Православная церковьИстория и социальная сущность
Шрифт:
Как видим, унаследованный от прошлых веков запас представлений об отношении к обществу современные богословы перенесли в нынешнее время, продолжая формировать у верующих недоверие к окружающим, отчужденность от инакомыслящих. И это не случайность. Во-первых, тем самым ставится задача «уберечь» верующих от влияния атеистического общества. Во-вторых, подготовить их к мысли, что христиане были и всегда будут гонимы и отчуждены от других людей. В-третьих, берется в расчет, что «рабский страх имеет тоже воспитательное значение».
Богословы как ни в чем не бывало воспитывают свою паству, с одной стороны, в духе униженности перед богом, с другой — покорности и
Религия, беря на вооружение идеологию беспомощности, бессилия, страха, усыпляя сознание и волю верующих, предрекает неминуемый конец света и в недалеком будущем — конец истории человечества. Сегодняшним семинаристам, например, внушают, что «история не может иметь смысла, если она никогда не окончится, если не будет иметь конца; смысл истории и есть движение к концу, к завершению, к исходу. Религиозное сознание видит в истории трагедию, которая имела начало и будет иметь конец».
Таким образом, служители церкви пытаются помешать проникновению в сознание верующих материалистического понимания развития общества, усыпить их политическую активность, воспрепятствовать участию в борьбе за торжество прогресса. Насаждаемое религией пренебрежительное, пассивное отношение к социально-политическим вопросам современности формирует социальный и политический индифферентизм, что затрудняет вовлечение трудящихся в созидательную общественную деятельность, повышение их идейно-политического и культурного уровня.
«Успех творчества новой жизни зависит от того, — говорил П.А. Красиков в первые годы после победы Октября, — насколько правильно новая форма бытия и борьбы отражается в сознании трудящихся, ибо в данный момент сама победа нового строя, его организация предполагают ясное материалистическое понимание массами своей общественной роли в общественном производственном процессе, который они призваны организовывать без вмешательства царя земного или небесного» [53] .
53
Архив МИРА, ф, 4, oп. 1, ед. хр. 45, л. 2.
Христианство в противовес коммунистическим идеалам и поныне упорно настаивает на своей расстановке сил: бог — хозяин, а люди — рабы, смиренные и коленопреклоненные. В этих целях постоянно подчеркивается величие, всемогущество бога и абсолютное ничтожество человека.
В «Кратком православном молитвослове», изданном Московской патриархией в 1955 году, почти на каждой странице можно встретить такие определения: человек— «ленивый и грешный» (с. 7), «недостойный» (с. 10), с «окаянными душою и телом» (с. 12), «смиренный и окаянный раб» (с. 12), а человеческий род — «усопшие рабы» (с. 14), без бога они «не могут творити ничегоже» (с. 15). Слово «раб» неоднократно повторяется на 12, 20, 24 и 26-й страницах, трижды на 27-й и во многих других местах.
Богословы и рядовое духовенство в статьях, проповедях не устают разъяснять верующему, что он всегда должен ощущать как индивидуальную немощь, так и слабость вообще человеческих сил и познавательных способностей; они продолжают внедрять чуждые социалистическому обществу жизнененавистнические догмы религии.
Митрополит Николай в 50-е годы (Московская патриархия) как пример христианской жизни пропагандировал «жизнь святых подвижников, преподобных отцов и матерей», которые «разрывали нежные узы родства и дружбы, оставляли
Образцом для поклонения и сегодня считаются всякого рода подвижники, пустынники, столпники, ибо с их помощью опять-таки утверждается неизбежность отвержения верующего от семьи, общества, угнетение им своих духовных, физических, социальных потребностей, рабство личности перед богом, духовенством, добровольный уход человека в изгнание «от мира сего».
Еще французский философ-материалист и атеист П. Гольбах (1723–1789 гг.) определил истинную цену «подвигов» разных святых, божьих угодников: «Совершенно очевидно, что буквальное и строгое выполнение моральных предписаний христианского вероучения неизбежно привело бы человечество к гибели» [54] . Однако духовенство по-прежнему неистощимо подменяет важнейшие подлинные нравственные категории на мнимые, гуманные на антигуманные вопреки здравому смыслу.
54
Гольбах П. Письма к Евгении. Здравый смысл. М., 1956, с. 385.
Используя многовековой запас иллюзий для кажущегося утешения верующих, церковь никогда не устраняла и не может устранить реальных трудностей и противоречий, но и по сей день пытается уводить свою паству в дебри апатии и деморализации, переключать ее внимание с земных забот на заботы о достижении царствия небесного после смерти.
«Нужно чаще думать, правильной ли дорогой мы идем в вечную жизнь? Над тем ли мы трудимся здесь, у порога этой жизни? Подумай об этом тогда, когда останешься наедине. Подумай над самим собой, как ты живешь из года в год на земле, как ты трудишься над своей душой для вечности» — с таким призывом обратился недавно во время службы настоятель Спасской церкви.
Идея бессмертия души — центральная для христианства (кроме иеговистов, адвентистов). Такая идея устраивала церковь: она получала денежные и натуральные пожертвования как выкуп за «грехи» для очищения души и выполняла свою миссию в эксплуататорском обществе, сдерживая недовольство угнетенных призрачными посулами загробного блаженства.
Откровенно, неприкрыто «теоретики» православия разъясняли, что чем больше страданий, неправды выпадает на долю человека, тем ближе он должен быть к церкви, вносить свою лепту в ее процветание и тогда ему обеспечено вечное спасение.
Так называемый христианский гуманизм на поверку оказывается чистейшей воды псевдогуманизмом, обнаруживающим, помимо всего прочего, корыстолюбие, стяжательство многочисленного духовенства и их приближенных, их желание «земного вкусить» за счет «рабов божиих».
Это испытанный прием. В течение многих веков русское православие совершенствуется в умении утешать, успокаивать, вселять несбыточные надежды, «подогревать» те или иные иллюзии. В последнее время упор делается на индивидуальную жизнь человека. Тем самым церковь переиначивает по-своему, деформирует интересы личности, в значительной степени снижает ее общественную активность.