Правый руль
Шрифт:
Глава вторая
Сайры, бочки и отряд маркообразных
Колёсами печально
в небо смотрит «круизёр»…
Сначала к машинам я был равнодушен. Не различал их, не замечал и уж точно не планировал становиться автомобилистом. Друзья ещё в школе спорили о сравнительных достоинствах «Сафарика» и «Крузака», а я даже после окончания университета с трудом отличал джип от легковушки. Я избегал всякого соприкосновения с техникой и вообще с грубым материальным миром. До известной степени это продолжается и теперь. В школе на УПК, правда, я каким-то непостижимым образом получил корочки автослесаря второго разряда, не разбираясь в автомобилях совершенно. Но интереса тогда ещё не было. Пытаясь понять, как юноша-гуманитарий стал фанатом этих железок, я иногда думаю, что виной всему мог стать язык. У пробуждения моего интереса к машинам, и именно японским машинам, могут быть чисто лингвистические корни.
Это вам не «Лада» с «Волгой», на которых фантазия отечественных «креаторов» иссякла, после чего они решили, не мудрствуя, обходиться цифровыми обозначениями. Поэтические наименования «японок» завораживали сами по себе, хотя я до сих пор не могу понять, почему дизельный, колхозно-грубого вида грузовик «Исузу» нежно назвали «Эльфом». Я вдруг обнаружил себя в самом центре того варева, где зарождается и шлифуется особый дальневосточный автомобильный жаргон. Я собственными ушами уловил ответ на старый риторический вопрос о том, кто сочиняет анекдоты. Я увидел, что все эти словечки, среди которых попадаются подлинные перлы остроумия, придумываются и распространяются самыми обычными, грубоватыми, даже не читающими, но порой на редкость чуткими к языку людьми. Эти хмурые или весёлые парни с полубандитскими лицами, сами того не зная, играют роль узелков на живой языковой грибнице. Это ощущается, как прикосновение к таинству, как находка того самого родника, от которого начинается течение реки.
Отдельные искорки постепенно разрослись в толстый фольклорный пласт. Язык играючи переварил многие тонны японского железа, сделав их фактором русской речи. Своими глазами я увидел, как рождаются каламбуры и жаргонизмы. Все эти члены зебр и фены (то есть жезлы и радары, которые держат в руках госавтоинспекторы — они же телепузики, зелёные человечки или продавцы полосатых палочек), все эти сотни «ксюш собчак под капотом» (имеются в виду, конечно, лошадиные силы). Понятные посвящённым трёшечные сайры — то есть спорткупе Toyota Soarer с трёхлитровым двигателем, целки на меху — Toyota Celica с механической коробкой передач, бочки, сугробы, улыбки, чемоданы, целые ворохи языковых драгоценностей, которые некому подбирать и классифицировать. Появление дальневосточного автомобильного жаргона, лишь частично совпадающего с общероссийским (и со старым советским), свидетельствовало о формировании на востоке страны новой социальной группы. Её сознание начало по всем канонам определяться изменившимся бытием, в котором место традиционных советских хозяйственных и идеологических реалий заняли они — японские машины, постепенно ставшие нашей экономикой, политикой, культурой и религией, не говоря уже о традиционных автомобильных ипостасях вроде средства передвижения и роскоши.
Язык отстаёт от жизни. Сначала появлялись новые предметы и понятия. Только потом мы стали их переваривать в родной речи, частично перенимая чужие словечки как есть, частично переводя или русифицируя их. Со временем, по мере отлаживания поставок автомобилей в Сибирь и дальше за Урал, во Владивосток потянулись орды покупателей с запада (под западом я понимаю всё, что находится западнее Владивостока, в том числе Забайкалье и Сибирь). Заезжие купцы расширяли географию нашего жаргона, распространяя его по стране подобно тому, как птицы переносят семена растений. Тем не менее полной унификации не произошло. Жаргон сумел сохранить любопытные региональные особенности. Если в Приморье Toyota Crown называют сугубо «Краун», что соответствует английской фонетике, то в ряде других регионов почему-то предпочитают говорить «Кроун» (есть ещё насмешливое, но редко употребимое «Сраун»). На соседнем, казалось бы, по дальневосточным меркам Сахалине автоматическую коробку передач называют не автоматом, как у нас, а гидромуфтой. Литьё (то есть литые легкосплавные колёсные диски, более красивые и дорогие, чем простая рабочая штамповка) — титанами. На западе России наш «Патрол» (Nissan Patrol) называют «Патрулём», переводя слово на русский, а не произнося буквально, как мы. Объяснить, почему получилось так, а не иначе, сегодня, наверное, уже не сможет никто. «Исторически сложилось».
Творцы автожаргона редко обладали филологическим образованием (хотя были и такие; в автобизнес хлынули все подряд — вдруг обедневшие инженеры, педагоги, учёные). Поэтому, обрусев, иностранные названия не всегда соответствовали канонически правильному произношению. В начале Великой Праворульной Эпохи люксовый внедорожник Toyota Land Cruiser нередко называли «Ланд краузер». Позже, в середине 90-х, национальный герой нашего города Илья Лагутенко использовал в своей знаменитой композиции «Владивосток-2000» не очень употребительную форму «круизёр» — возможно, просто для рифмы. Постепенно в качестве приоритетного варианта утвердилось приближенное к нормам английского произношения «Лэнд Крузер» (с ударением во втором слове на первый слог). В обиходе можно услышать варианты крузак, лэнд, кукурузер, тэ-эл-ка или тэ-эл-си от английской аббревиатуры TLC или просто мамка.
Toyota Chaser — пример того, как в речи вопреки логике утвердился заведомо неправильный вариант произношения. Сначала имя этого модного у молодых бандитов мускулистого заднеприводного хищника произносилось то чейзер, что наиболее правильно, то чазер или чайзер. В итоге прижился, как ни странно, именно последний гибридный вариант, самый неправильный из трёх. Уже от него пошло и полушутливое прозвище этой же машины — чайник. Мой ранимый слух победителя школьных районных олимпиад по русскому и английскому долго сопротивлялся «чайзеру», но в итоге пришлось смириться: язык — живой, ему не прикажешь. Теперь и для меня этот выразительнейший представитель славного племени маркообразных (от Toyota Mark II) заднеприводных седанов — только чайзер. То же самое — с микроавтобусом Toyota Hi Ace. Никто не назовёт его «хай эйс», для русского языка и слуха более удобным оказалось просто хайс. Так же когда-то прижились в нашем языке Техас, Лондон, Париж и Неаполь, а не Тексас, Ландон, Пари и Наполи. И никуда уже не денешься.
Проникая в нашу жизнь, новые понятия порождали новые слова. Покемония, Япия, Попония, Косорыловка — это всё Япония, куда мы без неё. Паки — пакистанцы, хозяева японских стоянок подержанных автомобилей, которые зажравшиеся самураи сбрасывают, по нашим меркам, практически новыми, не нюхавшими ещё бензина по-настоящему. Аук — автомобильный аукцион. Каждая новая машина, выгружаясь на причалы Владивостока, Находки или Зарубино, чем-нибудь да обогащала наше арго. Губа — массивный, низко висящий передний бампер, элемент обвеса (если обвесы — по кругу, то это уже юбка). Чемодан — маркообразный автомобиль в старом, от середины 80-х до начала 90-х, угловатом кузове, напоминающем чемоданы советских отпускников. Паскудик — слово на самом деле ласковое. Так называют популярный компактный джип Suzuki Escudo (в евроверсии с левым рулём этот автомобиль известен как Vitara), он же эскудик или эска. Улыбка — поколение бюджетного седана Toyota Carina 1992–1996 годов, у которой линия задней оптики действительно выполнена в форме улыбки. Бочка — Toyota Corona 1992–1995 годов рождения, плотная, мясистая и правда бочкообразная, словно надутая изнутри. Сайра — это Soarer, звучит вполне по-тихоокеански. Не ломать же язык столь неудобопроизносимым английским словом, пусть оно и переводится красиво — «парящий», «паритель» («парящая сайра» — замечательно! Выведенный в Приморье новый вид летучей рыбы). Сафарь — здесь мягкий знак, переводя слово в мужской род, сообщает подчёркнуто брутальный характер бесполому «Ниссан-Сафари». Ведь это один из немногих стопроцентных внедорожников — огромный, с «честной» рамой, двумя мостами, знаменитым турбодизелем, наличием понижающего ряда передач. Целка — ничего неприличного. Как ещё в обиходе именовать стремительную приземистую двухдверку Toyota Celica?
Несмотря на фонетическую близость, никто не назовёт крошечный малолитражный Nissan March (на западе он известен в леворульном варианте под именем Micra) марчеллой, как Mark II. И наоборот — маркушник не назовут марчком. В словах Короллка и Санька суффиксы подчёркивают легковушечность и непритязательность Toyota Corolla и Nissan Sunny, этих японских «лад». А вот представительский Crown никак не назовёшь краунком, скорее — краунягой или даже краунищем.
В своё время в русской речи укоренилось слово шестисотый, к которому уже можно не прибавлять избыточное «Мерседес». Нечто подобное произошло и с Land Cruiser, занявшим в Приморье примерно ту же престижную нишу, какую в Москве оккупировал пресловутый шестисотый. Со временем эту машину многие стали называть даже не крузаком, но восьмидесяткой или соткой в зависимости от поколения, смена которого фиксируется номером кузова. Помимо завуалированного намёка на пусть не кровное, но явное ментальное родство с «Мерседесом» (там — шестисотый, тут — сотый), такое обозначение несёт в себе определённый информативный посыл. Ведь лэнд лэнду — рознь. Одно дело — танкообразная двухмостовая восьмидесятка, на которой впору прыгать по таёжным заломам и форсировать реки. Другое — люксовая, но несколько уже приевшаяся сотка. И третье — огламуренный двухсотый. Последнему, кстати, не совсем подходит это мрачноватое прозвище, отсылающее к жаргону «афганцев» и «чеченцев» и намекающее (memento mori!) на рискованность профессии многих обладателей подобных автомобилей.
Постепенно слово «иномарка» во Владивостоке потеряло свой смысл, превратившись в синоним слова «автомобиль» (как «японское» давно стало синонимом «качественного» или «хорошего»). Когда все автомобили — иномарки, впору выделять корнем «ино-» скорее отечественные автомобили, по мере своего вымирания становившиеся на наших дорогах всё большей экзотикой. Нечуткие к языку и отражаемой им реальности местные телекомментаторы, впрочем, до сих пор употребляют это слово: «Столкновение двух иномарок на площади Баляева…» Это всё равно что в СССР подчёркивать каждый раз: «Водитель отечественной автомашины…»
Обессмыслилось и слово «новый» в применении к автомобилю. Есть, конечно, и в Приморье те, кто покупает машины в автосалонах — в полном смысле слова новыми. Но статистически они погоды не делают. У нас появилось определение беспробежный, то есть — только что из Японии, без пробега по российским дорогам, хотя на том берегу моря автомобиль, естественно, эксплуатировался в течение нескольких лет. По смыслу к беспробежному близок термин свежий — то есть ещё не устаревший с точки зрения обновления модельного ряда и недавно привезённый из Японии. В Приморье семи-восьмилетнюю машину никто не назовёт «хламом» или «старьём». У нас действует иная система отсчёта, в которой за условный ноль принимается дата ввоза в Россию. До этого, в период своего идиллического японского существования, машина как бы не стареет и остаётся практически новой. Этот нюанс и зафиксирован словами беспробежка и свежий.