Предание Темных: Вечность не предел
Шрифт:
(..ну же, крошка, поделись со мной своими секретами! расскажи, что ты сделала со стариком шотетом?!..)
Когда я понимаю, откуда мне вдруг знакома эта фамилия, в горле пересыхает. Совпадение?
(..я не верю в совпадения, джен, и тебе не советую..)
– Шотет? – переспрашиваю я, стараясь не выдать нездоровой заинтересованности именно после оглашения этой фамилии – а почему «не из наших»? Что это значит?
– Не американец он, иммигрант. То ли швед, то ли венгр, черт его знает, ну барон вроде был, это вроде да. Делать
– Так и что Шотет? – аккуратно возвращаю дядю Джона на прежнюю суть разговора, совсем как мама в аэропорту, когда он забылся своим очередным словесным потоком – как замок заброшенным-то оказался, не знаешь? У него же наверняка были дети, внуки.. вряд ли бы кто бросил его. Даже если не жить – продать ведь за большие деньги можно.
– Ну это да – одна рука все еще на руле, второй задумчиво потирает щетину – были у него потомки, да только все как один – взгляд через салонное зеркало на меня и недвусмысленное движение пальцев у виска – со странностями.
– Психи?
– Ну не то чтобы.. ну в психушке никто не лежал. Зато им этот замок, как личный диспансер стал. Затворниками они в нем жили – наконец, удосуживается пояснить он – ни с кем не общались. Настолько ни с кем, что даже черт его знает, кем ему приходился последний жилец замка.. внуком, правнуком, племянником.. черт его знает.
Главное так и остается непонятным:
– Так и как замок-то в итоге забросили? – хмурюсь – если были потомки, и тем более, если они безвылазно в нем жили..
Дуган смотрит на меня с некоторым сомнением, словно я залезаю в те дебри, в которые залезать пока рановато. Это начинает нервировать – что, и здесь, в Америке, где «плюнь и в стопку», вновь появляются какие-то секретики? В Лэствилле, где таковых от моего рождения никогда не было?
Где все настолько прозрачно, что без всяких желтых газет и сенсационных разоблачений узнаешь, с кем жене изменяет мэр и кто сколько тянет из городского бюджета?
– Последний потомок уже лет двадцать назад умер – в итоге говорит он – завещания не нашли, родственников тоже. Детей, вроде, не было у него. А по законам Лэствилла в таком случае никто и не имеет право трогать недвижимость ровно двадцать лет. На случай, если наследники вдруг объявятся.
С сомнением хмурюсь:
– Двадцать? Не долго ли?
– Будто я придумывал эти законы, Джени! Долго или не долго, откуда ж мне знать. Ну вот так вот. А как эти самые двадцать лет минут, если никто не найдется, разумеется, то здание отходит городу.
– И что, сейчас как раз истек срок? Ну.. раз его открыли и даже проводят там городское собрание?
Не в честь ли этого они его там проводят?
Конечно, такая махина. Ее разобрать на аренду или еще чего (что быстро сообразит Маккензи) и городской бюджет тут же пополнится. Городской бюджет, половину из которого он тут же спустит на свою дешевую копию Эмбер Херд.
Брови Дугана сходятся к переносице, словно с этим вопросом связано какое-то его личное недовольство. Сложно понять какое – комиссар и заброшенный старый замок. В
– Почти.
Однако, этого хватает, чтобы я решила больше не развивать эту тему. Дядя Джон редко злится (насколько я помню из тех времен детства, когда он к нам еще заезжал чуть ли не каждый день), и обычно на злость его выводило только какое-то жульничество. Допустим, смотрит новости, а там говорится что такой-то такой-то министр такой-то такой-то закон принял или типо того. И он бывает как разорется, мол, что тот (сукин сын, мать его за так) только наживиться на этом хочет.. даже отцу иногда выводить его во двор приходилось, за сигаретой в чувства приводить. А уж что было, когда Трампа президентом выбрали.. ух.
И если его сейчас так злит эта тема – значит, наверное, она опоясана жульничеством (по крайней мере, в этом убежден сам дядя Джон). И чем больше ее обсуждать – тем больше он будет выходить из себя. Мне этого не надо.
Зато, кажется, метод срабатывает – Дуган успешно забывает о том, что я так часто хватала телефон, и я больше не замечаю его любопытных взглядов украдкой на меня через зеркало.
Впрочем, и едем мы после не так уж долго.
В скором времени он прибавляет скорости и во двор замка мы заезжаем, едва ли не упираясь в тыл веренице машин. Полагаю, именно в одной из них и сидит мэр, из-за которого дядя Джон и обязан тут торчать.
Из-за чего и я обязана тут торчать.
Не езди он за ним, не знал бы где собрание – и это ведь отличная, действительно была отличная откоряка!
Вздохнув, выбираюсь из салона, едва машина останавливается. Но забываю про ремень, потому он врезается, останавливая меня, и приходится на ощупь, запустив руку обратно, искать защелку. Высвободившись, оказываюсь снаружи уже одновременно с Дуганом.
Из одной из машин выбирается, как я и подозревала, мэр. Спешно оглядев остальные тачки (видимо, на наличие такси), он в итоге замечает меня рядом со служебной машиной. Мгновение, переведя взгляд с меня на комиссара, я вижу во взгляде Маккензи какое-то беспокойство.. и что ли недовольство?
Но вот он быстро натягивает усталую улыбку, делает что-то, очень отдаленно похожее на махание рукой мне (то ли приглашая внутрь, то ли просто давая понять, что заметил меня), после чего заходит в замок.
Дядя Джон лишь фыркает:
– Ну хоть сюда приперся без своей куклы.
– Ты про Эрджи? – догадываюсь.
– Ага. Ему бы только о молодых дурах сейчас думать, с его-то ворохом проблем, старый пердун..
Он ворчит что-то еще, но уже слишком тихо и словно бы нарочно неразборчиво. Подозреваю, это какие-то уж слишком грязные ругательства, которые, памятуя обо мне еще как о «маленькой Джени» он не допускает говорить вслух.
– Ладно, пошли – в итоге кивает, когда большая часть людей, что приехали в машинах, скрываются внутри – хоть толкучки не будет. А то все такие приличные, а ноги-то, мудозвоны, пооттопчут и не заметят.
Я усмехаюсь, но когда уже поднимаемся, замечаю:
– Они все были в платьях да костюмах – невольно вспоминается фуршет у Грэдиша – я в своем мятом перелетном прикиде, наверное, буду совсем не к столу.
– А тебе это важно? – скептично вскидывает он бровь.
– Да не очень – помедлив, признаюсь.