйтера, как единоутробный брат, только ростом он был пониже. Примерил темные очки и решил, что в толпе, навскидку, его уже не узнают.