Правосудие бандитского квартала
Шрифт:
– Присаживайся. – Хозяин кабинета указывает мне на стул.
– Благодарю вас, сэр, за то, что согласились на встречу со мной.
Когда я сажусь, то чувствую себя неуютно. У всех стульев в кабинете укорочены ножки. Сам начальник маленького роста, но хочет казаться выше, вот и придумал такой трюк. А у его кресла ножки наращены. Что ж, каждый как-то компенсирует свою ущербность. Некоторые коротышки самоутверждаются за счет женщин, считая, что, сменяя любовниц и соблазняя чужих жен, становятся в чем-то выше других мужчин. Некоторые прибегают к жестокости или насилию. Так что случай с нашим начальником еще не фатальный.
– Смотри,
– Постараюсь не разочаровать вас, сэр. Я хочу сделать признание в совершенном преступлении.
– Ты совершил его в стенах тюрьмы?
– Нет, сэр. Это было еще на воле, за два месяца до того, как был убит ювелир.
– Был убит тобою, – уточняет начальник.
У него есть «фишка» – он помнит, за что сидит каждый заключенный. Я просто подыгрываю ему, чтобы польстить.
– Я с двумя парнями взял инкассаторский фургон, когда тот забирал наличку…
Я специально называю двух своих подельников, которые уже отправились на тот свет. Думаю, они не в обиде на мое признание. Ведь им от него хуже не станет. Все остальное – чистая правда. Тогда мы неплохо поднялись. Про инкассаторский фургон нам сообщила моя последняя на воле женщина – несравненная Одри Марли. Она узнавала многие вещи в городе и давала нам наводку. Не знаю уж, откуда она была настолько информирована. Инкассаторы должны были забрать зарплату для докеров. Было это перед Рождеством, а потому и сумма получалась солидная.
Мы подняли тогда неплохой джекпот – взяли почти полмиллиона, а для Бэйсин-Сити это неплохие деньги. Мы были вооружены, но не убили ни одного инкассатора, лишь ранили их. В общем, ограбление прошло великолепно и по всем правилам.
– Мы тогда поделили деньги и договорились не тратить их полгода, чтобы не светиться, – сообщаю я начальнику, который внимательно слушает мои признания. – Каждый спрятал свою часть отдельно от других. Если повезет и мою долю никто до сих пор не нашел, я покажу тайник, и деньги можно будет вернуть владельцу доков, – в конце я, конечно, вру – деньги я успел потратить еще на воле. Купил тогда своей Одри Марли украшения, о которых она мечтала, причем у того самого ювелира, из-за которого оказался на пожизненном в «Лисьих Норах».
Одри Марли любила бриллианты. Наверное, любит их и теперь. В этом отношении женщины хранят постоянство. Ее имя в своем рассказе я, конечно же, не упоминаю. Одри до сих пор жива. И, несмотря на то что она предала меня, я не собираюсь сдавать ее копам.
Начальник внимательно смотрит на меня и не «догоняет».
– Я не могу понять, – говорит он мне. – Ты ограбил фургон десять лет тому назад. Тебе вместе с плохими парнями удалось остаться неразоблаченным. Ты никогда не шел на сотрудничество с администрацией тюрьмы. Какого черта ты решил сделать признание сейчас, спустя десять лет?
Конечно, начальник тут абсолютно прав – он не понимает моих мотивов, а непонятное всегда настораживает и даже пугает.
– Все просто, сэр. – Я стараюсь быть убедительным. Не говорить же мне, что я решил сбежать, чтобы помочь сыну. – Сегодняшней ночью умер мой сосед по камере – Джэкоб-Апостол. Его смерть впечатлила меня. Он ушел из жизни, не успев покаяться в совершенных грехах. Никто не знает дня своей смерти. У меня тоже немало грехов. Вот я и решил признаться в одном из них, чтобы снять тяжесть с сердца. К тому же мне все равно мотать пожизненное за ювелира. Так что хуже уже не будет.
Начальник думает. Кажется, я убедил его. Он мне поверил. Для убедительности я кручу в пальцах последний подарок Апостола – его стеклянный всевидящий глаз. Начальник пододвигает ко мне лист бумаги и ручку.
– А теперь, Топор, изложи все это письменно, – говорит он.
И я принимаюсь писать. Это признание должно стать «письмом счастья» для моего сына, его шансом победить смерть.
Если задаться целью, то ее можно достичь. Начальник сообщает мне, что завтра в тюрягу ко мне приедет следователь. Но до завтрашнего дня еще следует дожить. В камере оставаться опасно. Там я один, а решетка открыта. Впервые я жалею о том, что камеры не заперты днем. А потому мне нужно постоянно оставаться на виду.
Не думал, что главари банд так быстро договорятся между собой. После обеда на спортивной площадке я замечаю темнокожего громилу, который присматривается ко мне. Он недавно не сумел расплатиться за доставленные ему наркотики, а потому находится на крючке. Ему могут поручить что угодно, и он обязан выполнить порученное. Иначе его самого ждет смерть.
Громила, как я понимаю, обязан исполнить приказ главарей до отбоя. Они решили, что мне не следует дожить до утра. Ведь завтра приедет следователь, и я смогу кого-то сдать копам. Что ж, они рассуждают логично. Сам бы так решил, оказавшись на их месте. Здесь, в тюряге, никто не потребует у тебя объяснений, не поинтересуется мотивами. Тут не принято верить словам. Если ты нарушил неписаные правила, то должен понести наказание. Самому набиваться на встречу с начальником нельзя ни в коем случае.
Небо над «Лисьими Норами» затянуто тучами. Моросит мелкий дождь. Заключенные прячутся под навесами, а я, наоборот, стою посередине баскетбольной площадки и, задрав голову, смотрю в небо. Теплые капли падают мне на лицо. Я глубоко вдыхаю влажный воздух. Он пахнет не только выжженной травой, но и свободой. Я чувствую этот запах, хотя никогда раньше не ощущал его за стенами тюрьмы.
Неподалеку от меня прогуливается и Ас – черный ворон со сломанным крылом. Его подобрал на дворе и выходил Джэкоб-Апостол. Птица не может больше летать, и жалко смотреть, как она по вечерам, когда его собратья огромной черной тучей пролетают над нашей тюрягой, возвращаясь с городской свалки, пытается оторваться от земли.
Ас и сейчас пытается взлететь, машет крыльями, разбегается. Но самое большее, что ему удается, – это продержаться в воздухе несколько секунд, не больше, чем курице. Бедняга. Небо уже недостижимо для него, и остаток своих дней он проведет в «Лисьих Норах», наблюдая за своими собратьями.
И тут я замечаю краем глаза, как темнокожий громила выходит из-под навеса. Он сбросил майку, демонстрируя свои накачанные мышцы. Это не человек, а машина для убийства. Правую ладонь он держит вывернутой, пальцы не сжаты в кулаки – похоже, что так он прячет самодельный нож. В тюрьме делают смертельно опасные ножи из чего угодно. В ход идут даже шариковые ручки. Можно, конечно, побежать, позвать охрану. Но у меня есть гордость. Свои проблемы я должен решить сам. Или не решить, а уйти из жизни. Похоже, это сейчас и произойдет. У меня мало шансов против громилы, которому поручили прикончить меня. Он весит раза в три больше и на голову выше. Это просто сгусток мышц.