Православие и корейцы
Шрифт:
Вот поэтому-то иеромонах Феодосий и принужден был в минуты финансового кризиса просить поддержки у посторонних, часто не причастных к делу Миссии лиц и учреждений; по этой же причине и сдал помещения под квартиры жильцам, ибо другого выхода не было, и не предвиделось в будущем, по крайней мере в скором будущем.
Ко времени приезда иеромонаха Феодосия в Сеул, т. е. к концу 1917 г., в состав Миссии входили, кроме заведующего: священник, диакон, два псаломщика (один из них исполняющий обязанности) и 7 катехизаторов, а всего, включая заведующего, 12 человек.
Из них: заведующий и один из псаломщиков – русские, остальные – корейцы.
Местопребыванием для заведующего, диакона
Содержание в 1917 г. получали все более или менее нормальное, но с 1918 г., с наступлением финансового кризиса, оно было сокращено на 30 % и, наконец, с 1 мая того же года было окончательно прекращено, за исключением трех лиц: заведующего, диакона и исполняющего обязанности псаломщика, кои оставались при Миссии для несения очередной службы при самом, так сказать, минимальном вознаграждении. Всем же прочим служащим предложено было или оставить службу, или, если хотят, оставаться при ней без всякого вознаграждения, при одной бесплатной квартире. Желающих работать при таких условиях, конечно, не нашлось; причем это вынужденное обстоятельствами времени распоряжение вызвало неудовольствие и породило большую неприязнь со стороны обездоленных лиц к оставшимся членам Миссии. Так, например, священник о. Иоанн Кан по получении расчета, не задумываясь долго, явился к заведующему и безапелляционно заявил ему, что он снимает с себя рясу…
– Что Вас заставляет идти на такой рискованный шаг? – спросил заведующий.
– Одиночество! – ответил вопрошаемый.
– Как одиночество?
– Жена умерла… Никого нет… Я один…
– Ну, так что же из того, что жена умерла… Ведь не первый же день Вы живете без жены? Пора, кажется, привыкнуть к вдовству…
– Кто как, а мне не привыкнуть… Мне тяжело без жены… без близкой подручницы в жизни…
– Верю… Но насколько я помню, вы и раньше, когда не были еще одиноким, точно так же заявляли предшественникам моим о желании снять с себя сан, да и мне уже успели при первой же встрече напомнить о сем через посторонних лиц, совершенно не причастных к вашей жизни…
– Прежде я хотел снимать из-за неприятностей с консульским драгоманом Сенько-Буланым… Побили меня напрасно… ни за что…
– Так, но теперь?
– Теперь жить трудно… Не могу один… Нужно все делать самому… Самому прибирать, убирать… да и скучно одному… То ли дело жена…
– Полноте, ведь вы не двадцатилетний юноша, чтоб так легко рассуждать… Вы взрослый человек… Вам 40 лет… Прежде чем решиться на такой шаг, нужно хорошенько подумать, на что идете, чего лишаетесь… Вспомните, как принимали священство… Что Вам говорили при посвящении… Как должны блюсти врученное Вам богатство благодати… И вдруг нате, не хочу священства… Разве это шутка? Мало ли что взбредет в голову, неужели все нужно осуществлять на деле… Ведь такие шаги, как снятие сана, должны быть результатом известной душевной борьбы, рассуждения… Вы знали, на что шли…
– Нет, не знал…
– Как не знали?!
– Мне перед посвящением ничего не сказали… велели посвятиться, я и посвятился.
– Ну, так что же из того, что ничего не знали?.. Чего вам сказать?
– Не сказали, что во второй раз нельзя жениться… Если бы сказали, то я… конечно… не…
– Ах, что там «не»! И посвятились и покинули бы свой сан также легко, как и теперь…
– Пусть будет так, по Вашему… Но держать меня насильно никто не может, я решил…
– Да никто Вас и не держит… Можете хоть сейчас снимать и идти куда угодно… «Вольному воля, спасенному рай»… Вы не дитя, чтоб держать вас и усовещевать… сами знаете, что хорошо, что плохо… Только об одном прошу, подайте мне прошение, если можно, теперь же… Слова – словами, а дело – делом…
На этом разговор прекратился и более не возобновлялся. Прошение было подано и направлено кому следует, но результаты от него остались неизвестными, так как проситель вскоре после сего отправился во Владивосток и там, по-видимому, добился того, чего желал. Во всяком случае, из Миссии он выбыл навсегда, не сохранив с ней никакой связи в дальнейшем.
Нужно заметить, что этот почтенный иерей, в бытность о. Владимира заведующим, обвенчал в одном из станов какую-то корейскую чету в Великую Пятницу, о чем, конечно, никто из членов Миссии не знал. Прошло три-четыре недели после бракосочетания, о. Владимир по обыкновению стал записывать брак в метрические книги и к ужасу своему заметил, что он совершен в неузаконенное время. Отец Владимир призывает к себе о. Иоанна и спрашивает:
– Вы когда венчали последний брак?
– В пятницу, – отвечает тот.
– Знаю, но в какую?
– Перед Пасхой…
– Значит в Великую?
– Да, кажется, в Великую…
– О. Иоанн! – в ужасе воскликнул вопрошающий, – Да вы что с ума сошли?! Да Вы что, с Луны что ли слетели? Иль у Вас ум за разум зашел? Ведь вам слава Богу, сорок лет, а Вы точно младенец, как будто первый день на свете живете…
Чтобы избавиться от нежелательной переписки с начальством, брак, конечно, пришлось записать под другим числом, а первую запись исправить и тем замять дело.
С отъездом о. Иоанна стали расходиться также один за другим катехизаторы и, наконец, после всех – псаломщик П. А. Афанасьев. Последний, не отчисляясь от Миссии, отбыл во Владивосток для поступления в Восточный Институт, где хотел пополнить свое образование. С падением Владивостока (в 1922 г.) П. А. Афанасьев снова прибыл в Сеул, чтобы пристроиться к Миссии на прежних, конечно, основаниях, но как раз незадолго перед тем состоялось официальное отчисление его от состава Миссии, как не состоявшего на службе в течение трех лет, поэтому о причислении его вновь к учреждению не могло быть и речи.
В настоящее время (1925 г.) Миссия состоит из тех же лиц, что и в конце 1918 г., а именно: начальника Миссии, священника-корейца, недавно рукоположенного в священный сан и псаломщика-корейца (он же регент), а всего из трех человек.
Первый из них занимает штатную, остальные два – нештатные должности. Кроме означенных лиц, Миссия продолжала и продолжает поддерживать небольшой церковный хор певчих, состоящий из детей-корейцев в числе 10–12 человек, за недорогую сравнительно плату и держит два-три человека прислуги для поддержания чистоты и порядка в помещениях и вне помещений: в саду и огороде, окружающих Миссию. Вот и весь штат, весь состав служащих Миссии за последние 7–8 лет.
Деятельность Миссии за вышеозначенный период, как отмечалось уже ранее, нельзя сказать, чтобы была особенно активной в смысле проповеди слова Божия по вышеизложенным причинам, т. е. по отсутствию сил и средств. Продуктивность ее работы, в смысле просвещения язычников, была незначительной по сравнению с предшествующими годами материального благополучия, ибо служащие, как это ни прискорбно, не в состоянии были нести планомерной проповеднической работы, будучи сами поглощены заботой о хлебе «насущном». Чтобы существовать кое-как, им приходилось и приходится до настоящего времени искать для себя побочного труда на стороне и тем пополнять свой тощий бюджет. Особенно ярко выразилась беспомощность Миссии в смысле распространения христианства со времени закрытия школ [150] и увольнения катехизаторов [151] , чья деятельность является необходимым звеном в миссионерской работе. Правда, школы Миссии, как говорилось ранее, далеко не отвечали своему назначению, катехизаторы не имели должной подготовки, но все же при них работа по религиозному просвещению населения, так или иначе, шла.
150
Школы закрыты в середине 1917 г.
151
Катехизаторы уволены в первой половине 1917 г.