Праздник Святого Йоргена
Шрифт:
С левой стороны стоят молодые скептики из «башни», привлекая к себе всеобщее внимание. Они собрались здесь, чтобы, во-первых, «лучше изучить народ», а во-вторых, посмотреть на Давуса-герольда с рогом и в красном трико. Вот Герман, затянутый в корсет и похожий на сушёную воблу; вот Тимофилла, дочь секретаря; а вот хохотунья Роза, сестра Олеандры. Они болтают и смеются, проявляя возмутительное неуважение к святыне, что вызывает справедливый гнев и нарекания почтенных богомольцев.
Звучит музыка. Пожилые паломники держатся за руки,
Внимание! Грянул марш первосвященников. Вот они, идут! Идут! Распахиваются боковые врата, и оттуда торжественным и мерным шагом выходят первосвященники в праздничных фиолетовых сутанах, расшитых красными драконами. Вот они опускаются в свои кресла. За спиной у них толпятся служки с балдахинами и маленькими зонтиками от солнца.
Воцаряется благоговейная тишина. Ведь в этих роскошных креслах сидят сейчас семь могущественнейших мужей города, да и не только города, а всей округи.
Лица у всех становятся серьёзными.
— Смотрите, это Давус! — шепчет Тимофилла, задыхаясь от смеха.
Хохотушка Роза закусывает губы.
На паперть собора выходит герольд — Давус, в зелёном, шитом золотом плаще, — и трижды трубит в большой соборный рог. Руки у него дрожат.
— Секретарь соборного капитула приветствует вас, — кричит Давус срывающимся голосом и открывает праздник чтением отчёта капитула за истёкший год. — Слушайте внимательно и не устраивайте давки!
Он уже весь взмок от волнения и старается не смотреть в сторону своих приятелей из «башни».
Секретарь, жирный и равнодушный, выступает вперёд и начинает читать гнусавым голосом:
— Начинаем двести пятьдесят третий праздник святого Йоргена! Милости просим к нам. За истёкший год собор посетили восемнадцать тысяч паломников. Восемь тысяч четыреста паломников прикоснулись к чудотворному плащу. Из них триста десять чудесным образом исцелились. Двое подагриков частично обрели способность ходить и бросили костыли. Сорок три человека исцелились в святом источнике от чесотки, а здоровье всех остальных значительно улучшилось.
Юноши и девушки из «башни» толкают друг друга локтями и ехидно переглядываются.
— Семнадцатого января сего года на соборе была поставлена новая труба. Третьего марта мы понесли великую утрату. Её преподобие соборная невеста скончалась от крапивной лихорадки восьмидесяти четырёх лет от роду.
— А вы бы окунули её в источник! — наивно заметил старый Тобиас.
В толпе кто-то захохотал.
— А может, у неё была водобоязнь! — изрёк какой-то крестьянин. Он, видно, хватил лишнего и теперь с трудом держался на ногах.
Одни весело хохочут, другие возмущённо шикают на весельчаков. А секретарь невозмутимо зачитывает параграфы отчёта под рубрикой «Завещания, оставленные в пользу собора». После каждой статьи он бормочет: «Да будет благословенна память завещателя».
— Гроссмейстер, доклад зачитан.
Снова
— Слушайте все! Центральный капеллан зачитает послание о бегстве святого Йоргена из города!
Раздаются звуки фанфар, в толпе начинается движение.
Главный капеллан всегда производил на паломников очень сильное впечатление своей могучей фигурой, громовым голосом и жизнерадостным бесстыдством. Это был великий бабник, жадный и беспощадный ростовщик. Обирая свою жертву, он ласково улыбался, а снимая с должника последнюю рубашку, щедро расплачивался остротами.
Его появление на паперти паломники встречают рукоплесканиями. Польщённый, он кланяется, а потом нараспев елейно произносит:
Подай мне манускрипт святой — о древних временах рассказ, рассказ бесхитростный, простой, без лишних слов и без прикрас.Слуга протягивает капеллану евангелие от Йоргена, и тот начинает читать.
Из восьми передних зубов, жёлтых и крупных, один у него недавно выпал, однако это не мешает сластолюбивому старцу заигрывать с молодыми прихожанками и паломницами.
— В старину, — начинает он, — многие знатные мужи нашего города… э-э… вели жизнь весьма греховную.
— Они и сейчас грешат вовсю! — кричит кто-то из толпы, испортив капеллану его многозначительную паузу.
Реплика передаётся из уст в уста и постепенно обходит всех собравшихся на праздник. Волна шёпота и хихиканья прокатывается от первых рядов до последних и вызывает у входа в рощу взрыв безудержного веселья.
Лишь молодые люди и девицы из «башни» вдруг нахмурились, словно им нанесли личное оскорбление.
— Чернь! — заявляет Тимофилла.
— Скоты! — соглашается Герман.
Наконец воцаряется тишина. В толпе происходит лёгкое движение, и два здоровенных служителя отводят куда-то дерзнувшего нарушить тишину… Капеллан собирается с мыслями и продолжает читать евангелие, и этот священный текст помогает паломникам вновь обрести серьёзность.
А в это время с Виселичного холма спускался странник в запылённой одежде пастуха, в широкополой шляпе и с посохом в руке.
Это был Микаэль Коркис.
«Итак, теперь я — святой Йорген, и после трёхсотлетнего отсутствия возвращаюсь в родной город».
Он прошёл через Крапивный луг, мимо старого водяного насоса и остановился на опустевшей площади Йоргена, возле дворца гроссмейстера.
«Они поставили мне здесь памятник. Что ж, это неплохо. Но город безлюден. Видно, все отправились к собору, чтобы посмотреть на мой плащ».
Так Микаэль вживался в трудную и рискованную роль, которую собирался сыграть в этот, может быть, последний вечер своей жизни.