Правосудие бандитского квартала
Шрифт:
Густо пахнет цветами, названия которых я не знаю. Я и в прежней жизни не сильно разбирался в них.
– Тебя хоть как зовут, племяшка? – спрашиваю я, когда мы уже сидим рядом.
До охранника далековато, нашего разговора он не слышит.
– Лора. Лора Стэмптон, – отвечает она с грустной улыбкой и вновь смотрит на меня с надеждой.
У нее милое личико, она не белоручка – ногти хоть и аккуратно накрашенные, но не слишком длинные, да и цвет лака не кричащий, а приближенный к натуральному. Волосы заплетены в косу и аккуратно уложены. Смотрится она скромно, но я понимаю, что это обманчивое
– Ну, и почему ты решила, что ты моя племянница, Лора Стэмптон? – спрашиваю я. – Неужели в этом мире отыскались мои брат или сестра от другой матери.
– Нет, что вы, мистер Ларни, – произносит она, и ее голос журчит, словно ручеек с кристально чистой водой. – Просто мне пришлось так назваться, чтобы меня пропустили к вам.
– Тогда кем же ты мне приходишься? – интересуюсь я. В темном однообразии «Лисьих Нор» образовалась хоть какая-то человеческая интрига.
Гадать, кем приходится тебе Красотка, куда приятнее, чем пытаться угадать, всадит ли тебе во время прогулки самодельный нож под ребро какой-нибудь спятивший наркоман.
– Я невеста вашего сына, – вздыхает она.
Ну, вот и свершилось. Не зря же я представлял себе своего мальчика с девушкой. Наконец, просветилось, очертилось лицо. Вот ты какая, Лора Стэмптон. После пятидесяти уже начинаешь понимать, что жизнь не бесконечна и сделано больше, чем предстоит сделать. И очень ценишь то, что можно назвать следом в жизни. Я родил сына, возможно, Лора родит мне внука… Останавливаю свои мысли. Все может оказаться полицейской подставой. Не люблю разочаровываться.
– А почему Пол не приехал с тобой? – спрашиваю я, пытаясь погасить в себе сентиментальные нотки.
Я должен вести себя как на допросе. Любое лишнее слово может оказаться роковым. Как любят говорить сами копы, зачитывая права в то время, когда заламывают тебе руки: «Все сказанное вами может быть обращено против вас». Мой давний враг – следователь Роберт Грэй – способен и не на такое. Он до сих пор помнит обо мне, я в этом уверен. Сколько сил он положил на то, чтобы расколоть меня. Но я не сдался. И тогда он сделал все возможное, чтобы повесить на меня убийство ювелира и упечь пожизненно. Раз в год, с упорством, достойным лучшего применения, он приезжает в «Лисьи Норы» и встречается со мной. Каждый раз он предлагает мне одну и ту же сделку, от которой я отказался в самом начале. Это стало уже делом принципа – и моего, и его.
– Пол не может приехать. Он болен, лежит в больнице.
– Что-нибудь серьезное? – Я все еще не до конца доверяю ей.
– Более чем. Ему нужна дорогостоящая операция. Триста тысяч долларов. Если ее не сделать, жить ему осталось менее года. – Лора замолкает – она не просит денег напрямую.
Что ж, это вполне может быть и подставой Роберта Грэя, он подлый тип. Для него нет святых вещей. Только ублюдок типа него может додуматься шантажировать своего врага смертельной болезнью единственного сына. Но тут я замечаю в глазах Лоры слезы, она почувствовала мою показную холодность. И слезы эти искренние. Я умею отличать притворство
– Он умрет, если вы ему не поможете, – опускает глаза Лора Стэмптон.
– Он мог позвонить, написать, – напоминаю я.
– Он гордый – запретил и мне к вам обращаться. Но я не послушалась.
– Девочка, – говорю я. – Почему ты решила, что у меня есть такие деньги? Можешь спросить у любого заключенного или охранника, и тебе все подтвердят, что у Марти-Топора нет таких денег.
– Я знаю, что они у вас есть.
И тут она права, но как ей объяснить? Мои деньги на сохранении у старика Тони, серьезного мафиози, одного из глав Синдиката. Там полмиллиона – больше, чем надо на операцию моему Полу. И это место надежнее швейцарского банка. Но Тони никому их не отдаст – только мне лично в руки.
– Лора. Я бы помог, но дело в том, что деньги могу получить только я и никто другой. Таковы правила у этих людей, и они через них никогда не переступят. Только я должен их взять. А я в тюрьме, и срок у меня пожизненный. Так что можешь считать, что этих денег нет.
Правда, у меня есть еще один вариант. Но он сложнее, чем забрать свои деньги у старика Тони. Тут Лора не справится, даже если она не подослана Грэем.
– Неужели все зря? – Девушка, которая в будущем может стать матерью моего внука, плачет, уже не скрывая слез, и трет кулаками глаза.
– Не реви, – прошу я. – У соседа по камере – Джэкоба-Апостола – над постелью висит плакат. Голая девушка заперта в туалете. Но она стоит ногами на унитазе и дотягивается до окошка под самым потолком. Плакат старый, ему уже лет двадцать. Вроде бы просто эротическая картинка, чтобы заключенный мог время от времени вспоминать, что в жизни существуют и женщины.
– Я не поняла, но, наверное, вы правы, мистер Ларни.
– Я тоже сначала не понял. Но потом Апостол показал мне заложенную под низ верхнюю часть плаката. Оказывается, надо всем этим надпись: «Из любого положения существует выход». Из любого, детка.
– Но вы же сами сказали…
– Ты кто такая?
– Я… – теряется Лора. Она очень мила в те моменты, когда теряется, и даже тогда, когда плачет. Хотя обычно плачущие женщины отвратительны.
– Чем ты занимаешься. Профессия у тебя есть?
– Я художница, наверное, или скульптор.
– Кто именно? Картины рисуешь? Изготавливаешь памятники на могилы?
– Не то и не другое. Я делаю из деталей старых автомобилей всякие забавные объемные композиции. Вот недавно окончила бизона.
– Это приносит деньги? – с сомнением спрашиваю я.
– Находятся чудаки, готовые украсить такой инсталляцией лужайку перед своим домом.
– Значит, ты работаешь с металлом? – Я удивлен, ведь обычно женщины предпочитают работать с более податливым материалом, например со слабохарактерными мужчинами.
– Я владею резаком, сваркой. А что здесь странного? Мой отец был автомехаником. У него даже была своя мастерская. Вот я и научилась.
– Ты хорошо умеешь варить металл?
– Для меня это так же просто, как для портного резать ножницами и сшивать материю.