Правый ангел
Шрифт:
– И мы с тобой тоже, – игнорируя Никин натиск, продолжал Левка, – куда больше. Вопрос в подстройке зрения. «Зрения» – условно: всех органов чувств и сил мозга, способных воспринимать информацию. Для жизнедеятельности – того, что мы знаем о мире, достаточно.
– А для чего не д…д…достаточно?!
– Для информации.
– Что ты м…м…мелешь…
– Ты же спрашиваешь. Выскакивает или нет?.. Информация – ответы, а не наши с тобой вопросы. Мы думаем – вот: умирая, люди исчезают… телепат видит мысли… граница поверхности – линия. На самом деле, мы спрашиваем.
– То есть, линия – не г…г…граница п…п…поверхности?!
– Любая линия под микроскопом – шпала;
«Не может быть…» – на мгновение упуская Левкину речь (но не самого Левку, нет), слышал Ника все тот же голос. Да, свой собственный, но…
Раскат грома заставил обоих вскинуть головы: ушедшая, было, туча, совершенно выпущенная ими из вида, успев развернуться, широким фронтом стояла за речкой, вытягивающимся сюда, к лугу, передовым краем ясно демонстрируя свои намерения… На глазах застывших, растерявшихся подростков несколько молний через равные промежутки времени ожесточенно вонзились в землю…
– Они идут прямо н…н…на нас! – вскочил на ноги Ника. – Удочки! С…с…сматываем!.. Р…р…рыба где?!
– Ты же ее отнес, – Левка тоже был уже на ногах. – Убил…
– Д…д…да?.. – Ника смотрел на брата… смотрел и не видел.
– Или не убил?..
Через минуту косой ливень накрыл берег с бегущей по тоненькой тропке парой подростков.
– Бросай! – кричал Левке в спину Ника, то и дело перепрыгивая с одного берега заливаемой водой тропы на другой. – Бросай уд…д…дилище, новых н…н…наломаем!
– А снасть?! – не оборачиваясь, огрызался Левка.
– Давай к д…д…дубу!
– Ага! В него и долбанет! Согласно законам!
– Говно твои з…з…законы! И мозги твои! Н…н…не помнишь ты н…н…ни хрена!
– А что?!
– Ж…ж…жанна рассказывала! Прадеда ее м…м…молнией убило! Тоже, как ты, з…з…знатока корчил! Народ под дуб р…р…рванул – цел остался! А п…п…прадед – куда подальше, в поле, и б…б…бабку за собой потащил, жену! Обоих – н…н…насмерть! Молнией! А н…н…народ – цел!
– Какой дуб?! Что ты сочиняешь?!
– Вот этот! Этот с…с…самый! Дуб! Сто лет с…с…стоит! Ни одной м…м…молнии!
– Что, Жанна точно рассказывала?! – оглянулся на бегу Левка.
– С тех п…п…пор только под ним в грозу и п…п…прячутся. Больше н…н…негде. Здесь.
Замедляя ход, понемногу отставая, Ника смотрел вслед брату, свернувшему с тропы и припустившему прямиком к дереву… Мамино: «Через дорогу идем – главное Левку за руку ухватить…» – перекрывая шум дождя, прозвучало как наяву. Левка уже подбегал к дубу… Что-то почти против воли, насильно взяв за подбородок, заставило Нику поднять к небу лицо.
Оказавшаяся не более чем дымовой завесой, клубившаяся над головой чернота, исчезая, обнажила мраморные небеса: покрытая паутиной светлых и темных разводов, стояла над лугом живая бездонная твердь… Не над, не над лугом (земля ушла из-под ног): вокруг и везде… и внутри… начиналась молния: идиосинкразия, непереносимость пространством самого себя – вот чем на деле были эти смертельные огненные проколы застывшего водопада, мириадами капель повисшего в воздухе. Как просто! Понятно и ясно: мраморные небеса! Ничто не происходит! Не происходило! Не произойдет! Ничего не было и быть не могло: ни чернильно-сизого мрака над головой под громовые раскаты, ни нового, самого яркого короткого замыкания – между небом и вытянутой навстречу, высоко взметнувшейся над землей огромной сухой рукой, просившей огня, ни этого, на весь луг, отчаянного, без малейших признаков заикания, Никиного крика: «Стой! Левка, стой! Не подходи к нему!», ни Левки (или уже не Левки…), обернувшегося на крик из вспыхнувшего гигантского ветвистого пламени, с треском рванувшего в небо.
Новый Каин
(2013, март, с воспоминаниями о 1995-2012)
Этот, всегда прямо от порога ожидавший, не дневной – не искусственный, свет, освобождавший от мыслей и дня, овладевавший глазами по пути из прихожей в комнату с окном, но совершенно с тем же, не уличным, светом… Эти, там, в комнате: круглый обеденный стол, диван, пара стульев, шкаф в полстены с витриной и платяным отделением…
Ника вспомнил, как поначалу, давным-давно, каждый раз машинально ощупывая себя руками – словно собирался войти не туда, в комнату, а в себя самого… Тогда как в себя – не через прореху в «здесь и сейчас», наоборот. Овладение собой – мгновенная, как у пловца, прыгнувшего с обрыва и проглоченного водой, секунда растерянности, в отличие от реального пространства-времени, заполняемая уже виртуальностью – одновременно им, Николаем… страницей, покрытой буквами («ш» – ша, да?..)… и как бы читателем… Внутри «всегда» нет никакого «впервые» или «в настоящий момент»: просто из «здесь и сейчас» во «всегда» вход только один – через то, как это было.
Через этот же, совершенно не уличный, свет:
– Ерша увидел – удочку повернул?.. А судака не увидел.
– Хочешь сказать: удочкой управлял судак?
Через этот же взгляд:
– Тот, кто его направил… То, что его направило. Понимаешь?
– Нет.
Через этот же голос:
– Ты живешь не потому, что родился.
– Потому что умру?
Через все то же, что и сейчас. Только – тогда:
– Река течет не потому, что толкают сзади, а потому, что тянут спереди.
– Причина и следствие меняются местами?
– Причина и следствие никогда не меняются местами. Просто причина не в прошлом, а в будущем. Во всем сразу.
– Я родился потому, что живу?
– Ты родился и живешь потому, что совершённое действие содержит несовершённые.
– Есть какое-то действие… В котором все совершено…
– И все, что ты делаешь, ты делаешь не потому, что «увидел ерша».
– А потому, что на меня идет судак… Но я ведь его не вижу.
– Теперь видишь.