Православная церковьИстория и социальная сущность
Шрифт:
Отделение церкви от государства и школы от церкви встретило одобрение и в городе, и на селе. Местные Советы рабочих и крестьянских депутатов при широкой поддержке трудового народа начали осуществлять положения декрета.
Прошло несколько десятилетий, и руководство Московской патриархии в книге «Правда о религии в России», изданной в 1942 году, констатировало: «Численно церковь понесла за время после революции большие потери. С отделением церкви от государства сняты были все преграды, искусственно задерживающие людей в составе церкви, и все номинальные церковники от нас ушли.
При этом роковое значение имела вековая у нас привычка видеть православие до неразрывности сплетенным с царской властью. …в нашей церкви воцарился невообразимый хаос. В своей внешней обстановке беспомощности мы могли рассчитывать только на нравственную силу канонической правды. И в своем уповании мы не посрамились».
Действительно, русская православная церковь в невиданных для нее исторических условиях «перенесла» эмигрантские расколы, отделение центробежных групп (иоаннитов, викторовцев, даниловцев и др.), не мирившихся, как пишут богословы, «с молитвой за Советскую власть и вообще с краснотой». От церкви отходили все новые и новые группы людей, чтобы устраивать свою личную и профессиональную жизнь «по своему усмотрению», но под прикрытием религии.
Церковь лишилась не только прошлых своих привилегий и преимуществ; самое главное, из нее ушли «номинальные церковники», то есть несколько десятков миллионов верующих. Отделение церкви от государства привело к тому, что духовенство потеряло многие каналы внекультового влияния на общество: были отменены религиозные обряды или церемонии во время государственных и иных действий, религиозная клятва или присяга, батюшка не воспитывал детей в школе. Церковь перестала вмешиваться в политические, экономические, торговые, социальные, культурные отношения.
Русская православная церковь давно утратила непосредственную связь с экономикой, политикой, просвещением, социальным обеспечением и т. д., но тем не менее претендует на положительную роль в развитии общества.
В 1967 году, например, в религиозной литературе отмечалось: «Пятидесятилетие жизни в социалистическом обществе показало христианам Советского Союза, что революция не только упразднила вопиющую несправедливость старого общества — бедность, эксплуатацию, безграмотность, но и успешно содействовала формации нового человека, мыслящего общественными категориями, выработавшего в себе гуманные устремления и действия. В таком обществе и роль церкви становится иной… чем в обществе традиционно старом».
В результате отделения школы от церкви духовенство потеряло важный коммуникативный канал воздействия на молодое поколение. Однако церковь не сложила оружия и ныне умело и тонко использует любые пути влияния на молодежь. В их числе: подготовка новых пастырей в духовных семинариях и академиях, вовлечение детей и юношества в богослужения, эмоционально впечатляющие обряды крещения, венчания, распространение религиозности с помощью старших членов семьи и т. п.
Современные богословы, с одной стороны, видят главную задачу в защите «чистоты веры» от искажений, а с другой — советуют служителям культа не проходить мимо значительных явлений в окружающем мире. Столь противоречивые указания порождают шатания и разнобой в стане православного духовенства. Чем же руководствоваться? Пропагандировать ли по-прежнему «крепкую надежду на милость божественного промышления» или наставлять паству сотрудничать с теми, кто не разделяет православную веру, а занят решением социальных, экономических и других задач, поставленных на повестку дня? Скорее всего, приемлем второй вариант, ибо русская патриархия утверждает: «Со всей скромностью мы присоединяемся к ним, чтобы жить и трудиться вместе».
Мы уже говорили, что в то время как в православных церквах в социалистических государствах «молят бога даровать мир народам», служители культа ряда христианских церквей в странах капитала насаждают иные идеи: «…все почти по закону (божию) очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения». Так одному и тому же богу посылаются прямо противоположные молитвы. И дело здесь, конечно, не в том, что православные, католические, протестантские церкви, действующие в обществе социализма, более «истинны во Христе», а в том, что по-другому проповедовать им сегодня не позволят сами верующие. Церковь за рубежом, продолжающая служить империализму, поддерживает и благословляет воинственный пыл эксплуататорских классов, интересы военно-промышленных кругов, которые щедро расплачиваются с ней за подобного рода услуги.
В современной международной обстановке русское духовенство находит в «священном писании» слова, подкрепляющие религиозные аргументы в пользу разоружения, разрядки напряженности, мирного сосуществования. Вот проповедь 1980 года: «От нас всех будет зависеть будущее Европы, будущее нашей земли: погибнет ли мир в атомной катастрофе или мы вновь выйдем победителями, завоевателями благословенного мира. Имея в виду эти мысли, я хочу закончить свое выступление словами из Библии, овеянными и проверенными многими веками: „жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое“».
Характерно, однако, что в том же номере «Журнала Московской патриархии», где была опубликована названная проповедь, читателей опять-таки предупреждают: без воли «творца и промыслителя» — бога «самосущего, вездесущего… ничего ни с кем не происходит». Так снова и снова внушается мысль, что не активность советских людей является первоисточником их успехов, в том числе и в борьбе за мир, а бог и его «промыслительная воля».
Православные богословы понимают невозможность полного отрыва верующих от нашего общества, производственного коллектива и семьи, а потому рекомендуют своей пастве «обновляться в постоянном общении с живыми людьми», где «необходима и неотложна борьба с грехами… в одном случае надо смолчать, в другом стерпеть, в третьем — чем-либо помочь, в четвертом — осудить себя и попросить прощения у того, кого мы обидели».
Эта борьба с грехами должна завершаться ежедневным отчетом перед совестью, а главное — перед богом, чтобы завтра стать уже духовно крепче. Но не только для себя нужно быть крепким. Церковь заинтересована в том, чтобы «обновляясь духовно сам, каждый человек помогал обновлению и членам общества, воздействуя на каждого из них». Иными словами, дается задание пропагандировать религию, вовлекать в «лоно церкви» новых ее приверженцев.
Изучение религиозной литературы 1976–1981 годов, в частности публикаций «Журнала Московской патриархии», «Богословских трудов», убеждает, что молодые богословы, не желая отставать от веления времени, от меняющихся интересов и запросов верующих, все больше внимания уделяют социальным вопросам, пытаются заменить старые предрассудки новыми. Они откровенно пишут о том, что «возникает прямая необходимость изучения богословской проблематики на более глубоком… уровне. Этот новый уровень представляет собой область духовной жизни. Исследование ее в многообразии христианского опыта, анализ основных принципов и этапов ее развития, выявление критериев ее истинности — наиболее насущные вопросы в этой сфере богословской науки».
«Увлечение» социальными проблемами, с одной стороны, отвечает потребностям «места и времени», а с другой — все заметнее разоблачает не небесное, а земное происхождение религии. Как быть? И тогда в ход пускается упоминавшееся выше толкование: «Сама по себе церковь не предназначена к тому, чтобы формировать какой-либо образец социально-экономического общества. Но, будучи закваской нового бытия, она должна содействовать осуществлению социальной справедливости». А разве русское православие веками не выдавало за «божественный образец» общество, которому оно служило? Церковь «благолепно славословила» и феодализм, и капиталистический строй, поддерживала самодержавие, стояла на страже интересов господствующих классов, и не помышляя о социальной справедливости, отправляя трудящихся искать ее на небесах…